Сектор Орион - Мир Беллатрикс - Сказочный мир

Chanda, сказка про Хоку очаровала

Vilvarin, спасибо!

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

9 декабря - Международный день борьбы с коррупцией

Георгий Русафов

Чисто по царски

Однажды перед царским дворцом остановился бедный продавец яблок. Весь его товар – ароматный и румяный – был сложен в две корзинки, которые покачивались из стороны в сторону на спине тощего осла. Стоял тихий жаркий полдень. Голосистый весёлый продавец во всё горло расхваливал свои яблоки:

Кому яблок, кому яблок

Красных, сочных, спелых яблок…

Эй, бегите, не скупитесь –

Сладких яблочек купите!..

Заслышав песенку, его тотчас окружили дети, женщины, старики. Каждый давал по пятаку и тут же, не отходя, принимался грызть сочные плоды… Царь в это время стоял у окна. Увидел он, с каким аппетитом все жуют румяные яблоки, и ему захотелось их отведать. Царь хлопнул в ладоши.

На его зов явился главный царедворец.

- Возьми эти пять золотых и купи мне на них яблок вон у того человека! – сказал царь, сунув в руку придворному пять блестящих монет. – Отдай ему все эти деньги, только чтобы яблоки все до одного были сладкими и сочными и таяли во рту как конфеты!..

Царедворец поклонился до земли и вышел.

Оставшись один, он разжал кулак, и на его ладони засверкали царские золотые. Он сказал себе:

- Дурачок наш царь – не знает цену деньгам!.. На эти золотые можно купить целых пять повозок отборных яблок!

Недолго думая, царедворец сунул две золотые монеты в свой глубокий карман и велел позвать к себе своего первого помощника. Когда тот вошёл, он положил на стол оставшиеся три монеты и строго наказал:

- Спустись вниз и купи на три золотых яблок для царя! Да только гляди в оба: яблоки должны быть как одно сочными и сладкими – для царских уст!

Помощник главного царедворца забрал золотые и бросился выполнять царский приказ. Но стоило ему скрыться с глаз своего начальника, как он принялся ласково поглаживать золотые. Потом огляделся по сторонам, убедился, что его никто не видит, и быстро сунул одну монету за пазуху…

Тут из-за мраморных колонн сумрачного зала показался главный повар царской кухни, который куда-то спешил. Помощник главного царедворца подозвал повара, сунул ему в руку два золотых и, нахмурив брови, распорядился:

- Пойди купи на эти деньги яблок царю!.. Только гляди, чтобы ни одна монета не попала в твой кошель, пока дойдёшь до продавца. Не то царь тебя повесит!

Главный повар обещал в точности выполнить наказ. Но, дойдя до первого поворота лестницы, воровато оглянулся. Нигде не было ни души.

«Не пойман – не вор!» - хитро подмигнул сам себе повар, и одна из двух монет исчезла в его парчовой мошне…

Во дворе главный повар встретил начальника дворцовой стражи и, отдав ему последний золотой, сказал, что нужно купить царю, а сам – как ни в чём не бывало – отправился по своим делам.

- Как же, так я и отдам деньги этому глупцу, который явился со своим товаром прямо в пасть волку! – сказал начальник стражи и, хмуро глянув вслед повару, преспокойно спрятал последний царский золотой за широкий пояс.

Потом подозвал двух стражников и, придав своему лицу сердитое выражение, направился с ними к тому месту, где весёлый продавец яблок продолжал зазывать покупателей. Когда начальник дворцовой стражи со стражниками подошёл к нему, он уже распродал одну корзину и принимался за другую…

- Кто тебе разрешил продавать тут этот мусор – здесь царская площадь, а не базар! – заорал он на продавца яблок таким громким голосом, что все собаки, поджав хвосты, бросились в соседние переулки. Потом, повернувшись к стражникам, приказал: - Повесить этого негодяя на первом же фонаре, чтобы он в другой раз не мусорил своими гнилыми яблоками на царской площади!

Поняв, что усатому верзиле ничего не стоит его погубить, продавец яблок вырвался из рук стражников, бухнулся их начальнику в ноги и взмолился:

- Смилуйся, сударь!.. У меня шестеро малых деток – они без меня помрут с голоду. Пощади меня ради них!

Начальник сначала и слушать не хотел: повесить – и всё тут!.. Но потом усмехнулся, великодушно махнул рукой и проворчал:

- Ладно, на этот раз так и быть прощаю!.. Но в наказание я заберу у тебя яблоки для царских свиней… А если ты осмелишься явиться сюда ещё раз – пеняй на себя. Ну-ка, убирайся отсюда живо, пока я не передумал!

Услышав этот милостивый приговор, продавец яблок не чуя под собой ног от радости, поставил на землю полную корзину яблок, пнул ногой своего ослика, и только его и видели. Стражники взвалили корзину на плечи, и она медленно, с остановками, проделала тот же путь, что и пять царских золотых монет, только в обратном направлении. Причём яблоки постигла та же участь. Начальник дворцовой стражи взял себе половину яблок. Главный повар, не будь дураком, припрятал половину оставшихся яблок в потайном стенном шкафу. Первый помощник первого царедворца тоже не обидел себя. А главный царедворец отобрал из дошедших до него яблок пять штук и, положив сочные ароматные плоды на золотое блюдо, преподнёс их собственноручно с низким поклоном царю…

А в это время продавец яблок – счастливый, что удалось избежать виселицы, разъезжал по улицам города на своём ослике, распевая во всё горло нехитрую песенку:

Завтра снова приходите

Сладких яблочек купите!..

Услышал его песенку царь. Мрачно взглянул на пять яблок, красующихся на золотом блюде, и сердито пробормотал:

- Ещё бы ему не петь, ещё бы не быть весёлым, если он каждое яблоко продаёт за золотой!.. А люди покупают хоть бы что – значит, у них много денег!

И он поступил чисто по царски: приказал обложить народ новыми налогами, каких никто не видывал…

Прикрепленное изображение (вес файла 479.7 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 790.9 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

11 декабря - Международный день гор

Странствующие горы

Маорийская легенда

В те дни, когда боги еще не удалились на небо, многие горы жили счастливо на берегах озера Таупо посередине Рыбы Мауи. Они вместе ели, трудились, играли и любили друг друга, но время шло, и между ними начались раздоры. Тогда молодые горы стронулись с места. Одни отправились на север, другие - на юг. Горы торопливо бежали ночью и останавливались, как только всходило солнце.

Около Таупо остались лишь Тонгариро, Руапеху и Нгауру-хое. Тонгариро взял в жены Пифангу, небольшую нарядную гору, которая жила по соседству с ним. У них родились дети: Снег, Град, Дождь и Изморозь. Пифанга любила убеленного сединой Тонгариро, а когда широкоплечий Таранаки начал заигрывать с ней, Тонгариро в ярости прогнал Таранаки далеко на запад. Таранаки добежал до самого моря и оставил позади себя глубокое ущелье, по которому теперь течет река Уонгануи (Река Уонгануи впадает в Южный залив Таранаки Тасманова моря.). На берегу моря Таранаки уже мог не бояться мести Тонгариро, но ветер донес до него облачко дыма, подхваченного над вершиной рассерженной горы.

Пожав плечами, Таранаки медленно пошел вдоль берега. Он ненадолго задержался в Нгаере, а когда вновь тронулся в путь, на земле осталась большая впадина, которая потом превратилась в болото Нгаере.

На рассвете Таранаки достиг мыса, который вдавался глубоко в море (Мыс Эгмонт; разделяет Северный и Южный заливы Таранаки в Тасмановом море.), и остался там навсегда. Иногда он проливает слезы, вспоминая Пифангу, и тогда его окутывает туман. А иногда Тонгариро вспоминает о дерзости своего далекого соперника, тогда пламя гнева клокочет у него в груди и густое облако черного дыма повисает над его головой.

Прикрепленное изображение (вес файла 136.4 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 134 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 240.8 Кб)

Кир Булычев

Копилка

Моральные нормы в разных концах Галактики различны, а соблазны, порожденные наукой, велики. Попробуйте поставить себя на место существа, с вашей точки зрения, безнравственного: как бы вы повели себя на его безнравственном месте? Вот, скажем, поступок Миши Стендаля — он понятен для жителей города Великий Гусляр, но будет ли одобрен на отдаленной планете? И не вызовет ли ответных мер?

Миша Стендаль сидел в городском сквере у центральной площади и ждал автобуса, на котором должна была приехать из Вологды Шурочка Родионова. Автобус опаздывал, и розы, купленные у тетки Ариадны, уже повяли. Было жарко. Шел третий час дня.

Когда пришелец из космоса проходил мимо скамейки, Стендаль не сразу сообразил, что это пришелец, так убедительно он был замаскирован под человека.

Но тут Миша увидел копилку.

Пришелец прижимал ее левой рукой к боку, как толкатель прижимает ядро, входя в сектор. Это был шар, покрашенный в красный и желтый цвета таким образом, что мог сойти издали за большое яблоко.

— Разрешите? — спросил пришелец у Стендаля.

— Пожалуйста.

Пришелец сел рядом, положил копилку на колени и прикрыл ее ладонями. С минуту он молчал, глядя на колокольню и ворон над ней, затем обернулся к Стендалю и сказал:

— Автобус опаздывает. Будет через час.

Природа обделила его вопросительной интонацией.

— Как вы узнали? — спросил Стендаль.

— Знаю.

Теперь у Стендаля не оставалось сомнения, что перед ним пришелец из космоса.

— Издалека к нам прилетели?

Жители других городов удивляются обыденности гуслярской реакции на пришельцев. А что удивляться — привыкли, вот и все.

— Имя моей планеты ничего вам не скажет.

Стендаль кивнул, соглашаясь с пришельцем.

— Вы хорошо говорите по-русски, — отметил он.

— Прошел курс обучения. А сейчас мы теряем время.

— Но мы не можем поторопить автобус.

— Но можем поторопить время.

Стендаль сдержал улыбку.

Пришелец поглядел на него в упор. Глаза у него были темные, скучные, настойчивые.

— Люди, — сказал он с осуждением, — враги времени. Они выбрасывают его, терзают, убивают и топчут.

— С вами трудно спорить, — вежливо ответил Стендаль, поглядывая направо, откуда должен был показаться автобус.

— Уже час вы ничего не делаете, — сказал пришелец, — а ждете автобус, который в данный момент меняет спущенный баллон в сорока километрах от вашего города. Я вам могу помочь. Я возьму у вас лишнее время.

— И что произойдет?

— Приедет автобус. Вы встретите свою возлюбленную. А я положу час времени в этот аккумулятор.

Пришелец приподнял ладони, чтобы Стендаль мог получше рассмотреть копилку.

— Никель-кадмиевый? — спросил Миша, проявляя некоторое знакомство с научно-популярной литературой.

— Нет, стеклянно-оловянный, — ответил пришелец серьезно. — Но с двойным деревянным микросепаратором. Уникальная вещь.

— Понятно, — сказал Стендаль, потому что ничего не понял. — Но зачем вам время?

Он сразу поверил пришельцу, однако принцип аккумуляции времени был для него нов.

— Время — самая большая ценность во Вселенной. От его недостатка гибнут цивилизации. Я агент по сбору времени. То, что не нужно вам, в ином месте стоит бешеных денег.

Говоря так, пришелец вытащил из кармана серебряный проводок, один конец которого он прикрепил к копилке, а второй, с иголкой на конце, протянул к руке Стендаля.

— Больно не будет, — сказал пришелец. — Только дотроньтесь до конца проводка, и время, которое для вас лишнее, перейдет в мою копилку.

Жара не спадала, автобус опаздывал. Стендаль протянул руку. Правда, оставалась опасность, что пришельцу нужно не время, а, допустим, кровь Стендаля, но вероятность ее была очень мала: среди высокоразвитых цивилизаций, которые посылали корабли к Земле, изуверы еще не встречались.

Стендаль ощутил легкий укол, за которым последовал негромкий щелчок в голове.

— Спасибо, — сказал пришелец. — Надеюсь, мы еще увидимся.

Он сунул проводок в карман и поднялся. Миша вежливо наклонил голову и увидел, что тени на земле стали длиннее. Он поднял голову — кучевые облака, которые висели посреди неба, куда-то исчезли. Стендаль не успел обдумать это, потому что справа из-за угла показался пыльный, усталый автобус. Надо бы поблагодарить пришельца, — подумал Стендаль, но того не было видно: наверное, охотился за другими бездельниками. А может, и не надо благодарить, потому что автобус конечно же приехал сам по себе. А пришелец ничем не отличался от тех надоедливых гостей из космоса, которые то и дело возникали в Великом Гусляре со своими блокнотами и магнитофонами, чтобы проводить психологические исследования землян.

Шурочка была рада тому, что Стендаль ждет ее. Стендаль сказал:

— Прости, что цветы завяли. Жарко очень.

— Ничего, — сказала Шурочка. — Я их в воду поставлю. Мы бы не опоздали, если бы не этот баллон.

— Какой баллон?

— Ну колесо. Целый час меняли, если не больше.

Стендаль посмотрел на часы: начало пятого. Правда, не исключено, что он задремал на скамейке. И все же ему хотелось еще раз встретиться с пришельцем. Если тот не лжет, в Великом Гусляре он найдет золотую жилу.

Вечером, проводив Шурочку из кино, Стендаль столкнулся на улице с Корнелием Удаловым, начальником стройконторы. Тот спешил.

— Миша, — сказал он, — как насчет субботней рыбалки?

— До субботы еще дожить надо, — ответил Стендаль. — Пять дней.

— Если не меньше, — загадочно сказал Удалов и поспешил дальше.

— Я вас провожу! — крикнул Стендаль вдогонку.

— Не стоит.

— Почему?

— Личная встреча.

И тогда Стендаль задал вопрос в лоб:

— Пришельцу время отдаете?

— Что? — Удалов остановился. — Ты знаешь?

— Сам отдавал.

— Тогда идем.

Они шли быстро, Удалов рассказывал:

— Я в магазине был, леску покупал. Там еще другие были. Грубин, Ложкин. Тот пришелец слушал, как мы говорим, а потом подходит ко мне и спрашивает: «Трудно, Корнелий Иванович?» — «Что трудно?» — говорю. «Ждать трудно. Пять дней до субботы, пять дней ждать того сладкого момента, когда можно будет поплевать на червяка, широко размахнуться и закинуть крючок в тихие воды озера Копенгаген». Ясное дело, человек понимающий. А он продолжает: «Хотел бы ты, Удалов, чтобы завтра с утра была суббота?» — «Шутите!» — отвечаю. «Какие шутки, — говорит он. — Приходи вечером в гостиницу „Гусь“, в комнату три, сдашь мне лишнее время». Я решил — шутит, бывают же пришельцы с чувством юмора. Но потом пришел домой, на столе квартальный отчет, жена ворчит. Не выдержал, написал записку…

— Какую записку? — перебил Стендаль.

— А он велел. Напиши, говорит, записку, что тебя в командировку послали. Чтобы другие не спрашивали — где Удалов?

— Что-то не нравится мне эта благотворительность, — сказал Стендаль. Но развить свою мысль не успел, потому что подошли к гостинице, и Удалов скрылся за дверью.

А Стендаль остался на улице, чтобы подумать и подождать. Прошло минут пятнадцать. И тут под светом фонаря Стендаль угадал еще одно знакомое лицо. Лицо принадлежало Серафимову. Слегка одутловатое, оно приелось всему городу, потому что не сходило со щита «Не проходите мимо». После того как Стендаль в хлестком фельетоне разоблачил его антиобщественную сущность, Серафимов пить не прекратил, но проникся к Мише уважением, так как благодаря ему приобрел репутацию первого пьяницы в Гусляре. А слава всегда приятна.

Завидев Стендаля, Серафимов широко усмехнулся, вытащил из-за пазухи сильно потертую вырезку из газеты и помахал ею вместо приветствия.

— Помню, — сказал он. — Перечитываю. Здорово ты меня!

— Вы куда собрались? — спросил строго Стендаль, который нес ответственность за судьбу своего антигероя.

— Есть один хороший человек, — сказал Серафимов. — Поможет.

— В чем поможет?

— Комната три. Лишнее время собирает.

— А вы тут при чем?

— До получки сколько, а? Шесть дней. А от прошлой что осталось?

И вместо ответа Серафимов поболтал рукой в кармане, откуда донесся жидкий звон.

— Что он вам обещал? — спросил Стендаль.

— Ты, говорит, заснешь, понимаешь, а проснешься — уже и получка.

— А до получки кто за вас работать будет?

— Тоже мне работа, — вздохнул Серафимов. — Одно перевоспитание.

И с этими словами он исчез в дверях гостиницы.

В течение следующего получаса в гостиницу входили разные люди. Некоторые выходили обратно, некоторые — нет. Пробило одиннадцать часов, а Удалов так и не вернулся. Стендаль решительно вошел в гостиницу и постучал в дверь третьего номера.

— Войдите, — послышалось в ответ.

Комната была невелика. Кровать под розовым байковым одеялом с белочками, шкаф, стол с графином и двумя стаканами. На столе рядом с графином лежала копилка.

— Сколько отдаете? — сразу спросил пришелец, не узнав Стендаля.

— Я не отдаю, — сказал Стендаль. — Хочу поговорить.

— Давайте. Только недолго. Трудный день. Собираюсь поспать. Завтра будет еще труднее.

— А как со временем? — спросил Стендаль. — Не жалко тратить на сон?

— С моими запасами, — пришелец любовно погладил копилку, — я могу смело проспать неделю.

— Много набрали?

— Сегодня больше, чем вчера, — туманно ответил пришелец. — Лавинообразный эффект.

— А где Удалов? — спросил Миша.

— Ищите его в субботу. Он на рыбалку спешил.

— Нет, где он сейчас?

— Не знаю, — сказал пришелец. — Я торговый агент, в технические подробности не вдаюсь. Нет его до субботы, нигде нет.

— А Серафимов?

— Возникнет в день зарплаты. И остальные — кто когда. Кстати, хотя мой рабочий день закончился, по дружбе могу взять у вас время до шести завтрашнего вечера.

— Зачем? — не сразу понял Стендаль.

— Шурочка Родионова кончает работу в шесть, — проявил информированность пришелец.

— Нет, спасибо, — сказал Стендаль и откланялся.

Настроение у него было поганое. Он был растерян. Особенно его смущал лавинообразный эффект.

На следующий день Стендаль понял, что пришелец не теряет даром ни минуты. На улицах было меньше людей, чем обычно, автобус оказался полупустым, да и в редакции городской газеты, где Стендаль работал, кое-кого не хватало. Слух о пришельце прошел по всему Великому Гусляру. Стендалю представились ужасные картины опустевшего города, последние жители которого мнутся в очереди к гостиничному номеру.

Надо было что-то делать.

Хорошо бы, конечно, разбить к чертовой бабушке эту копилку. Но вдруг люди, которые неизвестно где отбывают отданное время, не вернутся к своим семьям? Стендалю не давали сосредоточиться визиты и телефонные звонки: женщины, потерявшие мужей, а также мужья, потерявшие жен, штурмовали газету, полагая, что она может им помочь. Особенной оказалась встреча с Ксенией Удаловой, которая не поверила в пришельца, поскольку была уверена, что Корнелий уехал в Потьму к мифической возлюбленной Римме.

Сначала Стендаль объяснял, в чем дело, но потом перестал, потому что некоторые тут же кидались к пришельцу, чтобы отдать ему свое время и воссоединиться с близкими.

Шурочка ждала Стендаля в сквере. Сердце его забилось горячо и быстро.

— Мишенька, — сказала Шурочка, глядя на него сияющим взором. — Я так без тебя скучала.

— Я тоже, — сказал Стендаль.

— Я освободилась в два часа и стала звонить тебе на работу, а там занято.

— Сумасшедший день, — ответил Стендаль. — Сейчас все расскажу.

— Хорошо, что Мила подсказала, — продолжала Шурочка. — Тут есть один пришелец, он лишнее время берет.

— И что? — Стендалю стало холодно.

— Я к нему сбегала, четыре часа отдала — и сразу сюда.

— Это же не лишнее время! — закричал Стендаль на весь сквер. — Лишнего времени не бывает! Тебя обокрали!

— Но зато сразу встретились…

— Стой здесь, — сказал Стендаль. — Никуда не уходи.

Шурочка послушно замерла.

Стендаль добежал до гостиницы, растолкал очередь жаждущих отдать время и ворвался в номер пришельца в тот момент, когда бабушка Степанкина, которая, как знал Стендаль, через полгода ждала из армии внука, растворялась в воздухе.

— А, это вы, — сказал пришелец. — Давно не виделись. У меня неплохое приобретение. Видели, старушка исчезла? Я ее на шесть месяцев убрал.

— Вы знаете, что вы вор и разрушитель? — спросил зловеще Стендаль.

— Неправда, — сказал пришелец, подвигая к себе копилку, потому что у него была отлично развита интуиция. — Я делаю то, о чем меня просят. Все эти люди живы и здоровы.

— Где живы?

— А это неважно. Если я вам скажу, что они пребывают в компактном подпространстве, вы успокоитесь?

— Не успокоюсь, — сказал Стендаль. — У нас, людей, есть слабости. Нам кажется, что жизнь построена на ожидании. Кому нечего ждать, тот ни к чему не стремится. И вам это известно.

— Я иду людям навстречу. В чем же моя вина? — Пришелец нахально улыбался.

— Вы преступник, — твердо сказал Стендаль. — Вы вор.

— Кстати, о преступниках, — сказал пришелец. — Есть у меня задумка. Имею в виду тюрьму. Но не знаю, как туда проникнуть. Может быть, скромное преступление? За что у вас дают пятнадцать суток? Этого срока мне достаточно.

— Проникнуть туда вам, может, и удастся, но всех пребывающих там… в общем, копилку вам взять не разрешат.

— Вы уверены? Тогда есть другая задумка…

И Стендаль понял, что ждать больше нельзя.

Как тигр, он бросился на копилку и со всего размаха грохнул ее об пол. Микроскопические детали брызнули во все стороны, словно копилка была набита муравьями.

— Простите, — сказал Стендаль, — у меня не было другого выхода.

— Я буду жаловаться! — кричал пришелец, становясь на колени и сгребая руками детали. — Вы думаете, сепараторы на дороге валяются? Ни одна мастерская в ремонт не примет.

Стендаль вышел из номера. Навстречу ему шла Ксения Удалова и тащила за руку сына Максимку. На щеках у нее были две вертикальные полосы от долгих слез.

— Где он? — крикнула Ксения. — Нету больше мочи ждать. Пустите нас к мужу и отцу!

— Возвращайтесь домой, — сказал Стендаль. — Надеюсь, что он вас уже ждет.

Взгляд его упал на часы, висевшие над столом администратора. Маятник их замер в неудобном положении. Стендаль поднес к уху свои часы. Часы молчали.

— Еще бы, — сказал он вслух. — Сколько его там в копилке набралось!

Шурочка послушно ждала его в сквере.

— Я разбил копилку, — доложил Стендаль.

— Я поняла, — сказала Шурочка. — Вон сколько народу на улице. И часы у меня остановились. Это теперь всегда так будет?

— Скоро кончится.

— Многие будут недовольны твоим поступком, Миша, — сказала Шурочка.

— Я знаю, — сказал Стендаль. — Но не раскаиваюсь. Ведь ты меня понимаешь?

— Понимаю, — ответила Шурочка с некоторой грустью. — Но иногда так трудно тебя дождаться.

К ним подошел грустный Серафимов.

— Писатель, — сказал он, — дай рубль до получки.

Прикрепленное изображение (вес файла 102.3 Кб)

Айзек Азимов

Памяти отца

Невероятно! Неужели не слышали? Быть такого не может. Я думал, все знают. Ну, если вы настаиваете, я, конечно, расскажу. Мне самому эта история очень по душе, да только слушатели не всегда находятся. Представляете, мне даже посоветовали держать язык за зубами, потому что, говорят, мой рассказ не совпадает с легендами, которые слагают о моем отце. И все-таки правда дороже, не говоря уже о нравственности, верно? Иной раз тратишь время вроде бы на то, чтобы удовлетворить собственное любопытство, и вдруг совершенно неожиданно, безо всякого на то усилия, обнаруживаешь себя благодетелем человечества... Мой отец был физиком-теоретиком, и, сколько я его помню, он вечно занимался проблемой путешествий во времени. Не думаю, чтобы он когда-нибудь задавался вопросом, что значат эти хронопутешествия для простого смертного. На мой взгляд, его просто интересовали математические связи, управляющие Вселенной.

Проголодались? Ну и прекрасно. Ждать придется не более получаса. Для такого гостя, как вы, все будет приготовлено наилучшим образом, это дело чести.

Отец был беден, что, собственно, немудрено для университетского профессора. Разбогател он случайно. В последние годы своей жизни он был так баснословно богат, что, можете не сомневаться, хватит и мне, и моим детям, и внукам, всем хватит.

В честь отца поставили несколько памятников. Самый старый - на холме, там, где было сделано открытие. Кстати, из окна он виден. Разобрали надпись? Вы не совсем удачно встали. Впрочем, неважно.

Так вот, когда отец занялся путешествиями во времени, почти все ученые эту затею отвергли как совершенно безнадежную. А началось все с того всплеска, когда впервые стали устанавливать хроноворонки.

Там вообще-то не на что смотреть, воронки эти совершенно вне логики и контроля. То, что вы увидите, искажено и зыбко: фута два в поперечнике и исчезает обычно в мгновенье ока. Настраиваться на прошлое, по моему разумению,- это вроде того, как следить за пушинкой в самый разгар урагана.

Некоторые пытались выудить что-нибудь из прошлого, проталкивая в воронку этакую железную кошку. Иногда, при особом упорстве, это получалось, но на секунды, не больше того. А чаще ничего не выходило. Из прошлого ничего не удавалось вытащить, до тех самых пор... Я еще скажу об этом.

И вот после пятидесяти лет бесплодных поисков физики потеряли всякий интерес к проблеме. Дело, казалось, зашло в тупик. Оглядываясь назад, я, честно говоря, не могу их винить, хотя кое-кто оспаривал даже самый факт проникновения воронок в прошлое. Это при том, что сквозь воронки случалось видеть и таких животных, которые давно вымерли.

Как бы то ни было, отец объявился тогда, когда про хронопутешествия успели забыть. Он убедил правительство выдать ему заем на постройку воронки и начал все сызнова. Я ему помогал. Был я тогда свежеиспеченным доктором физики. Год. спустя или что-то около того наши совместные усилия обернулись серьезной неудачей. Отцу не хотели возобновить кредит: в университете решили, что он, исследователь-одиночка, да к тому же в совершенно безнадежной области, только подмачивает их репутацию, а промышленности и вовсе было безразлично. Декан, который смыслил только в финансах, вначале намекал, что, мол, неплохо бы переключиться на что-либо более обнадеживающее, а кончил тем, что попросту вышвырнул его вон.

Конечно же, после смерти отца этот господин - он все еще здравствует и занимается своими расчетами - выглядел довольно глупо, так как отец в своем завещании отвалил факультету миллион долларов звонкой монетой, но заодно упомянул со злорадством, что из-за недальновидности декана отказывает в недвижимом имуществе. Это было похоже на посмертную месть. Но еще задолго до того...

Я не смею настаивать, но, пожалуй, лучше не есть больше соломки. Чтобы утолить острое чувство голода, достаточно чистого бульона, только ешьте не торопясь.

И все же мы как-то выкрутились. Отец забрал из университета купленное в кредит оборудование и установил его на этом самом месте.

Те годы были для нас очень нелегкими, и я упрашивал отца отступиться. Но он не сдавался и каждый раз ухитрялся добыть где-то недостающую тысячу.

Жизнь текла своим чередом, и ничто не могло помешать его исследованиям. Умерла мать; отец пережил это и вернулся к работе. Я женился, у меня родился сын, а потом и дочь; я не мог уже, как прежде, заниматься только его делами. Он продолжал без меня. Как-то он сломал ногу, но даже в гипсе продолжал работать.

Да, я воздаю ему должное. Конечно, я помогал ему - вел переговоры с Вашингтоном, консультировался. Но душой предприятия был он.

Несмотря на все наши усилия, мы топтались на месте. Милостыню, которую мы насобирали, с таким же успехом можно было взять да и спустить в воронку - понятно, при условии, что она туда проскочит. Нам так и не удавалось пропихнуть туда кошку. Только один-единственный раз мы были близки к этому - протолкнули ее на два фута по ту сторону. И вдруг фокус изменился, видимость появилась ненадолго, и где-то там, в мезозое, мы разглядели самодельную железяку, ржавеющую на берегу реки.

Но в один день, поистине знаменательный, видимость продержалась десять долгих минут - поверьте, это шанс из миллиона. Боже мой! Мы ужасно волновались, в спешке устанавливая камеры. По ту сторону воронки появлялись, двигались и исчезали странные, загадочные твари. А в довершение всего воронка оказалась настолько проницаемой, что, клянусь, между нами и прошлым не было уже ничего, кроме воздуха. Наверное, это было следствием долгой настройки, но мы тогда не могли этого доказать.

Как и следовало ожидать, в самый нужный момент кошки под руками не оказалось. Но проницаемость воронки, видимо, была уже вполне достаточной - что-то стремительно пролетело сквозь нее, двигаясь из прошлого в настоящее. Я рванулся инстинктивно и схватил это нечто.

В тот же момент видимость исчезла, но это нас уже не беспокоило. Мы с некоторой опаской уставились на то, что я держал в руках. Это был плотный ком ила, гладко срезанный в местах удара о края воронки, и на нем несколько яиц, похожих на утиные.

- Яйца динозавра! - закричал я. - Разве не так?

- Сразу не скажешь...- растерянно ответил отец.

- Пока из них кто-нибудь не вылупится,- выпалил я, плохо справляясь с внезапным волнением. Я укладывал яйца так, будто они были драгоценными. Они еще хранили тепло жаркого доисторического солнца.

- Если нам повезет,- сказал я,- мы станем обладателями тварей, которые жили сотни миллионов лет назад. Это же единственный случай, когда что-то действительно добыто из прошлого. Если объявить во всеуслышанье...

Я размечтался о рекламе и о возможных кредитах, представлял себе, какую мину скорчит декан... Но отец рассудил иначе.

- Никому ни слова!- твердо сказал он.- Если это обнаружится, десятки исследовательских групп выйдут на след и обставят меня. Объявляй как тебе вздумается, но только после того, как я разгадаю этот фокус с воронками. А пока надо молчать. Да не смотри ты на меня так, через год все будет в порядке!

Вся надежда была на яйца - они должны дать нам твердые доказательства. Я положил их в термостат, задал температуру и приладил сигнальное устройство - на тот случай, если будут хоть какие-нибудь признаки жизни.

Они вылупились через девятнадцать дней, в три часа ночи – четырнадцать крошечных кенгуру с зеленоватыми чешуйками, когтистыми задними лапками, маленькими пушистыми боками и тонкими, словно плеть, хвостиками.

Вначале я решил, что это тираннозавры, но они оказались слишком маленькими. Месяц спустя стало ясно, что ростом они будут не больше собаки.

Отец казался разочарованным, но я не унывал и по-прежнему надеялся, что когда-нибудь возьму свое на рекламе. Двое из них погибли в юном возрасте, но остальные двенадцать выжили - пять самцов и семь самочек. Я кормил их рубленой морковью, вареными яйцами и молоком и очень к ним привязался. Были они чудовищно тупы, но ласковы. И поразительно красивы. Их чешуйки... Впрочем, надо ли описывать? Их фотографии довольно популярны.

Должен признать, что понадобилось немало времени, прежде чем фотографии оказали должное впечатление на публику. Я не говорю о виде с натуры, так сказать. Что же касается отца, он был по-прежнему невозмутим. Прошел год, другой, третий, а от исследований все не было толку. Единственный прорыв не повторялся, но отец не отступал.

Пять самок тем временем отложили яйца, и вскоре у нас было уже с полсотни детенышей.

Генри, разве еще не готово? Ну, хорошо.

Так вот, это случилось, когда у нас вышли последние доллары, а добыть новые было невозможно. Куда только я не совался - всюду терпел неудачу. Правда, втайне я даже радовался этому - в надежде, что отец наконец-то сдастся. Но с выражением решительным и неумолимым он принимался за очередной эксперимент.

Честное слово, если бы не случайность, человечество лишилось бы одного из самых замечательных открытий. Знаете, как это бывает - Ремзен проводит по губам испачканным пальцем и открывает сахарин, Гудьир роняет смесь на плиту и раскрывает секрет вулканизации...

У нас было так: в лабораторию случайно забрел маленький динозавр. Они к тому времени так расплодились, что я не поспевал за ними углядеть.

Конечно, такое бывает не часто, может быть, раз в сто лет. Сами посудите: два контакта случайно оказались открытыми, и как раз между ними протиснулся динозавр. Короткое замыкание, яркая вспышка - и новенькая воронка, буквально на днях установленная, исчезла в потоке искр.

В тот момент мы не поняли всей важности происшедшего. Мы знали только одно: злосчастная тварь устроила замыкание и угробила установку ценой в двести тысяч долларов. Мы были окончательно разорены, а взамен нам достался хорошо зажаренный динозавр. Нас только слегка опалило, зато он, бедняга, получил полную порцию электроэнергии. Мы сразу почувствовали это, такой аромат носился в воздухе. Я осторожно ткнул динозавра щипцами. Обугленная кожа от прикосновения сместилась, обнажив белую, как у цыпленка, сочную плоть. Я не удержался и попробовал. Это было потрясающе вкусно, мне и сейчас трудно передать словами то, что я тогда ощущал.

Даже не верится, но так оно и было: сидя у разбитого корыта, мы были на седьмом небе, когда уплетали динозавра за обе щеки. И не могли остановиться, пока не обглодали дочиста, хотя он не был даже приправлен. И только потом я сказал:

- Слушай, может будем разводить их для еды? Помногу и систематически!

Отец согласился, да и что ему оставалось делать: ведь мы были вконец разорены.

Вскоре я получил солидный заем - после того, как пригласил президента на обед и угостил его обещанным динозавром. С тех пор это срабатывало безукоризненно. Каждый, кто хоть раз попробовал то, что сейчас зовут динокурятиной, не мог уже довольствоваться привычными блюдами. Невозможно и представить себе приличное меню без динокурятины - если, конечно, вы не погибаете с голоду. А единственные поставщики этого чуда во все рестораны - это мы...

Бедный отец! Никогда он не был счастлив, разве что в те незабываемые минуты, когда впервые попробовал динокурятину. Он все колдовал над своими воронками, а вслед за ним - добрый десяток исследовательских групп: как он предсказывал, так и случилось! Но никакого толку, за исключением динозавров, из этого и до сих пор не вышло.

Благодарю вас, Пьер. Все сделано как нельзя лучше. А теперь, сэр, с вашего разрешения я ее разрежу. Нет, соли не нужно, только чуточку соуса. Ну, вот, наконец-то у вас на лице то самое выражение - как у человека, впервые познавшего блаженство!

Перевела с английского Римма ВАДИЕВА

Прикрепленное изображение (вес файла 686.3 Кб)

Спасибо за интересные сказки!

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

19 декабря - Международный день помощи бедным

Сказка про Хисама

Башкирская сказка

Был в одном ауле бедный человек по имени Хисам. Семья у него была большая, а хозяйства никакого: ни земли, ни скотинки.

Хисам, как и другие бедняки, день и ночь работал на бая, а жил впроголодь.

Устал, измучился Хисам от такой жизни и ушёл от бая. Решил он поискать клочок земли и посеять свой хлеб.

Недалеко от аула была большая гора Кара-гуш. Много раз бывал Хисам на той горе: рубил дрова баю, драл лыко и жёг уголь. Каждый раз посматривал он на маленькую открытую полянку на вершине горы и думал: «Мне бы пока и такого клочка хватило, да времени нет вскопать его».

А когда ушёл от бая, вспомнил Хисам об этой полянке. Поднялся он на гору, снял свой старый чекмень, засучил рукава и принялся за работу.

Не поленился Хисам: расчистил полянку, выбрал все камни, выкорчевал кусты и пни, три раза перекопал твёрдую землю и посеял просо.

Каждый день поднимался он на гору, смотрел на своё просо, радовался, видя дружные всходы; ухаживал за посевом, выбирал каждую сорную травинку. Выросло просо густое да высокое. Ни солнцем его не пожгло, ни градом ни побило.

Вот и осень настала. Шумело и покачивалось просо на ветру своими тыжёлыми колосьями. Пришла пора его убирать.

Встал Хисам рано утром, разбудил жену. Взяли они серпы, узелок с хлебом и пошли на гору. За ними побежали и дети.

Всю дорогу говорил Хисам жене про своё просо и хвалил его:

- Ни у одного бая не уродилось такое просо, как у нас! Бай наш будет от досады и зависти рвать остаток своей бороды. Теперь наши дети будут сыты, будем кормить их кашей и пшёнными блинами.

Так размечтался Хисам, а тем временем они поднялись на склон горы, увидели своё поле и замерли от удивления. Растоптано и побито всё просо, нет ни одного целого колоса, всё смешалось с землёй.

Сели Хисам с женой на землю и горько заплакали. Все надежды будто в огне сгорели. Пусто кругом, лишь ветер ворошит сухую солому да грустную песню напевает курай.

- Кто же так зло посмеялся над светлой моей надеждой, кто оставил детей моих голодными? Лучше бы какой-нибудь бедняк сжал и увёз снопы, чем так растоптать и смешать с землёй, - говорил печально Хисам.

Опять всю зиму гнули спину Хисам с женой у баев. Хисам смотрел за скотиной, рубил и таскал дрова, молотил хлеб, плёл лапти и рогожу. А жена пряла шерсть, ткала узорные паласы, шила и стирала в байских домах. Так они работали с утра до ночи и тем кормились.

Настала весна. Хисам лунными ночами опять работал на своём участке и посеял просо. Но осенью всё случилось так же, как и в первый раз: неизвестные люди растоптали поле, и Хисаму достался всего один батман проса.

Но ему очень хотелось собрать свой хлеб: устал он ходить от порога к порогу. Не желая расстаться со своей мечтой, опять занял он семян и в третий раз посеял просо.

Настала третья осень, близилась пора снимать урожай. Каждый день поднимался на гору Хисам и подолгу простаивал около посева – любовался высоким просом.

Однажды пошёл он опять к горе, остановился у подножия её и задумался.

Вдруг появился перед ним седобородый старик и спрашивает:

- Что ты, егет, задумался? Куда путь держишь?

А Хисам и отвечает:

- Два года сеял я просо на этой горе. Вырастало просо высокое да густое. Но как приходит время убирать, кто-то топчет просо, осыпает его, и я остаюсь ни с чем. Вот стою и думаю: что же мне делать? Как поймать обидчика?

Выслушал старик Хисама и говорит:

- Трудное дело ты задумал! Твои обидчики имеют длинные ноги, быстрые крылья. Поймать ты их сможешь только тогда, когда угостишь мёдом хмельным.

- Как же мне сделать это? Где их искать? – спрашивает удивлённый Хисам.

А старик говорит:

- Собери в лесу хмеля, свари целую бочку, разведи в нём пуд мёду. Когда мёд перебродит, вылей его в большое корыто и поставь на середину поля. Приготовь всё это с вечера и не уходи на ночь домой, а ложись поблизости в кустах. Встань рано на заре, иди на поле, а там сам догадаешься, что нужно делать.

Не успел Хисам и слово сказать – повернулся старик и ушёл своей дорогой.

Задумался Хисам, но всё сделал, как сказал старик.

Пошёл он в лес, набрал хмеля и сварил его; достал из большого дупла мёду и смешал с хмелем. Когда мёд перебродил, вылил его в большое корыто и поставил на поле. Сам забрался в кусты и лёг спать. Долго лежал он и ждал, что будет, а потом заснул.

Проснулся Хисам на заре, вышел из кустов и глазам своим не поверил: стоит посреди поля пустое корыто, а по всему полю в высоком просе дежат журавли – вытянули длинные шеи и ноги, не шевелятся.

Подошёл Хисам, посмотрел, потрогал руками – журавли живые, только будто спят. Догадался он, что голодная стая журавлей поедала его просо каждую осень. А теперь попались разбойники на приманку: приняли кислушку медовую за воду и опьянели от неё.

Смеётся Хисам, не знает, что и делать, а сам думает: «Редко приходилось мне даже одного журавля подстрелить, а тут приволоку их целую стаю. Спасибо старику, научил меня уму-разуму!»

Связал он всех журавлей одного за другим верёвкой за ноги, привязал конец верёвки к поясу и пошёл к себе в аул. Тяжело было ему тащить целую стаю, а потом стало всё легче и легче. Обернулся Хисам и видит: отрезвели журавли, пришли в себя, встали на ноги и идут за ним сами. Шли они, шли и вдруг замахали крыльями, взлетели и подняли с собой Хисама.

Когда пролетали над аулом, увидели дети Хисама и стаю журавлей и отца своего, висящего на верёвке, стали плакать и звать мать. Выбежала жена Хисама из дому, закричала громко, заплакала, но не могла ничего поделать. Полетели птицы дальше.

Понеслись журавли над горами, лесами, быстрыми горными речками.

Летели журавли, летели, долетели до большого леса и расселись отдыхать на деревьях.

Только этого и ждал Хисам. Выхватил он нож из кармана и обрезал верёвку. Дерево, на котором он очутился, было большое, дуплистое. Как только обрезал он верёвку, провалился в дупло и ушёл по колено в мёд. Оказалось, дерево внутри было совсем пустое, а у корней его дикие пчёлы устроили себе улей. Хисам был голоден, поел мёду и думает, как бы выбраться из дупла.

Вдруг слышит он голоса людей: это пришл дровосеки бая рубить дрова. Походили они вокруг, подошли к дереву, где сидел Хисам, и решили его спилить. Когда свалили дерево, увидели человека и с криком убежали, оставив лошадь с телегой и все свои пожитки.

Выбрался Хисам из дупла, умылся в роднике, смотрит – недалеко пасётся лошадь, рядом стоит телега с какими-то вещами; тут же горит костёр и варится каша. Стал Хисам кричать и звать людей, но никто не откликнулся. Поел Хисам каши, а потом запряг лошадь, сложил на телегу топоры и пилы, поставил котёл и поехал.

Настала уже ночь, темно кругом, и вот видит Хисам – мелькает впереди огонёк.

Поехал Хисам на огонёк и доехал до лесной избушки. Оставил он лошадь под навесом, а сам вошёл в избу. А там пусто, нет никого. Не стал Хисам долго думать, залез на печку и лёг отдыхать.

Устал Хисам за целый день и начал уже засыпать, как услышал голоса и топот ног. Притаился он и стал смотреть из-за печки.

Вот входят в избу двое мужчин и торопливо начинают считать и делить деньги. Потом заспорили, стали кричать, ругаться и драться – видно, не могли поделить поровну.

Догадался Хисам, что это разбойники, взял кирпич и бросил в них с печки. Перепугались разбойники и убежали. Слез Хисам с печки, взял деньги и вышел из дома. Чтобы не встретиться с разбойниками, он решил переждать ночь и залез на дерево.

На заре спустился он с дерева, запряг лошадь. Видит – стоит пустая бочка. Хисам выбрал из дупла того большого дерева бочку мёду, забрал котёл с кашей, топоры и пилы и поехал. Едет по лесу, песни распевает про Сакмару-реку, про красавицу Зульхизу, про Салавата-батыра и думает:

«Надо найти дровосеков, вернуть им лошадь и имущество. Нельзя обижать бедных людей!»

Только выехал Хисам из лесу – идут ему навстречу три дровосека, один здоровее другого, но одеты в лохмотья и печальные такие. Остановил их Хисам, поздоровался:

- Салям вам, егеты!

- Салям тебе, путник! Куда едешь, в какие края путь держишь? – спрашивают они, а сами рассматривают лошадь и заглядывают в телегу, будто хотят узнать что-то.

- Удачная вышла у меня дорога: ехал искать вас, а вы сами идёте мне навстречу! – отвечает Хисам.

- Кто ты такой и зачем нас ищешь? – спрашивают дровосеки.

Рассказал Хисам о себе и о своих приключениях, а потом стал шутить над ними:

- Эх вы, такие здоровые егеты, а испугались одного, убежали! Вы, наверно, меня за лешего приняли, когда я вылез из-под пня? Получайте своё добро! Вот лошадь с телегой, котёл с кашей, топоры и пилы – всё это ваше, только бочка с мёдом моя. Не знаю, как дотащить её до аула…

Обрадовались дровосеки, стали благодарить Хисама и хвалить за смелость и честность. Сознались, что струсили и убежали, бросив всё добро своего бая. А когда прибежали в аул, бай высек их, прогнал ни с чем и не заплатил за работу.

Усадили егеты-дровосеки Хисама на телегу и спрашивают:

- Приказывай, куда везти? Сейчас отвезём тебя.

А Хисам и говорит:

- Везите меня, егеты, на базар, хочу купить подарков и гостинцев детям своим.

Тут он вспомнил о деньгах, оставленных разбойниками, вытащил из кармана три сотенные бумажки и дал дровосекам:

- Вы тоже купите себе что нужно.

Дровосеки удивляются:

- Откуда у тебя такие деньги?

- Отнял я эти деньги в лесу у разбойников и забыл про них. Ведь не заработанные они, - говорит им Хисам.

Так разговаривая, доехали они до базара. Накупил каждый, что ему нужно. Детям и жене купил Хисам всякой обновы и гостинцев.

Видят дровосеки – не донести ему бочку с мёдом и покупки, и решили отвезти Хисама до самого дома.

Приехали в аул поздно вечером, а жена всё ещё не спит. Уложила детей, а сама зажгла огонь под котлом и сидит у огня.

Постучал Хисам в дверь и говорит:

- Эй, жена, выходи скорее! Получай подарки да гостинцы и готовь угощение! Вернулся я цел и невредим. Скажи скорее, что с нашим просом?

Выбежала жена во двор, стала молча покупки с телеги домой таскать, смотрит на трёх незнакомцев, а сама думает: «Что-то много всего привёз! Откуда у Хисама взялись деньги? Добрые ли с ним это люди? Как он спасся от журавлей? Чья это лошадь?»

Хисам видит, что жена косится на него, и шепчет ей:

- Не беспокойся, жена, скоро ты всё узнаешь! А эти добрые люди привезли меня на своей лошади. Надо угостить их. Да скажи мне, что с нашим просом? Цело ли оно?

- Просо наше цело, только начало уже осыпаться – скорее надо убирать его. Два дня прошло, как унесли тебя журавли, а я не могла ничего поделать. Намолотила немного проса, натолкла в ступе и сварила кашу детям, - отвечает жена.

Угостили Хисам с женой дровосеков всем, что у них было, и уложили спать.

А утром, когда гости проснулись, готовы были уже блины и кипел самовар. Поели они сытно блинов, попили чаю с мёдом и пошли запрягать лошадь – пора было ехать.

Увидели дровосеки, что покосилась избёнка у Хисама, ветер разметал солому с крыши, плетень развалился, и говорят:

- Нечем нам тебя, Хисам, отблагодарить за всю твою доброту! Давай мы поможем тебе своими руками – они всё умеют делать. Пусть один из нас пойдёт с тобой убирать просо, а двое починят избёнку и поднимут плетень.

Так и сделали: пошёл Хисам с женой и с одним дровосеком убирать просо, а двое остались чинить избу.

Помогли новые друзья Хисаму, как родные братья. Через два дня изба была починена, крыша покрыта новой соломой, плетень поднят, просо сжато и снопы с поля перевезены во двор.

Поблагодарили гости Хисама и уехали искать себе счастья.

А Хисам каждый год работает на своём участке не покладая рук и собирает хороший урожай.

Рад Хисам, что не ходит у чужого порога и сыта большая семья его.

Злятся баи на Хисама, но не могут разыскать его поляну, а на вершину горы ни один из них подняться не может – уж очень высока гора.

Прикрепленное изображение (вес файла 530.8 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 150.7 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

С 21 на 22 декабря - самая длинная ночь. Новогодье.

Павел Петрович Бажов

Серебряное копытце

Жил в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя. Семьи у Коковани не осталось, он и придумал взять в дети сиротку. Спросил у соседей, - не знают ли кого, а соседи и говорят:

- Недавно на Глинке осиротела семья Григория Потопаева. Старших-то девчонок приказчик велел в барскую рукодельню взять, а одну девчоночку по шестому году никому не надо. Вот ты и возьми ее.

- Несподручно мне с девчонкой-то. Парнишечко бы лучше. Обучил бы его своему делу, пособника бы ростить стал. А с девчонкой как? Чему я ее учить-то стану?

Потом подумал-подумал и говорит:

- Знавал я Григорья да и жену его тоже. Оба веселые да ловкие были. Если девчоночка по родителям пойдет, не тоскливо с ней в избе будет. Возьму ее.

Только пойдет ли? Соседи объясняют:

- Плохое житье у нее. Приказчик избу Григорьеву отдал какому-то горюну и велел за это сиротку кормить, пока не подрастет. А у того своя семья больше десятка. Сами не досыта едят. Вот хозяйка и взъедается на сиротку, попрекает ее куском-то. Та хоть маленькая, а понимает. Обидно ей. Как не пойдет от такого житья! Да и уговоришь, поди-ка.

- И то правда, - отвечает Кокованя, - уговорю как-нибудь.

В праздничный день и пришел он к тем людям, у кого сиротка жила. Видит, полна изба народу, больших и маленьких. На голбчике, у печки, девчоночка сидит, а рядом с ней кошка бурая. Девчоночка маленькая, и кошка маленькая и до того худая да ободранная, что редко кто такую в избу пустит. Девчоночка эту кошку гладит, а она до того звонко мурлычет, что по всей избе слышно. Поглядел Кокованя на девчоночку и спрашивает:

- Это у вас григорьева-то подаренка?

Хозяйка отвечает:

- Она самая. Мало одной-то, так еще кошку драную где-то подобрала. Отогнать не можем. Всех моих ребят перецарапала, да еще корми ее!

Кокованя и говорит:

- Неласковые, видно, твои ребята. У ней вон мурлычет.

Потом и спрашивает у сиротки:

- Ну, как, подаренушка, пойдешь ко мне жить?

Девчоночка удивилась:

- Ты, дедо, как узнал, что меня Даренкой зовут?

- Да так, - отвечает, - само вышло. Не думал, не гадал, нечаянно попал.

- Ты хоть кто? - спрашивает девчоночка.

- Я, - говорит, - вроде охотника. Летом пески промываю, золото добываю, а зимой по лесам за козлом бегаю да все увидеть не могу.

- Застрелишь его?

- Нет, - отвечает Кокованя. - Простых козлов стреляю, а этого не стану. Мне посмотреть охота, в котором месте он правой передней ножкой топнет.

- Тебе на что это?

- А вот пойдешь ко мне жить, так все и расскажу, - ответил Кокованя.

Девчоночке любопытно стало про козла-то узнать. И то видит – старик веселый да ласковый. Она и говорит:

- Пойду. Только ты эту кошку Муренку тоже возьми. Гляди, какая хорошая.

- Про это, - отвечает Кокованя, - что и говорить. Такую звонкую кошку не взять - дураком остаться. Вместо балалайки она у нас в избе будет.

Хозяйка слышит их разговор. Рада-радехонька, что Кокованя сиротку к себе зовет. Стала скорей Даренкины пожитки собирать. Боится, как бы старик не передумал.

Кошка будто тоже понимает весь разговор. Трется у ног-то да мурлычет:

- Пр-равильно придумал. Пр-равильно.

Вот и повел Кокованя сиротку к себе жить. Сам большой да бородатый, а она махонькая и носишко пуговкой. Идут по улице, и кошчонка ободранная за ними попрыгивает.

Так и стали жить вместе дед Кокованя, сиротка Даренка да кошка Муренка.

Жили-поживали, добра много не наживали, а на житье не плакались, и у всякого дело было. Кокованя с утра на работу уходил. Даренка в избе прибирала, похлебку да кашу варила, а кошка Муренка на охоту ходила – мышей ловила. К вечеру соберутся, и весело им.

Старик был мастер сказки сказывать, Даренка любила те сказки слушать, а кошка Муренка лежит да мурлычет:

- Пр-равильно говорит. Пр-равильно.

Только после всякой сказки Даренка напомнит:

- Дедо, про козла-то скажи. Какой он?

Кокованя отговаривался сперва, потом и рассказал:

- Тот козел особенный. У него на правой передней ноге серебряное копытце. В каком месте топнет этим копытцем - там и появится дорогой камень. Раз топнет - один камень, два топнет - два камня, а где ножкой бить станет - там груда дорогих камней.

Сказал это, да и не рад стал. С той поры у Даренки только и разговору, что об этом козле.

- Дедо, а он большой?

Рассказал ей Кокованя, что ростом козел не выше стола, ножки тоненькие, головка легонькая. А Даренка опять спрашивает:

- Дедо, а рожки у него есть?

- Рожки-то, - отвечает, - у него отменные. У простых козлов на две веточки, а у него на пять веток.

- Дедо, а он кого ест?

- Никого, - отвечает, - не ест. Травой да листом кормится. Ну, сено тоже зимой в стожках подъедает.

- Дедо, а шерстка у него какая?

- Летом, - отвечает, - буренькая, как вот у Муренки нашей, а зимой серенькая.

- Дедо, а он душной?

Кокованя даже рассердился:

- Какой же душной! Это домашние козлы такие бывают, а лесной козел, он лесом и пахнет.

Стал осенью Кокованя в лес собираться. Надо было ему поглядеть, в которой стороне козлов больше пасется. Даренка и давай проситься:

- Возьми меня, дедо, с собой. Может, я хоть сдалека того козлика увижу. Кокованя и объясняет ей:

- Сдалека-то его не разглядишь. У всех козлов осенью рожки есть. Не разберешь, сколько на них веток. Зимой вот - дело другое. Простые козлы безрогие ходят, а этот, Серебряное копытце, всегда с рожками, хоть летом, хоть зимой. Тогда его сдалека признать можно.

Этим и отговорился. Осталась Даренка дома, а Кокованя в лес ушел. Дней через пять воротился Кокованя домой, рассказывает Даренке:

- Ныне в Полдневской стороне много козлов пасется. Туда и пойду зимой.

-А как же,-спрашивает Даренка, - зимой-то в лесу ночевать станешь?

- Там, - отвечает, - у меня зимний балаган у покосных ложков поставлен. Хороший балаган, с очагом, с окошечком. Хорошо там.

Даренка опять спрашивает:

- Серебряное копытце в той же стороне пасется?

- Кто его знает. Может, и он там. Даренка тут и давай проситься:

- Возьми меня, дедо, с собой. Я в балагане сидеть буду. Может, Серебряное копытце близко подойдет, - я и погляжу.

Старик сперва руками замахал:

- Что ты! Что ты! Статочное ли дело зимой по лесу маленькой девчонке ходить! На лыжах ведь надо, а ты не умеешь. Угрузнешь в снегу-то. Как я с тобой буду? Замерзнешь еще!

Только Даренка никак не отстает:

- Возьми, дедо! На лыжах-то я маленько умею.

Кокованя отговаривал-отговаривал, потом и подумал про себя:

"Сводить разве? Раз побывает, в другой не запросится".

Вот он и говорит:

- Ладно, возьму. Только, чур, в лесу не реветь и домой до времени не проситься.

Как зима в полную силу вошла, стали они в лес собираться. Уложил Кокованя на ручные санки сухарей два мешка, припас охотничий и другое, что ему надо. Даренка тоже узелок себе навязала. Лоскуточков взяла кукле платье шить, ниток клубок, иголку да еще веревку.

"Нельзя ли, - думает, - этой веревкой Серебряное копытце поймать?"

Жаль Даренке кошку свою оставлять, да что поделаешь. Гладит кошку-то на прощанье, разговаривает с ней:

- Мы, Муренка, с дедом в лес пойдем, а ты дома сиди, мышей лови. Как увидим Серебряное копытце, так и воротимся. Я тебе тогда все расскажу.

Кошка лукаво посматривает, а сама мурлычет:

- Пр-равильно придумала. Пр-равильно.

Пошли Кокованя с Даренкой. Все соседи дивуются:

- Из ума выжился старик! Такую маленькую девчонку в лес зимой повел!

Как стали Кокованя с Даренкой из заводу выходить, слышат – собачонки что-то сильно забеспокоились. Такой лай да визг подняли, будто зверя на улицах увидали. Оглянулись, - а это Муренка серединой улицы бежит, от собак отбивается. Муренка к той поре поправилась. Большая да здоровая стала. Собачонки к ней и подступиться не смеют.

Хотела Даренка кошку поймать да домой унести, только где тебе! Добежала Муренка до лесу, да и на сосну. Пойди поймай!

Покричала Даренка, не могла кошку приманить. Что делать? Пошли дальше. Глядят, - Муренка стороной бежит. Так и до балагана добралась. Вот и стало их в балагане трое.

Даренка хвалится:

- Веселее так-то.

Кокованя поддакивает:

- Известно, веселее.

А кошка Муренка свернулась клубочком у печки в звонко мурлычет:

- Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

Козлов в ту зиму много было. Это простых-то. Кокованя каждый день то одного, то двух к балагану притаскивал. Шкурок у них накопилось, козлиного мяса насолили - на ручных санках не увезти. Надо бы в завод за лошадью сходить, да как Даренку с кошкой в лесу оставить! А Даренка попривыкла в лесу-то. Сама говорит старику:

- Дедо, сходил бы ты в завод за лошадью. Надо ведь солонину домой перевезти.

Кокованя даже удивился:

- Какая ты у меня разумница, Дарья Григорьевна. Как большая рассудила. Только забоишься, поди, одна-то.

- Чего, - отвечает, - бояться. Балаган у нас крепкий, волкам не добиться. И Муренка со мной. Не забоюсь. А ты поскорее ворочайся все-таки!

Ушел Кокованя. Осталась Даренка с Муренкой. Днем-то привычно было без Коковани сидеть, пока он козлов выслеживал... Как темнеть стало, запобаивалась. Только глядит - Муренка лежит спокойнехонько. Даренка и повеселела. Села к окошечку, смотрит в сторону покосных ложков и видит – по лесу какой-то комочек катится. Как ближе подкатился, разглядела, - это козел бежит. Ножки тоненькие, головка легонькая, а на рожках по пяти веточек.

Выбежала Даренка поглядеть, а никого нет. Воротилась, да и говорит:

- Видно, задремала я. Мне и показалось.

Муренка мурлычет:

- Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

Легла Даренка рядом с кошкой, да и уснула до утра. Другой день прошел. Не воротился Кокованя. Скучненько стало Даренке, а не плачет. Гладит Муренку да приговаривает:

- Не скучай, Муренушка! Завтра дедо непременно придет.

Муренка свою песенку поет:

- Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

Посидела опять Даренушка у окошка, полюбовалась на звезды. Хотела спать ложиться, вдруг по стенке топоток прошел. Испугалась Даренка, а топоток по другой стене, потом по той, где окошечко, потом где дверка, а там и сверху запостукивало. Не громко, будто кто легонький да быстрый ходит. Даренка и думает:

"Не козел ли тот вчерашний прибежал?" И до того ей захотелось поглядеть, что и страх не держит.

Отворила дверку, глядит, а козел - тут, вовсе близко. Правую переднюю ножку поднял - вот топнет, а на ней серебряное копытце блестит, и рожки у козла о пяти ветках. Даренка не знает, что ей делать, да и манит его как домашнего:

- Ме-ка! Ме-ка!

Козел на это как рассмеялся. Повернулся и побежал.

Пришла Даренушка в балаган, рассказывает Муренке:

- Поглядела я на Серебряное копытце. И рожки видела, и копытце видела. Не видела только, как тот козлик ножкой дорогие камни выбивает. Другой раз, видно, покажет.

Муренка, знай, свою песенку поет:

- Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

Третий день прошел, а все Коковани нет. Вовсе затуманилась Даренка. Слезки запокапывали. Хотела с Муренкой поговорить, а ее нету. Тут вовсе испугалась Даренушка, из балагана выбежала кошку искать.

Ночь месячная, светлая, далеко видно. Глядит Даренка - кошка близко на покосном ложке сидит, а перед ней козел. Стоит, ножку поднял, а на ней серебряное копытце блестит.

Муренка головой покачивает, и козел тоже. Будто разговаривают. Потом стали по покосным ложкам бегать. Бежит-бежит козел, остановится и давай копытцем бить. Муренка подбежит, козел дальше отскочит и опять копытцем бьет. Долго они так-то по покосным ложкам бегали. Не видно их стало. Потом опять к самому балагану воротились.

Тут вспрыгнул козел на крышу и давай по ней серебряным копытцем бить. Как искры, из-под ножки-то камешки посыпались. Красные, голубые, зеленые, бирюзовые - всякие.

К этой поре как раз Кокованя и вернулся. Узнать своего балагана не может. Весь он как ворох дорогих камней стал. Так и горит-переливается разными огнями. Наверху козел стоит - и все бьет да бьет серебряным копытцем, а камни сыплются да сыплются. Вдруг Муренка скок туда-же. Встала рядом с козлом, громко мяукнула, и ни Муренки, ни Серебряного копытца не стало.

Кокованя сразу полшапки камней нагреб, да Даренка запросила:

- Не тронь, дедо! Завтра днем еще на это поглядим.

Кокованя и послушался. Только к утру-то снег большой выпал. Все камни и засыпало. Перегребали потом снег-то, да ничего не нашли. Ну, им и того хватило, сколько Кокованя в шапку нагреб.

Все бы хорошо, да Муренки жалко. Больше ее так и не видали, да и Серебряное копытце тоже не показался. Потешил раз, - и будет.

А по тем покосным ложкам, где козел скакал, люди камешки находить стали. Зелененькие больше. Хризолитами называются. Видали?

Прикрепленное изображение (вес файла 188.5 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 46.4 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 68.8 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

25 декабря – Рождество Христово по григорианскому календарю (Католическое Рождество).

ХИЛЬДУР – КОРОЛЕВА АУЛЬВОВ

Исландская сказка

Жил когда то в горах крестьянин, но как его звали и как назывался его хутор – неизвестно. Крестьянин был холостой, и хозяйство у него вела женщина по имени Хильдур, о её родне никто ничего не знал. На Хильдур лежала вся работа по дому, и она хорошо с нею справлялась. Все обитатели хутора уважали Хильдур, в том числе и хозяин, однако большой приязни между ними так и не возникло, потому что Хильдур была женщина суровая, молчаливая, хотя и весьма обходительная.

Крестьянин был богатый, и хутор его процветал, одно только было плохо – никто не шёл к нему в пастухи. А стадо он держал большое, и ему было трудно обходиться без пастуха. Охотников же пасти у него скот не находилось, и не потому, что он был строг или его домоправительница прижимиста, а потому, что на том хуторе пастухи не доживали до старости – в первый день рождества их находили в постели мёртвыми.

В сочельник все обычно уезжали в церковь, а кто нибудь один оставался дома, стряпал на праздники еду и заодно сторожил усадьбу. С тех пор как на хуторе поселилась Хильдур, дома всегда оставалась только она. Дел у неё было много, поэтому ложилась она поздно. Бывало, люди вернутся после службы, заснут, а она все хлопочет но хозяйству.

Уже не один пастух умер на хуторе рождественской ночью, слух об этом облетел всю округу, и хозяину стало нелегко находить работников, которые соглашались бы пасти у него овец. Однако никому и в голову не приходило обвинять в смерти пастухов хозяина или его домочадцев, тем более что умирали то пастухи как будто своей смертью. В конце концов хозяину стало совестно нанимать людей на верную гибель, и он махнул рукой и на стадо, и на доход от него.

И вот однажды приходит к нему незнакомый парень, на вид сильный и смелый, и предлагает свои услуги.

– Работники мне не нужны, – говорит ему хозяин.

А парень спрашивает:

– Разве ты уже нанял на зиму пастуха?

– Не нанял и нанимать не собираюсь, – отвечает ему хозяин. – Небось слыхал, что ждет моих пастухов.

– Слыхать то слыхал, – говорит парень, – да только их судьба меня не пугает. Возьми меня к себе.

И хозяин согласился. Стал парень работать у него, и очень они были довольны друг другом. Да и всем остальным домочадцам пастух пришелся по душе, потому что оказался человеком надёжным, работящим и охотно брался за любое дело.

До рождества на хуторе ничего особенного не случилось, и в сочельник, как обычно, хозяин со своими людьми уехал в церковь. Дома остались только Хильдур да новый пастух. Каждый занимался своим делом. Подошел вечер, пастух вернулся домой, поел и улегся поближе к дверям, он решил, что лучше ему в эту ночь не засыпать. Однако страха он не испытывал. Он слышал, как люди вернулись из церкви, поужинали и легли спать. Его тоже начал одолевать сон – после его работы в этом не было ничего удивительного. Но пастух знал, что ему несдобровать, если он заснёт, и изо всех сил старался не спать. Вскоре он услыхал, как кто то приблизился к его постели, и ему показалось, будто это Хильдур. Пастух притворился спящим. Вдруг он почувствовал, что она всунула что то ему в рот. «Никак это удила», – подумал пастух, но противиться не стал. Взнуздала Хильдур пастуха, вывела его за дверь, вскочила ему на спину и погнала во весь опор. У какой то большой ямы, а может, расселины, она остановилась, соскочила с пастуха, отпустила поводья и скрылась в расселине. Пастух решил, что глупо упускать Хильдур, не разведав, куда она отправилась. Однако он чувствовал, что с этой заколдованной уздой ему далеко не уйти. Стал он тогда тереться головой о камень, сбросил узду и, лишь только освободился, прыгнул в расселину, в которой скрылась Хильдур. Пробежав немного, он увидал её, она быстро шла по широкому зелёному лугу. Пастух уже смекнул, что Хильдур не обычная женщина, за какую её принимают люди. Понял он также, что, если он побежит за ней по лугу, она сразу его заметит, поэтому он достал волшебный камешек, зажал его в левой руке и что было духу припустил за Хильдур.

Тем временем она уже подбежала к большому красивому дворцу. Из дворца навстречу ей вышли люди. Впереди шёл человек, одетый богаче других. Он поцеловал Хильдур, и работник понял, что это её муж. Остальные почтительно склонились перед ней, точно приветствовали королеву. Этого человека сопровождали двое подростков. Они радостно бросились к Хильдур, и было видно, что это её дети. Потом вся свита проводила Хильдур и короля во дворец, там их ожидал пышный прием. Хильдур облачили в королевские одежды, а пальцы украсили золотыми кольцами.

Пастух последовал за всеми во дворец. Он ни к кому не прикасался, чтобы его не обнаружили, но старался ничего не упустить из виду. Покои дворца были убраны с небывалой роскошью, пастух в жизни не видывал ничего подобного. В залу внесли столы и подали всевозможные яства, а вскоре вошла и Хильдур в королевских одеждах. Пастух только диву давался. Гостей пригласили к столу, и Хильдур заняла почетное место рядом с королём. По обе стороны от них сели придворные. Все принялись за еду. Когда гости насытились, столы унесли и воины с девами начали танцевать, а кто не хотел танцевать, развлекался как его душе угодно. Король и королева тихонько беседовали друг с другом, и пастуху почудилось, будто им обоим невесело.

Во время этой беседы к ним подошли еще трое детей, помладше тех, что встречали Хильдур, и тоже поздоровались со своей матерью. Хильдур ласково обняла их. Младшего сына она посадила па колени, но он всё время хныкал. Тогда она спустила ребенка на пол, сняла с пальца кольцо и дала ему поиграть. Ребенок перестал плакать и занялся кольцом, потом он уронил его, и оно покатилось по полу. Пастух стоял совсем близко, он успел поднять и спрятать кольцо, так что никто ничего не заметил, хотя все очень удивлялись, куда подевалось кольцо.

Под утро королева Хильдур стала собираться в путь. Придворные умоляли её побыть с ними еще немножко и огорчались, что решение её непреклонно. В углу залы пастух заметил старуху, которая злорадно поглядывала на королеву. Она единственная не поздоровалась с ней, когда та пришла, и теперь не уговаривала остаться. Король увидел, что Хильдур уходит, несмотря на все мольбы, и подошел к старухе:

– Сними свое заклятие, матушка! – сказал он. – Позволь моей жене остаться со мной и пусть моё счастье будет долгим!

– Как было, так и останется! Не сниму я своего заклятия! – сердито отвечала ему старуха.

Король умолк и печальный вернулся к королеве. Он обнял её, поцеловал и ещё раз попросил не покидать его. Но Хильдур ответила, что вынуждена уйти, ибо таково заклятие, наложенное его матерью.

– Видно, такая уж злая у меня судьба, – сказала она. – Вряд ли мы с тобой ещё увидимся. Пришло время мне расплатиться за все мои злодеяния, хотя и совершила я их не по своей воле.

Пока она так говорила, пастух вышел из залы – ведь он уже узнал всё, что ему было нужно, – и побежал через луг назад к расселине. Там он выбрался наружу, спрятал за пазуху волшебный камень, который делал его невидимым, надел узду и стал ждать Хильдур. Вскоре она пришла, вскочила ему на спину и погнала домой. Она даже не заметила, что все это время он только притворялся спящим. Дома она сразу ушла к себе, а пастух решил, что ему больше ни к чему соблюдать осторожность, и крепко заснул.

Утром хозяин поднялся первым. Ему не терпелось узнать, жив ли пастух. Он был готов, как бывало уже не раз, вместо рождественской благодати испытать горькую скорбь. Пока хозяин одевался, проснулись и остальные обитатели хутора. Хозяин подошёл к пастуху и тронул его за плечо. Увидев, что тот жив, он громко возблагодарил Бога за эту милость. Пастух открыл глаза. Хозяин спросил, не случилось ли с ним ночью чего нибудь особенного.

– Да нет, ничего особенного со мной не случилось, – ответил пастух. – Разве что вот сон мне чудной приснился.

– Какой сон? – спросил хозяин. И пастух поведал всем историю, которая только что была рассказана. Люди слушали пастуха, разинув рты. Когда же он закончил свой рассказ, Хильдур проговорила:

– Все это пустая выдумка! Как ты докажешь, что всё так и было?

Пастух вынул из кармана кольцо, которое подобрал ночью во дворце аульвов.

– Хоть я и не считаю, что правдивость моего рассказа надо доказывать, – сказал он, – однако вот верное доказательство, что я побывал ночью в царстве аульвов. Чье это кольцо, королева Хильдур?

– Моё! – ответила Хильдур. – И дай Бог тебе счастья, что ты снял с меня заклятие моей свекрови. Не по своей, а по её воле творила я зло.

И королева Хильдур рассказала им свою историю.

– Я происхожу из незнатного рода аульвов, однако наш нынешний король полюбил меня и взял в жены против воли своей матери. Тогда она разгневалась и прокляла меня, сказав, что счастье наше будет коротким и встречи редкими. С тех пор я стала рабыней земного царства и мне всегда сопутствовало зло. Каждое рождество по моей вине умирал человек, оттого что я надевала на пего уздечку, чтобы съездить на нём в царство аульвов и увидеться с моим дорогим супругом. Свекровь хотела, чтобы люди узнали о моих злодеяниях и покарали меня за них. Лишь очень отважный и сильный человек, который осмелился бы последовать за мной в царство аульвов, мог освободить меня от чар. Теперь вы знаете, что все пастухи на этом хуторе погибли по моей вине, но, надеюсь, вы не станете судить меня за то, против чего я была бессильна. А пастуха, который освободил меня от неволи и от злых чар, я отблагодарю. Сейчас же я больше не могу медлить, мне хочется поскорей вернуться домой к своим близким. Спасибо вам всем за вашу доброту ко мне!

После этих слов королева Хильдур исчезла, и с тех пор её больше никогда не видели среди людей.

А про пастуха надо сказать, что весной он женился и поставил собственный двор. Хозяин помог ему, да и у самого у него деньги были. Он сделался лучшим хозяином во всей округе, и люди постоянно обращались к нему за советом и помощью. Все его уважали, и он был так удачлив, что про него говорили, будто у него каждая скотина о двух головах. А сам он считал, что своим счастьем обязан королеве Хильдур.

Прикрепленное изображение (вес файла 148.1 Кб)

Николай Глаголев

Сказка про мышонка Твикли и Деда Мороза

Мышонок Твикли жил в Лапландии. Как многие северные звери, он был абсолютно белый, и на снегу его выдавали только маленький розовый носик и черные бусинки глаз. Зимой, когда наступали лютые морозы, он тихо дремал в своей теплой норке. Еда, припасенная с лета, позволяла ему не вылезать наружу целыми месяцами. Так он беззаботно пережил прошлую зиму, и в этом году долгие зимние месяцы не предвещали ничего плохого.

Но однажды утром Твикли проснулся от неприятного холодка, заполнявшего всю норку. Покрутив головой и посмотрев глазами-бусинками вокруг, он с ужасом обнаружил, что ход в его каморку, где хранились припасы, завален, а на его месте зияет большая черная яма, в которую холодный северный ветер забрасывал колючие снежинки. «Что случилось?» - подумал Твикли, и, немного переждав, решил выбраться наружу – посмотреть, кто разрушил его заветную кладовочку.

Снаружи было темно, только ветер гнал снежную крупу, то поднимая ее до небес, то рассыпая ее по земле. Приглядевшись, Твикли увидел в темноте упряжку белых оленей, запряженных в большие, широкие сани. Олени стояли, перебирая ногами как раз в том месте, где Твикли хранил свои драгоценные припасы. «Так вот кто растоптал мою норку! – пискнул Твикли, - Ну, если я возьму что-нибудь съестное в санях, то это будет справедливо!»

Быстро пробежав между оленьих ног, он быстро вскарабкался в сани. Сани были заполнены большими белыми мешками, и пахли очень соблазнительно. «Похоже, тут есть, чем поживиться, - подумал Твикли, и начал прогрызать дырку в мешке. Вдруг он почувствовал, что сани слегка наклонились – похоже, что в них кто-то садился. Твикли испуганно сжался в углу. Скоро он услышал, как в соседней деревне ударил колокол. Один раз. Почти сразу он услышал зычный голос из саней: «Время, стоп!». Затем, немного спустя, послышались легкие шаги и нежный, детский голос произнес: «Поехали, дедушка?». «Пора, внучка!» - ответил ей первый зычный голос, и сани вдруг, рванув, поднялись в небо.

Сани летели довольно долго – так показалось Твикли. Постепенно он успокоился, и вылез наружу из- под вороха мешков. Впереди сидел старик в голубой, отороченной белым мехом шубе, а рядом с ним маленькая девочка в золотистом полушубке. Взглянув вниз, Твикли увидел, что сани летят высоко над землей, но почему-то не испугался. Вдруг ему в голову пришла шальная мысль, и он, недолго думая, шмыгнул старику в глубокий карман.

«Вот и первая остановка, - сказал старик, тормозя сани у слегка дымившейся печной трубы, - подай-ка, внучка, подарок!» Девочка обернулась, немного покопалась в мешках, и вытащила несколько красивых свертков, перевязанных блестящей лентой. Старик вылез из саней на крышу и сказал: «Сейчас дуну в трубу, чтобы пламя в печи притухло и все в доме заснули. Тогда можно и залезать». Твикли удивился – как этот большой старик влезет в такую узкую трубу. Но старик удивительно легко справился с этой задачей. Из комнаты с печкой, куда они попали, он поднялся по лестнице, и вошел в комнату, где в лунном свете тихо спали мальчик и девочка. Аккуратно положив свертки рядом с ними, дед насыпал невесть откуда взявшиеся в его руках орехи в чулки, висевшие у детских кроваток… Тихо, чтобы никто не проснулся, дед таким же необычным способом выбрался наружу, и сани опять взвились в небо…

Потом они много раз останавливались у печных труб, и каждый раз все повторялось. Иногда старик самым необыкновенным способом ухитрялся протащить через узкую трубу даже санки или велосипед. И везде, где они были дети спали, улыбаясь во сне…

Спустя некоторое время Твикли решил, что наконец пришло время подкрепиться. Тихонько выбравшись из кармана, он опять юркнул в кучу белых мешков. Из дырки, которую он прогрыз торчала плитка в красной бумажке, источающая сильный запах кофе. «Да это же… шоколад!» - подумал Твикли. Шоколад он пробовал лишь один раз, давно, когда случайно попал в дом, где жили люди. И вспоминал это с большим удовольствием – там тепло, светло, и много вкусных штучек. Твикли взялся за шоколад. Очень скоро от шоколадки осталась только яркая красная обертка, а Твикли, наевшись до отвала, вдруг почувствовал, что безумно хочет спать. Под мешками было тепло, и Твикли, свернувшись калачиком, сам не заметил, как задремал. Проснулся он от того, что кто-то взял его в руки. «Смотри, дедушка, какой хороший! Это, наверное, он съел шоколадку. А что же мы будем дарить?» - спросила девочка у деда, держа Твикли в руках. Мышонок испуганно сжался: «Ох, сейчас накажут!» «Не беспокойся, внучка. Возможно, это будет, самый чудесный подарок в этот Новый год!» - сказал дед и подул на малыша. Твикли почувствовал, что опять засыпает. Девочка, немного подумав, надела на шею малыша красивый блестящий бант…

Проснулся Твикли от яркого солнечного света. Когда солнце перестало его слепить, он увидел два больших детских глаза, и почувствовал, что белую шерстку на его спине нежно гладят крохотные пальчики.

Прикрепленное изображение (вес файла 236.8 Кб)

Татьяна Семенова (Коптяева)

Сказка про бегемотов. Почему бегемоты серые.

На берегу тёплой и прозрачной реки раскинулся красивый и необыкновенный город. В нём были яркие дома с черепичными крышами, широкие улицы и просторная площадь. Посреди этой площади, окружённой большим живописным прудом, высился памятник первому мэру города. Здесь любили отдыхать горожане – добрые и неторопливые бегемоты.

Когда появился этот город, никто не помнил. Но никто и не представлял жизни без него. Если кому-то было плохо, он шёл к бегемотам. И они находили слова утешения. Если у кого-то была радость, он спешил поделиться с нею с бегемотами. И эти добрые создания тот час устраивали праздник по случаю счастливого события.

Люди любили этот город и его обитателей. Бегемоты называли свой город Гиппоград, а люди – Розовый Город, потому что жители его были розовыми. Да-да, в Гиппограде жили розовые бегемоты. Тогда все бегемоты были розовыми. И от этого казалось, что в городе всегда праздник. Так нарядно выглядели горожане.

Гиппоград славился своими поварами. В воздухе постоянно чувствовался запах ванили и шоколада. А традиционные сдобные булочки – «бегемотки» – выпекались и поглощались тысячами, так они были вкусны. Поэтому некогда стройные как олени бегемоты отяжелели и сделались неторопливыми. Но доброты в них только прибавилось. Людям тоже нравились «бегемотки». И они часто засиживались в кондитерских за мирной беседой. Так тихо и счастливо текла жизнь обитателей Гиппограда и их соседей. Но однажды произошло событие, изменившее и горожан, и город. Рецепт, по которому выпекались «бегемотки», был всем известен. Но только в Гиппограде булочки были так рассыпчаты и таяли во рту. Дело в том, что тесто в Гиппограде замешивалось на особой воде из источника, бившего из-под земли прямо на территории пекарни. Источник охранялся столетиями, и только повара и охрана могли подходить к нему. Вода была необыкновенная, и её струйка, как бриллианты, переливалась всеми цветами радуги. Попав в обыкновенную воду, эта струйка погружалась на дно, образуя ручейки, похожие на алмазные россыпи. Так холодна и чиста была эта вода. И вот в один летний пасмурный день в горах за городом произошло землетрясение. Такое было и раньше. Поэтому бегемоты не испугались, а лишь вышли из своих домов на улицы, посмотреть всё ли в порядке в городе. И в этот момент у пекарни раздался крик: «Вода! Наша вода ушла!»

Сначала никто не понял, о какой воде кричали. Но постепенно до горожан дошло, что случилось горе: «Больше не будет таких вкусных и любимых бегемоток!», – восклицали розовые бегемоты, и из их добрых глаз катились слёзы. Люди успокаивали своих соседей, предлагая поискать, куда ушёл источник.

И начались поиски. Заглядывали в каждую реку, пруды и прудики, всматривались во все водоёмы, стараясь увидеть на дне алмазный ручеёк. А повара выпекали булочки, пробуя источник за источником, но прежних «бегемоток» не получалось. Люди тоже принялись за дело, добавляя в рецепт то одно, то другое. Булочки бегемотам на пробу приносили тысячами, так хотелось помочь этим добрым созданиям вернуть своё лакомство.

Но время шло. А булочки – «бегемотки» – не становились прежними. И бегемоты начали сереть от своего горя.

Большую часть времени они проводили в водоёмах, погружаясь по самые уши, они всматривались в дно реки, не промелькнёт ли алмазный ручеёк.

Розовый город постепенно опустел. Бегемоты уходили дальше и дальше в поисках своего источника.

Прошло много-много лет. Бегемоты стали серыми, забыли человеческий язык. Но они до сих пор ищут свой источник, долго стоя в воде по самые уши. Да ещё очень любят булки. Разевая рот и прося ещё, они словно надеются, что следующей булочкой будет их «бегемотка».

Прикрепленное изображение (вес файла 268.2 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

С наступающим Новым годом!

Елена Карасёва

ОБЫЧНОЕ НОВОГОДНЕЕ ВОЛШЕБСТВО

Прогноз синоптиков был неутешительным. Согласно ему Новый год люди должны были встречать без снега. Но она верила, что всё будет наоборот. И снег пришёл в их город за неделю до самого главного праздника года. Он валил большими хлопьями, и скоро белой сверкающей скатертью был укрыт весь город. Деревья и кустарники стояли со смешными боярскими шапками и выглядели очень празднично. Сразу по-иному засияли огоньки на ёлках. Весь город стал ярким, весёлым и забавным одновременно.

Она очень любила эту весёлую предновогоднюю суматоху. Покупала подарки, и от этого становилось хорошо на душе. Радовалась, что теперь их упаковывают в красивые коробочки. Она сразу представляла себе, как её близкие будут с нетерпением открывать эти упаковки, охать и ахать от удивления. Она всегда придумывала какие-то необыкновенные подарки, в течение года узнавала у близких их тайные мечты и заносила всё в копилочку своей памяти. А потом воплощала их маленькие смешные мечты в жизнь, чувствуя себя при этом настоящей Снегурочкой, радуясь, что хорошо зарабатывает и может позволить себе тратить на подарки достаточно денег.

Снег всё падал и падал, но теперь снежинки стали меньше. Они кружили над городом, искрились, переливались самыми немыслимыми цветами. Она остановилась, протянула руку и ловила на варежку красивые белоснежные звёздочки. Потом, зажмурившись, лизнула их и поняла, что на вкус они были совершенно необычные, лучше, чем самое вкусное мороженое.

Не хотелось идти домой, в душное тепло. Хотелось стоять под этими снежинками и дышать свежим морозным воздухом. Она и стояла, запрокинув голову к небу, глядя на внезапно яркие и блестящие звёзды, радуясь воздуху, и тишине, и пушистому снегу... Просто радуясь тому, что всё в жизни хорошо.

Внезапно коса, которую она всегда тщательно укладывала, выскользнула из-под шапочки и красиво легла поверх светлой шубки. И снежок сразу стал запорашивать тёмную косу, украшая её серебристо-сверкающими снежинками.

— Надо же, настоящая Снегурочка! — внезапно прозвучало совсем рядом.

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась.

Рядом с ней стоял высокий молодой человек. Он разглядывал её с таким детским восхищением, что она заулыбалась. Лёгкие ямочки на щеках, румянец, запорошенная снегом коса, видимо, дополнили её сказочный образ. Он заулыбался в ответ. У него была очень хорошая добрая улыбка, смешливые глаза, приятный мягкий голос. От него веяло спокойствием, силой и уверенностью.

— Здравствуйте! Извините, что напугал.

— Здравствуйте... Принимаю извинения.

— Знаете, Вы действительно похожи на Снегурочку. Такая сказочная прекрасная Снегурочка...

— А вы верите в сказки?

— Глядя на вас — да.

И они оба весело рассмеялись.

Как-то не вовремя, резко и грубо зазвонил мобильный телефон. Она взяла трубку.

— Я слушаю.

— Ты где? Мне надо с тобой поговорить.

— Я уже почти около дома.

— Давай быстрее. Я замёрз как собака, пока ждал тебя. На улице холодина несусветная, снег этот ужасный...

— Я уже иду.

И в очередной раз она подивилась разному их отношению к жизни. Она видит сверкающие снежинки, он — холодные комки, она радуется лёгкому морозу, он — ворчит, что замёрз. Интересно, что такого могло случиться в его размеренной жизни?

Незнакомец ещё пытался что-то спросить, но она, на ходу извинившись, почти побежала домой. Бежала и думала, что придётся выслушивать непонятные упрёки.

Они были вместе уже два года. Встречались, ходили на театральные премьеры, ужинали в ресторанах... Он был респектабельный, приятный молодой человек, с которым не стыдно было появиться в любом месте. Но в быту он вызывал лёгкое раздражение. Слишком уж они были разными по мироощущению. Она любила кошек, он — черепах. Не мог понять, когда она привела домой маленького котёнка, выхаживала, нянчилась с ним... Он любил тех существ, которые не требовали большого ухода и его личного вмешательства. Не любил слушать мурлыканье кота, отпихивал его ногой. Котёнок стал отвечать ему тем же: шипел, фырчал и не подходил близко. Какие-то мелочи складывались в картинку, не совсем приглядную. Всё вроде бы хорошо, но чего-то не хватало в их отношениях. Она так и не смогла понять — как относится к нему, нужен ли он ей.

В последнее время он стал чаще говорить о том, что устал от одиночества, что хочет семью. Они ходили в ювелирные магазины, он присматривал кольца. Но открыто, напрямую ничего не говорил. Она же этого разговора немного побаивалась. Говорить «нет» не хотелось, а сказать «да» язык не поворачивался. Не такого человека хотела бы она видеть своим мужем. Они ведь просто встречались, она не строила в его отношении никаких планов. Ей всегда казалось, что когда люди любят друг друга, всё идёт совсем по-другому. Вмешивается его Величество случай и решает за несколько минут самые сложные и непредсказуемые вопросы.

Он сидел насупленный, недовольный тем, что ждал её несколько минут и продрог. Было видно, что пришёл он неспроста, но не знает, как начать разговор.

— Где ты была?

— Знаешь, снег такой красивый, я остановилась полюбоваться им.

— Что? Ты же знала, что я приду.

— Да, ты звонил, говорил. Но это продолжалось всего несколько минут... Я не могла пройти и не посмотреть на эту красоту.

— Нашла на что смотреть!

— Послушай, что случилось? Почему ты позволяешь себе повышать на меня голос? Да, я смотрела на снег, он очень красивый. И ёлки вокруг, огоньки. Ты же знаешь, как я люблю Новый год. Что в этом плохого? Почему я должна в этом оправдываться?

— Извини, я никогда не понимал твоих странностей. Но сейчас не об этом. Я должен тебе сказать. В общем, я женюсь. Она — дочка папиного начальника, и ты понимаешь... Так хотят родители.

— А ты? Чего хочешь ты?

— Я не знаю. Так надо. Конечно, мне как-то неудобно перед тобой... Мы ведь с тобой...

— Мы с тобой что?

— Ну, не знаю как сказать. Мы ведь собирались пожениться, планы строили...

— Что?

— А почему ты так удивилась? У тебя не было этих планов?

— Просто ты никогда не говорил, что любишь меня и хочешь жениться.

— Ну, это было в моих планах. А вот теперь родители велят жениться на этой девушке. Но мы можем встречаться дальше.

— Знаешь что, я планов в отношении тебя не строила и замуж за тебя выходить не собиралась. Делай то, что тебе велят родители, и оставь меня в покое.

Она только сейчас поняла, как сильно устала от него. Она устала всё время находиться в напряжении, ждать каких-то вопросов, отвечать на них, улыбаться и настраиваться на его волну. Какое счастье, что он так слушается своих родителей!

— Значит, ты так решила?

— Это решил ты. Думаю, так будет лучше всем. Извини, я устала и хочу отдохнуть. Да и тебе пора идти.

Обиженно хмурясь, он натянул куртку, сказал, что позвонит завтра, и хлопнул дверью.

Ложась спать, она знала, что сделает завтра в первую очередь: отключит на время городской телефон и поменяет SIM-карту на мобильном. Радостное чувство освобождения от чего-то неприятного переполняло её. Впереди был самый замечательный праздник — Новый год. Сказочный, чудесный, неповторимый, и к его встрече надо было приготовиться. Она верила, что наступающий год принесёт ей счастье. Потому что это был её год — год Тигра. Она верила, что он будет хорошим, мягким, пушистым, ласковым, многое изменит в её жизни, принесёт удачу и любовь.

Пушистый снег лежал повсюду. От этого на душе было приятно. Она уже решила, что встретит Новый год дома одна. Сядет на пушистый ковёр под ёлку, будет пить шампанское и заедать его любимыми конфетами. Дома будет тихо, тепло, разноцветными огоньками будет сверкать ёлка... Хорошо!

31 декабря в 10 часов вечера в дверь раздался звонок. Она открыла дверь и увидела... Деда Мороза! В роскошной шубе, с большим мешком, с посохом, он был такой настоящий, что от удивления перехватило дыхание.

— Здравствуйте! — проговорил он басом. Я Дедушка Мороз, я подарки вам принёс!

— Здравствуйте! — удивлённо проговорила она.

— А где же ваш сынишка, неужто спит уже? Ну уж извините, припозднился...

— У меня никакого сына нет.

— Как нет? А где же он? Извините, это дом 110 «а»?

— Нет, это просто 110. 110 «а» — следующий.

Ситуация была настолько смешной, что она расхохоталась. А Дед Мороз вдруг совершенно другим голосом, мягким и радостным, произнёс: «Снегурочка, наконец-то я тебя нашёл!».

Он снял шапку, и она поняла, что перед ней, смущённо улыбаясь, стоит тот самый парень, её знакомый незнакомец. И оттого, что они встретились, ей вдруг стало на душе очень-очень хорошо. Из комнаты, громко мурлыча, вышел котёнок. Он подошёл к Деду Морозу и начал тереться о его ногу. Парень наклонился и погладил его. Кот заорал от счастья и стал тереться с утроенной силой.

Её новогодние планы поменялись очень резко. Да, она встречала этот чудесный сказочный праздник всё так же на ковре, у ёлки, с шампанским и конфетами. Но уже не одна. Год Тигра принес ей первый, неожиданный, но очень приятный подарок. Под бой курантов, внимательно глядя ей в глаза, он сказал: «Я сразу понял, что ты для меня — одна-единственная, что я тебя обязательно найду, моя любимая Снегурочка. Ты выйдешь за меня замуж?»

Ответ на этот вопрос она уже знала.

Новый год шёл по планете. Он дарил подарки, разбрасывал разноцветные снежинки, творил добро и совершал чудеса... И каждый, кто в них верил, кто ждал их, был очень-очень счастлив.

Прикрепленное изображение (вес файла 319.5 Кб)

Мария Дюричкова

Ключик на голубой ленте

Далеко, на самом краю света, на таком дальнем краю, что даже и не понятно, начало это или конец света – в общем, в очень далёких краях раскинулась страна Кантагирия, в которой правил король Могай. Долгие годы ждал король Могай сына-наследника, и когда наконец дождался, то страшно обрадовался. Он назвал сына Кристианом, в честь своего отца, и казалось, теперь у него есть всё для полного счастья. Но это было не так.

Как только королевич Кристиан появился на свет, кто-то повесил ему на шею ключик на голубой ленте.

- Кто посмел? – разгневался король Могай. – Если здесь что-нибудь заперто, значит, на то была моя королевская воля! Так какие ещё нужны ключи, для чего?

И он велел няне выбросить ключик. Няня бросила ключик в мусорную яму и ещё ведро золы на него высыпала. Но когда она вернулась в детскую, ключик висел на шее у королевича, как ни в чём не бывало.

Тогда король приказал зарыть ключик в саду и лично проверил, достаточно ли глубока яма. На семь с половиной саженей закопали ключик и землю плотно утоптали, но когда король вернулся во дворец, ключик на голубой ленте опять висел на шее у королевича.

- В огонь его! – воскликнул король Могай.

Ключик пробовали сжечь, пробовали утопить в глубоком озере. Его ломали, пилили, дробили и ещё всячески пытались спровадить со света – но всё впустую. Ключик всякий раз возвращался к королевичу Кристиану и повисал у него на шее.

Наконец король Могай сказал:

- Пусть его!

Это означало: пусть висит. В конце концов ключик всегда можно так прикрыть одеждой, будто его там и нет вовсе.

Но он там был. И король Могай ни на минуту об этом не забывал.

А королевич Кристиан подрастал. Давно уже перестали его называть Кристиаником, все теперь говорили: королевич Кристиан. Такой он стал большой. И такой серьёзный. Словно он всё время о чём-то размышлял. Но о чём? Король Могай с радостью отдал бы перстень с самым драгоценным своим камнем, только бы узнать, о чём размышляет его сын Кристиан и чем он занимается, когда остаётся один. Но сердце королевича неумолимо закрывалось перед ним.

Была у короля Могая говорящая птица Моголь. После обеда король имел обыкновение оставаться за столом и беседовать со своей птицей.

- Так чем сегодня занимался мой сын? – каждый день спрашивал король.

- Сегодня королевич Кристиан изволил заниматься математикой, затем соизволил выслушать лекцию по истории нашего славного королевства Кантагирии, затем был урок фехтования…

- Дальше, дальше, - нетерпеливо говорил король.

- А затем, с вашего позволения, королевич Кристиан опять пытался открывать двери и замки во дворце ключиком на голубой ленте.

- Опять, значит, - вздохнул король Могай.

- Опять, с вашего позволения. Королевич изволил проверить все замки, но ни к одному из них ключик не подошёл. А затем королевичу Кристиану угодно было выйти в сад, и там он долго стоял перед чайной розой, которая растёт в дальнем углу сада.

- Далось ему это место! Нет, не нравится мне это, совсем не нравится! – воскликнул король. – И о чём же они разговаривали?

- Не могу знать, с вашего позволения, хотя я и сидела неподалёку в кустах. Это была встреча без слов. Роза просто пахла, а королевич качал головой в знак того, что не понимает…

- Нет, не нравится мне это! И вообще, зачем там растут розы? – возмутился король. – Следи за королевичем, друг мой, и извещай меня обо всём.

- Рада услужить вашему величеству, - поклонилась птица Моголь.

На другой день королевич Кристиан опять отправился к чайной розе и обнаружил, что вся дальняя часть сада выкошена и вытоптана. От розовых кустов не осталось и следа. Но на обратном пути королевич заметил сорванную чайную розу, втоптанную в землю каблуком. Он поднял её, положил на ладонь, словно раненного птенца – и тут его овеяло ароматом сильнее, чем когда-либо прежде. Это роза из последних сил пыталась что-то сказать ему. Она обращалась к нему так настойчиво и страстно, что он наконец-то понял её. Понял всё, что она хотела ему сказать!

В тайном углу сада, скрытая зарослями ольхи, стоит стена, из-за которой каждый тринадцатый день слышен тихий плач. Найди эту стену и коснись её ключиком на голубой ленте!

Она ещё что-то говорила, но так тихо, что ничего нельзя было понять.

Королевич поцеловал умирающую розу, осторожно положил её на землю и поспешил в тайный уголок сада. Он миновал тёмные заросли ольхи – и действительно! – за ними скрывалась суровая серая стена. Королевич приблизился, достал ключик на голубой ленте, который он всю жизнь носил у сердца, и коснулся им стены.

Только он это сделал, раздался глухой треск, словно ломался лёд на реке в конце зимы. В стене появилась трещина, она росла на глазах, стала широкой как ворота.

И из этих ворот вышла девушка! Одежда и волосы её позеленели от сырости, лицо было измождено, но в глазах её жарким солнцем сияло счастье.

- Я сестра твоя, принцесса Кристианка, благодарю тебя за избавление, - горячо сказала она.

Она протянула руки навстречу Кристиану, и он обнял её и поцеловал.

В тот же миг, словно по чьему-то тайному зову, сквозь трещину в стене ворвался ветер. Он зашумел в ольховых кронах, загудел в дымоходах королевского замка, распахнул все окна.

Король Могай в это время обедал, а в передней дожидалась птица Моголь, чтобы доложить о королевиче, доложить очень неприятные новости… и тут в палате распахнулись окна и двери, корона слетела с головы короля и покатилась к дверям. Король Могай ощупал голову, ахнул и бросился вдогонку! Корона загромыхала вниз по лестнице, вылетела из дворцовых ворот и понеслась по улице. А король за ней. Он ничего не видит, кроме катящейся перед ним короны, он бежит, а люди смеются, без короны никто не узнаёт короля Могая. Люди смеются, глядя, как несётся по улице какой-то шальной человечек с салфеткой под подбородком, а за ним смешно летит какая-то странная птица…

Так они бежали, бежали – и до сих пор бегут: впереди катится корона, а за ней гонится человечек с птицей-прислужницей…

Королевич Кристиан пошёл с принцессой Кристианкой в королевский дворец. А навстречу ему уже бегут люди:

- Наконец-то, королевич Кристиан, а мы уж не можем тебя дождаться! Отец твой, король Могай, вдруг исчез без следа вместе с короной, придётся тебе занять его место на троне, хотя бы даже и в шапке.

- Значит, всё же сбылось предсказание! – воскликнула принцесса Кристианка.

- Что сбылось?

- Королю Могаю однажды предсказали, что в ту минуту, когда меня кто-нибудь поцелует, он лишится короны. Поэтому он велел меня замуровать.

- Забудь обо всех своих бедах, моя дорогая, - сказал королевич Кристиан. Вместе с Кристианкой он взошёл на трон королевства Кантагирии и огласил свои первые королевские указы:

Немедленно снести серую стену в тайном уголке королевского сада!

Уничтожить все тайные уголки!

Так оно и сталось.

С тех пор в стране Кантагирии повсюду проникают солнечные лучи и свежий ветер, повсюду правит справедливость.

Да здравствует король Кристиан!

Прикрепленное изображение (вес файла 699.2 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

7 января - Рождество Христово по юлианскому календарю (Православное Рождество).

Н. Крайнер

Рождественская сказка

Как-то раз под Рождество Дед Мороз, у которого в ту пору особых дел не было, решил взять себе небольшой отгул. Дней, буквально, на пару. Чтобы навестить любимую женщину. Нет, не Снегурочку, разумеется. Дед Мороз уже посмотрел фильм “Oldboy” и оставаться без языка, в случае чего, совершенно не собирался. Да, и вообще, у Деда Мороза был весьма неплохой вкус (так ему казалось), поэтому в любимые женщины он себе назначил Снежную Королеву. Он знал, конечно, что ей нравятся мужчины значительно моложе, но так просто отступаться Дед Мороз не привык. Он оставил хозяйство на Снегурочку, выдал ей список подарков, которые нужно было засунуть в его мешок до 31 декабря, а сам отправился в сторону Лапландии.

Снежная Королева в то время прозябала у себя на троне в ожидании очередного Кая. Нет, она, разумеется, не надеялась, что он просто так возьмет и придет в ее дворец (ведь каждого Кая охраняет своя Герда), но ей почему-то казалось, что она почувствует, если он вдруг появится. И вот тогда… В этот раз Снежная Королева не хотела торопить события. Она собиралась ждать. Ждать того момента, когда Кай повзрослеет и сможет сделать сознательный выбор. Она была уверена, что в этом случае Кай непременно выберет ее.

Дед Мороз подъехал на маршрутном олене к дворцу Снежной Королевы и понял, что волнуется, как мальчишка. Все-таки он уже очень много лет из всех женщин видел только Снегурочку, которая внучка и постоянно сидит на диете, поедая майонез “Кальве легкий”. Дед Мороз посчитал про себя до тридцати одного, вздохнул и зашел в ледяной дворец.

Снежная королева услышала чьи-то шаги и тоже начала нервничать. Ведь если это Кай, значит, ее одиночество все-таки будет нарушено. И надо будет решать, что делать с этим всем дальше. Она решительно встала с трона и спрятала в шкаф вазочку с осколками зеркала злого тролля, на всякий случай. Ей не хотелось, чтобы в решительный момент все испортилось из-за какого-то дурацкого кусочка стекла.

Дед Мороз вошел в тронный зал и оцепенел. Он знал, конечно, что Снежная королева прекрасна, но не ожидал такого. В груди у него что-то начало мерзнуть, явный признак любви (ну, для Деда Мороза, конечно же), а все красивые и умные слова, которые он не одно столетие записывал на бумажку и заучивал, высыпались из его головы и с легким звоном и разлетелись по всему тронному залу, пытаясь сложиться в слово “Вечность”.

Снежная Королева обернулась и увидела пожилого дядьку с бородой и в красном халате.

– Кай? – недоверчиво спросила Снежная Королева.

Дед Мороз хотел было сказать, что никакой он не Кай, но почему-то в голову ему вдруг полезли воспоминания про детство, про санки и про прекрасную женщину, которую он видел, когда катался на этих самых санках. И про то, как ему захотелось в тот момент быть к ней как можно ближе. И еще что-то про плачущую Герду и бабушку.

– Ну да, Кай, – удивленно ответил Дед Мороз.

– Что же ты так долго, Кай? Вон, состариться успел, бородой какой-то зарос, – Снежная Королева не знала, то ли ей радоваться, то ли плакать, то ли просто не поверить.

– Да я все никак не мог решиться, – ответил Дед Мороз. – А потом заботы всякие, работа. Имидж нужно блюсти, опять же. Дети не обрадуются, если им подарки будет какой-то молодой дядька приносить. Им Дедушку Мороза подавай.

– Работа, – вздохнула Снежная Королева. – И что, ты ради меня ее бросишь?

– Ну, – Дед Мороз задумался о всех маленьких детях, которые будут ждать его подарков. Потом он задумался о себе и о том, сколько он времени бездарно потратил на то, чтобы лично приносить маленьким детям все эти подарки. – Во-первых, есть еще всякие Санта-Клаусы и Йоло Пуки, можно их попросить заменить. Во-вторых, работаю я только раз в год, ты же знаешь. А в-третьих, там поточный метод, и без меня обойдутся.

– Безответственный ты какой-то, Кай, – опять вздохнула Снежная Королева.

– Это да, – согласился Дед Мороз. – Столько времени жить черт-те где и черт-те как, вместо того, чтобы... – тут он почему-то опять засмущался и уставился в пол.

Снежная Королева подошла к Деду Морозу, посмотрела ему в глаза и, к своему ужасу, действительно увидела в них маленького мальчика, который очень любил кататься на санках даже в самый лютый мороз. Она сняла с Деда Мороза колпак и бороду, еще раз внимательно на него посмотрела и улыбнулась. В первый раз за последние несколько сотен лет.

Да-да, и жили они потом сами-знаете-как. Потому что рождественская сказка все-таки.

Прикрепленное изображение (вес файла 253.1 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 599.2 Кб)

Александр Куприн.

Тапер

Двенадцатилетняя Тиночка Руднева влетела, как разрывная бомба, в комнату, где ее старшие сестры одевались с помощью двух горничных к сегодняшнему вечеру. Взволнованная, запыхавшаяся, с разлетевшимися кудряшками на лбу, вся розовая от быстрого бега, она была в эту минуту похожа на хорошенького мальчишку.

- Mesdames, а где же тапер? Я спрашивала у всех в доме, и никто ничего не знает. Тот говорит - мне не приказывали, тот говорит - это не мое дело... У нас постоянно, постоянно так, - горячилась Тиночка, топая каблуком о пол. - Всегда что-нибудь перепутают, забудут и потом начинают сваливать друг на друга...

Самая старшая из сестер, Лидия Аркадьевна, стояла перед трюмо. Повернувшись боком к зеркалу и изогнув назад свою прекрасную обнаженную шею, она, слегка прищуривая близорукие глаза, закалывала в волосы чайную розу. Она не выносила никакого шума и относилась к "мелюзге" с холодным и вежливым презрением. Взглянув на отражение Тины в зеркале, она заметила с неудовольствием:

- Больше всего в доме беспорядка делаешь, конечно, ты, - сколько раз я тебя просила, чтобы ты не вбегала, как сумасшедшая, в комнаты.

Тина насмешливо присела и показала зеркалу язык. Потом она обернулась к другой сестре, Татьяне Аркадьевне, около которой возилась на полу модистка, подметывая на живую нитку низ голубой юбки, и затараторила:

- Ну, понятно, что от нашей Несмеяны-царевны ничего, кроме наставлений, не услышишь. Танечка, голубушка, как бы ты там все это устроила. Меня никто не слушается, только смеются, когда я говорю... Танечка, пойдем, пожалуйста, а то ведь скоро шесть часов, через час и елку будем зажигать...

Тина только в этом году была допущена к устройству елки. Не далее как на прошлое рождество ее в это время запирали с младшей сестрой Катей и с ее сверстницами в детскую, уверяя, что в зале нет никакой елки, а что "просто только пришли полотеры". Поэтому понятно, что теперь, когда Тина получила особые привилегии, равнявшие ее некоторым образом со старшими сестрами, она волновалась больше всех, хлопотала и бегала за десятерых, попадаясь ежеминутно кому-нибудь под ноги, и только усиливала общую суету, царившую обыкновенно на праздниках в рудневском доме.

Семья Рудневых принадлежала к одной из самых безалаберных, гостеприимных и шумных московских семей, обитающих испокон века в окрестностях Пресни, Новинского и Конюшков и создавших когда-то Москве ее репутацию хлебосольного города. Дом Рудневых - большой ветхий дом доекатерининской постройки, со львами на воротах, с широким подъездным двором и с массивными белыми колоннами у парадного, - круглый год с утра до поздней ночи кишел народом. Приезжали без всякого предупреждения, "сюрпризом", какие-то соседи по наровчатскому или инсарскому имению, какие-то дальние родственники, которых до сих пор никто в глаза не видал и не слыхал об их существовании, - и гостили по месяцам. К Аркаше и Мите десятками ходили товарищи, менявшие с годами свою оболочку, сначала гимназистами и кадетами, потом юнкерами и студентами и, наконец, безусыми офицерами или щеголеватыми, преувеличенно серьезными помощниками присяжных поверенных. Девочек постоянно навещали подруги всевозможных возрастов, начиная от Катиных сверстниц, приводивших с собою в гости своих кукол, и кончая приятельницами Лидии, которые говорили о Марксе и об аграрной системе и вместе с Лидией стремились на Высшие женские курсы. На праздниках, когда вся эта веселая, задорная молодежь собиралась в громадном рудневском доме, вместе с нею надолго водворялась атмосфера какой-то общей наивной, поэтической и шаловливой влюбленности.

Эти дни бывали днями полной анархии, приводившей в отчаяние прислугу. Все условные понятия о времени, разграниченном, "как у людей", чаем, завтраком, обедом и ужином, смешивались в шумной и беспорядочной суете. В то время когда одни кончали обедать, другие только что начинали пить утренний чай, а третьи целый день пропадали на катке в Зоологическом саду, куда забирали с собой гору бутербродов. Со стола никогда не убирали, и

буфет стоял открытым с утра до вечера. Несмотря на это, случалось, что молодежь, проголодавшись совсем в неуказанное время, после коньков или поездки на балаганы, отправляла на кухню депутацию к Акинфычу с просьбой приготовить "что-нибудь вкусненькое". Старый пьяница, но глубокий знаток своего дела, Акинфыч сначала обыкновенно долго не соглашался и ворчал на депутацию. Тогда в ход пускалась тонкая лесть: говорили, что теперь уже перевелись в Москве хорошие повара, что только у стариков и сохранилось еще неприкосновенным уважение к святости кулинарного искусства и так далее. Кончалось тем, что задетый за живое Акинфыч сдавался и, пробуя на большом пальце острие ножа, говорил с напускной суровостью:

- Ладно уж, ладно... будет петь-то... Сколько вас там, галчата?

Ирина Алексеевна Руднева - хозяйка дома - почти никогда не выходила из своих комнат, кроме особенно торжественных, официальных случаев. Урожденная княжна Ознобишина, последний отпрыск знатного и богатого рода, она раз навсегда решила, что общество ее мужа и детей слишком "мескинно" [пошло, от mesquin (фр.)] и "брютально" [грубо, от brutal (фр.)], и потому равнодушно "иньорировала" [игнорировала (от фр. ignorer)] его, развлекаясь визитами к архиереям и поддержанием знакомства с такими же, как она сама, окаменелыми потомками родов, уходящих в седую древность. Впрочем, мужа своего Ирина Алексеевна не уставала даже и теперь тайно, но мучительно ревновать. И она, вероятно, имела для этого основания, так как Аркадий Николаевич, известный всей Москве гурман, игрок и щедрый покровитель балетного искусства, до сих пор еще, несмотря на свои пятьдесят с лишком лет, не утратил заслуженной репутации дамского угодника, поклонника и покорителя. Даже и теперь его можно было назвать красавцем, когда он, опоздав на десять минут к началу действия и обращая на себя общее внимание, входил в зрительную залу Большого театра - элегантный и самоуверенный, с гордо поставленной на осанистом туловище, породистой, слегка седеющей головой.

Аркадий Николаевич редко показывался домой, потому что обедал он постоянно в Английском клубе, а по вечерам ездил туда же играть в карты, если в театре не шел интересный балет. В качестве главы дома он занимался исключительно тем, что закладывал и перезакладывал то одно, то другое недвижимое имущество, не заглядывая в будущее с беспечностью избалованного судьбой гран-сеньора. Привыкнув с утра до вечера вращаться в большом обществе, он любил, чтобы и в доме у него было шумно и оживленно. Изредка ему нравилось сюрпризом устроить для своей молодежи неожиданное развлечение и самому принять в нем участие. Это случалось большею частью на другой день после крупного выигрыша в клубе.

- Молодые республиканцы! - говорил он, входя в гостиную и сияя своим свежим видом и очаровательной улыбкой. - Вы, кажется, скоро все заснете от ваших серьезных разговоров. Кто хочет ехать со мной за город? Дорога прекрасная: солнце, снег и морозец. Страдающих зубной болью и мировой скорбью прошу оставаться дома под надзором нашей почтеннейшей Олимпиады Савичны...

Посылали за тройками к Ечкину, скакали сломя голову за Тверскую заставу, обедали в "Мавритании" или в "Стрельне" и возвращались домой поздно вечером, к большому неудовольствию Ирины Алексеевны, смотревшей брезгливо на эти "эскапады [проказы (от фр. escapade)] дурного тона". Но молодежь нигде так безумно не веселилась, как именно в этих эскападах, под предводительством Аркадия Николаевича.

Неизменное участие принимал ежегодно Аркадий Николаевич и в елке. Этот детский праздник почему-то доставлял ему своеобразное, наивное удовольствие. Никто из домашних не умел лучше его придумать каждому подарок по вкусу, и потому в затруднительных случаях старшие дети прибегали к его изобретательности.

- Папа, ну что мы подарим Коле Радомскому? - спрашивали Аркадия Николаевича дочери. - Он большой такой, гимназист последнего класса... нельзя же ему игрушку...

- Зачем же игрушку? - возражал Аркадий Николаевич. - Самое лучшее купите для него хорошенький портсигар. Юноша будет польщен таким солидным подарком. Теперь очень хорошенькие портсигары продаются у Лукутина. Да, кстати, намекните этому Коле, чтобы он не стеснялся при мне курить. А то давеча, когда я вошел в гостиную, так он папироску в рукав спрятал...

Аркадий Николаевич любил, чтобы у него елка выходила на славу, и всегда приглашал к ней оркестр Рябова. Но в этом году [рассказ относится к 1885 г.; кстати заметим, что основная фабула его покоится на действительном факте, сообщенном автору в Москве М.А.З-вой, близко знавшей семью, названную в рассказе вымышленной фамилией Рудневых (прим.авт.)] с музыкой произошел целый ряд роковых недоразумений. К Рябову почему-то послали очень поздно; оркестр его, разделяемый на праздниках на три части, оказался уже разобранным. Маэстро в силу давнего знакомства с домом Рудневых обещал, однако, как-нибудь устроить это дело, надеясь, что в другом доме переменят день елки, но по неизвестной причине замедлил

ответом, и когда бросились искать в другие места, то во всей Москве не оказалось ни одного оркестра. Аркадий Николаевич рассердился и велел отыскать хорошего тапера, но кому отдал это приказание, он и сам теперь не помнил. Этот "кто-то", наверно, свалил данное ему поручение на другого, другой - на третьего, переврав, по обыкновению, его смысл, а третий в общей сумятице и совсем забыл о нем...

Между тем пылкая Тина успела уже взбудоражить весь дом. Почтенная экономка, толстая, добродушная Олимпиада Савична, говорила, что и взаправду барин ей наказывал распорядиться о тапере, если не приедет музыка, и что она об этом тогда же сказала камердинеру Луке. Лука, в свою очередь, оправдывался тем, что его дело ходить около Аркадия Николаевича, а не бегать по городу за фортепьянщиками. На шум прибежала из барышниных комнат горничная Дуняша, подвижная и ловкая, как обезьяна, кокетка и болтунья, считавшая долгом ввязываться непременно в каждое неприятное происшествие. Хотя ее и никто не спрашивал, но она совалась к каждому с жаркими уверениями, что пускай ее бог разразит на этом месте, если она хоть краешком уха что-нибудь слышала о тапере. Неизвестно, чем окончилась бы эта путаница, если бы на помощь не пришла Татьяна Аркадьевна, полная, веселая блондинка, которую вся прислуга обожала за ее ровный характер и удивительное умение улаживать внутренние междоусобицы.

- Одним словом, мы так не кончим до завтрашнего дня, - сказала она своим спокойным, слегка насмешливым, как у Аркадия Николаевича, голосом. - Как бы то ни было, Дуняша сейчас же отправится разыскивать тапера. Покамест ты будешь одеваться, Дуняша, я тебе выпишу из газеты адреса. Постарайся найти поближе, чтобы не задерживать елки, потому что сию минуту начнут съезжаться. Деньги на извозчика возьми у Олимпиады Савичны...

Едва она успела это произнести, как у дверей передней громко затрещал звонок. Тина уже бежала туда стремглав, навстречу целой толпе детишек, улыбающихся, румяных с мороза, запушенных снегом и внесших за собою запах зимнего воздуха, крепкий и здоровый, как запах свежих яблоков. Оказалось, что две большие семьи - Лыковых и Масловских - столкнулись случайно, одновременно подъехав к воротам. Передняя сразу наполнилась говором, смехом, топотом ног и звонкими поцелуями.

Звонки раздавались один за другим почти непрерывно. Приезжали все новые и новые гости. Барышни Рудневы едва успевали справляться с ними. Взрослых приглашали в гостиную, а маленьких завлекали в детскую и в столовую, чтобы запереть их там предательским образом. В зале еще не зажигали огня. Огромная елка стояла посредине, слабо рисуясь в полутьме своими фантастическими очертаниями и наполняя комнату смолистым ароматом. Там и здесь на ней тускло поблескивала, отражая свет уличного фонаря, позолота цепей, орехов и картонажей.

Дуняша все еще не возвращалась, и подвижная, как ртуть, Тина сгорала от нетерпеливого беспокойства. Десять раз подбегала она к Тане, отводила ее в сторону и шептала взволнованно:

- Танечка, голубушка, как же теперь нам быть?.. Ведь это же ни на что не похоже.

Таня сама начинала тревожиться. Она подошла к старшей сестре и сказала вполголоса:

- Я уж не придумаю, что делать. Придется попросить тетю Соню поиграть немного... А потом я ее сама как-нибудь заменю.

- Благодарю покорно, - насмешливо возразила Лидия. - Тетя Соня будет потом нас целый год своим одолжением донимать. А ты так хорошо играешь, что уж лучше совсем без музыки танцевать.

В эту минуту к Татьяне Аркадьевне подошел, неслышно ступая своими замшевыми подошвами, Лука.

- Барышня, Дуняша просит вас на секунду выйти к ним.

- Ну что, привезла? - спросили в один голос все три сестры.

- Пожалуйте-с. Извольте-с посмотреть сами, - уклончиво ответил Лука. - Они в передней... Только что-то сомнительно-с... Пожалуйте.

В передней стояла Дуняша, еще не снявшая шубки, закиданной комьями грязного снега. Сзади ее копошилась в темном углу какая-то маленькая фигурка, разматывавшая желтый башлык, окутывавший ее голову.

- Только, барышня, не браните меня, - зашептала Дуняша, наклоняясь к самому уху Татьяны Аркадьевны. - Разрази меня бог - в пяти местах была и ни одного тапера не застала. Вот нашла этого мальца, да уж и сама не знаю, годится ли. Убей меня бог, только один и остался. Божится, что играл на вечерах и на свадьбах, а я почему могу знать...

Между тем маленькая фигурка, освободившись от своего башлыка и пальто, оказалась бледным, очень худощавым мальчиком в подержанном мундирчике реального училища. Понимая, что речь идет о нем, он в неловкой выжидательной позе держался в своем углу, не решаясь подойти ближе. Наблюдательная Таня, бросив на него украдкой несколько взглядов, сразу определила про себя, что этот мальчик застенчив, беден и самолюбив. Лицо у него было некрасивое, но выразительное и с очень тонкими чертами; несколько наивный вид ему придавали вихры темных волос, завивающихся "гнездышками" по обеим сторонам высокого лба, но большие серые глаза - слишком большие для такого худенького детского лица - смотрели умно, твердо и не по-детски серьезно. По первому впечатлению мальчику можно было дать лет одиннадцать - двенадцать.

(окончание следует)

Прикрепленное изображение (вес файла 75.5 Кб)