Сектор Орион - Мир Беллатрикс - Сказочный мир

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

14 августа - Медовый Спас

Пчела и заяц

Русская сказка

Попрыгун-заяц наелся зеленой сочной травы, спрятался под кустиком и вздумал под теплым солнышком понежиться. Вдруг зажужжала пчелка и села на цветок.

- Ты что тут делаешь? - спросил заяц.

- Нектар собираю, пыльцу свежую, - ответила пчела.

- И много тебе нужно?

- На всю семью. И в зимовку молодым пчелам, чтоб не голодали и не замерзли.

- Ох, не говори! Зимой и соломинке рад. Но разве ты наносишь одна на всех?

- Мы всей большой семьей работаем. До свидания! Мне некогда.

И пчела перелетела на другой цветок.

- Ишь ты! Всей большой семьей работают. Дружные! -произнес заяц и прижал к телу длинные уши. - А я думал, что дружба - это лишь игра в подпрыжки.

Прикрепленное изображение (вес файла 63.6 Кб)

Обещанное богатство

Восточная притча

Давным-давно жил один китаец. Происхождением этот человек был из рода Садовников. Предсказали ему в детстве, что в 36 лет он станет очень богатым. И не просто богатым, а самым богатым человеком на всей Поднебесной! Родители, конечно, обрадовались, перед всеми соседями похвастались. Вся деревня радовалась, что у них вскоре такой богатый человек в окружении появится. Ну, конечно, ремеслу наш китаец учиться не стал. Зачем? И так скоро богатым будет.

Жил он, жил. Родители его сначала кормили, потом умерли. Денег не стало. Продал он дом, сад. Стал жить в сарайчике на окраине деревни. Жители его задаром кормят - как будущего богатея не уважить! Проходит время. Исполняется нашему герою 36 лет, а богатства как не было, так и нет. Соседи ропщут, кормить дармоеда больше не хотят. Поплелся он в лес, ягод поискать. Нет ягод! Пошел обратно и на обратном пути свалился в яму. Откуда она только взялась! Никогда на этом месте ямы не было. Надо было ему ступеньки выкопать, да лень. Сидел, сидел, пока его проходящие крестьяне не вытащили. Пришел он к себе в сарайчик, лег да помер.

Попадает китаец на небеса. И сразу к богам - с претензией. Как же так? Было обещано богатство? Было! Где деньги?!! Ну, все, конечно, тут засуетились, забегали. Стали смотреть по книгам судеб. Действительно, все сходится, в 36 лет выписано китайцу великое богатство. Стали выяснять, что к чему. Вызвали беса, хранителя золота. Он и говорит: "Как же, как же. Богатство в наличии, проблема - с получателем. Когда срок пришел богатство выдавать, стали мы его среди Садовников искать. Искали, искали, не нашли. Нет среди Садовников! По военному ведомству проверяли, по ученому, среди крестьян... Нет нигде! Послали бесов местности на розыски. Гонцы всю деревню обшарили, найти не могут. Наконец, случайно обнаружили его в лесу. В яму на дороге богатство подбросили, надо было только стенку копнуть. Опять не получилось Наконец нашли его в сарайчике на лежанке, хотели ему богатство на голову высыпать, да убить побоялись, слаб уж очень был. А тут он и сам умер". Так и не получил китаец богатства.

Прикрепленное изображение (вес файла 158.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

19 августа - Яблочный Спас

В. Сутеев

Яблоко

Стояла поздняя осень. С деревьев давно облетели листья, и только на верхушке дикой яблони ещё висело одно-единственное яблоко. В эту осеннюю пору бежал по лесу Заяц и увидел яблоко. Но как его достать? Яблоко высоко висит — не допрыгнешь!

— Крра-крра!

Смотрит Заяц — на ёлке сидит Ворона и смеётся.

— Эй, Ворона! — крикнул Заяц. — Сорви-ка мне яблоко.

Ворона перелетела с ёлки на яблоню и сорвала яблоко. Только в клюве его не удержала — упало оно вниз.

— Спасибо тебе, Ворона! — сказал Заяц и хотел было яблоко поднять, а оно, как живое, вдруг зашипело... и побежало.

Что такое? Испугался Заяц, потом понял: яблоко упало прямо на Ежа, который, свернувшись клубочком, спал под яблоней. Ёж спросонок вскочил и бросился бежать, а яблоко на колючки нацепилось.

— Стой, стой! — кричит Заяц. — Куда моё яблоко потащил?

Остановился Ёжик и говорит:

— Это моё яблоко. Оно упало, а я его поймал. Заяц подскочил к Ежу:

— Сейчас же отдай моё яблоко! Я его нашёл! К ним Ворона подлетела.

— Напрасно спорите, — говорит, — это моё яблоко, я его себе сорвала.

Никто друг с другом согласиться не может, каждый кричит:

— Моё яблоко!

Крик, шум на весь лес. И уже драка начинается: Ворона Ежа в нос клюнула, Ёж Зайца иголками уколол, а Заяц Ворону ногой лягнул...

Вот тут-то Медведь и появился. Да как рявкнет:

— Что такое? Что за шум? Все к нему:

— Ты, Михаил Иванович, в лесу самый большой, самый умный. Рассуди нас по справедливости. Кому это яблоко присудишь, так тому и быть.

И рассказали Медведю всё, как было.

Медведь подумал, подумал, почесал за ухом и спросил:

— Кто яблоко нашёл?

— Я! — сказал Заяц.

— А кто яблоко сорвал?

— Как р-раз я! — каркнула Ворона.

— Хорошо. А кто его поймал?

— Я поймал! — пискнул Ёж.

— Вот что, — рассудил Медведь, — все вы правы, и потому каждый из вас должен яблоко получить...

— Но тут только одно яблоко! — сказали Ёж, Заяц и Ворона.

— Разделите это яблоко на равные части, и пусть каждый возьмёт себе по кусочку.

И все хором воскликнули:

— Как же мы раньше не догадались!

Ёжик взял яблоко и разделил его на четыре части. Один кусочек дал Зайцу:

— Это тебе, Заяц, — ты первый яблоко увидел. Второй кусочек Вороне отдал:

— Это тебе, Ворона, — ты яблоко сорвала. Третий кусочек Ёжик себе в рот положил:

— Это мне, потому что я поймал яблоко. Четвёртый кусочек Ёжик Медведю в лапу положил:

— А это тебе, Михаил Иванович...

— Мне-то за что? — удивился Медведь.

— А за то, что ты нас всех помирил и уму-разуму научил!

И каждый съел свой кусочек яблока, и все были довольны, потому что Медведь рассудил справедливо, никого не обидел.

Прикрепленное изображение (вес файла 84.6 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 70.4 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 383.1 Кб)

Деревянный орёл

Русская сказка

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у царя множество слуг. Да не простых прислужников, а разных мастеров: и столяров, и гончаров, и портных. Любил царь, чтобы и платье у него лучше, чем у других, было сшито, и посуда хитрее расписана, и дворец резьбою украшен.

Мастеров в царском дворце видимо-невидимо было.

Все они по утрам собирались к царскому выходу и ждали, кому какое дело царь на сегодня назначит.

И вот случилось раз, что столкнулись у царского порога золотых дел мастер и столяр. Столкнулись и заспорили - кто из них свое ремесло лучше знает, и чья работа труднее.

Золотых дел мастер и говорит:

- Твое мастерство невелико, ты над деревом сидишь, деревянные вещи режешь. То ли дело моя работа. Я все из чистого золота делаю: любо-дорого поглядеть.

А столяр и отвечает:

- Не хитро дорогую вещь сделать, коли золото само в цене. Ты вот из простого дерева сделай такую штучку, чтобы все кругом диву дались. Вот тогда я поверю, что ты мастер.

Спорили они, спорили, чуть до драки не дошли, да в это время царь входит. Услыхал он этот разговор, усмехнулся и приказал:

- Сделайте вы мне оба по диковинке, один из золота, другой из дерева. Погляжу на них и решу, кто из вас лучший мастер.

С царем не поспоришь, коли жизнь дорога. Пошли мастера из дворца каждый к себе: оба крепкую думу думают, как бы друг друга перегнать в мастерстве.

Дал им царь неделю сроку.

Через неделю приходят оба мастера во дворец, становятся в ряд с другими, ждут царского выхода. И у каждого по свертку в руках.

Вышел царь и говорит:

- Ну, молодцы, показывайте ваше искусство, - а сам в бороду усмехается. Приказал он позвать в палату и царицу, и молодого сына-царевича.

- Пусть и они на ваши чудеса поглядят.

Сели царь с царицей на лавку, а царевич рядом встал. Вышел вперед золотых дел мастер.

- Прикажи, царь-батюшка, мне большой чан воды принести.

Принесли большой чан, водой налили.

Развязал мастер свой узелок, вынул оттуда золотую утку и пустил ее на воду. Поплыла утка, словно живая: головой вертит, крякает, носиком перышки обчищает.

Открыл царь рот от удивления, а царица кричит:

- Да это живая утка, а не золотая! Он, видно, живую утку золотом покрыл!

Обиделся мастер:

- Какая же она живая? Прикажи мне ее разобрать по частям и опять на винтики собрать.

Вынул он утку из чана, сначала ей крылышки отвинтил, потом голову, а после и всю на кусочки разобрал. Разложил на столе, да и давай снова свинчивать. Свинтил, пустил на воду. И поплыла утка лучше прежнего.

Захлопали все придворные в ладоши.

- Ну и мастер! Ну и чудо сделал! Век такого не видывали.

Обернулся царь к столяру:

- Теперь ты свое искусство показывай.

Поклонился столяр:

- Прикажи, ваше царское величество, окошко в этой горнице отворить.

Отворили окошко. Развернул столяр свой узелок, вынимает из него орла деревянного. Да так этот орел хорошо сделан был, что от живого не отличить. А столяр и говорит:

- Утка-то золотая только по воде плавает, а мой орел в облака подымается.

Сел столяр на орла верхом и повернул винтик. Поднял его орел и вынес по воздуху из царской палаты. Кинулись все к окнам, смотрят, рты разинув, а столяр над царским двором в воздухе разные круги делает. Влево повернет винтик - орел книзу летит, вправо - подымается. У царя от удивления корона на затылок съехала, глядит он в окошко, оторваться не может. Все кругом словно замерли. Такого мастерства никто не видывал.

Покружил столяр по воздуху и обратно в палату влетает. Поставил орла в сторонку и к царю подходит.

- Ну, как, царь-батюшка, доволен ли моим искусством?

- Слов не нахожу, так доволен, - царь отвечает. - Да как же ты этак умудрился? Да как же ты ему этот винтик пристроил?

Начал столяр все это царю объяснять, а в это время царица как ахнет, как закричит:

- Куда ты? Куда? Ах, ловите, остановите!

Обернулись все на ее голос и видят: пока царь со столяром беседовал, царевич молодой вскочил на орла, повернул винтик - и вылетел из окошка на двор.

- Вернись скорей! Куда ты? Убьешься! - кричат ему царь с царицей. А царевич махнул рукой, да и перелетел через забор серебряный, которым дворец огорожен был. Повернул он винтик вправо - поднялся орел за облака и скрылся из глаз.

Царица без памяти лежит, а царь на столяра гневается.

- Это ты нарочно такую штуку придумал, чтобы нашего сына единственного сгубить. Эй, стражники, схватить его и бросить в темницу. А если через две недели царевич не вернется, вздернуть столяра на виселицу.

Схватили стражники столяра и кинули в темное подземелье. А царевич на деревянном орле все дальше и дальше летит.

Любо царевичу. Просторно, вольно кругом. В ушах ветер свистит, кудри развевает, под ногами облака проносятся, и сам царевич - словно птица крылатая. Куда хочет, туда в небе и поворачивает.

К вечеру прилетел он в неведомое царство, опустился на край города. Видит - стоит избушка маленькая.

Постучал царевич в дверь.

Выглянула старушка.

- Пусти, бабушка, переночевать. Я тут чужой человек, никого не знаю, остановиться не у кого.

- Отчего не пустить, сынок. Входи, места много. Я одна живу.

Развинтил царевич орла, связал в узелок, входит к старушке в домик.

Стала она его ужином кормить, а царевич расспрашивает: что за город, да кто в нем живет, да какие в городе диковинки.

Вот и говорит старушка:

- Есть у нас, сынок, одно чудо в государстве. Стоит посреди города царский дворец, а подле дворца высокая башня. Заперта та башня тридцатью замками, и охраняют ее ворота тридцать сторожей. Никого в башню не пускают. А живет там царская дочь. Как родилась она, так ее с нянькой в той башне и заперли, чтобы никто не видел. Боятся царь с царицей, что полюбит царевна кого-нибудь и придется ее замуж на чужую сторону отдавать. А им с ней расставаться жалко: она у них единственная. Вот и живет девушка в башне, словно в темнице.

- А что, и верно, что хороша царевна? - спрашивает гость.

- Не знаю, сынок, сама не видала, а люди сказывают - такой красоты во всем свете не сыщется.

Захотелось царевичу в запретную башню пробраться. Лег он спать, а сам все раздумывает, как бы ему царевну увидеть.

На другой день, как стемнело, сел он на своего деревянного орла, взвился в облака и полетел к башне с той стороны, где окошко в тереме было.

Подлетел и стучит в стекло.

Удивилась царевна. Видит - молодец красоты неописанной.

- Кто ты, добрый молодец? - спрашивает.

- Отвори окно. Сейчас все тебе расскажу.

Открыла девушка раму, влетел деревянный орел в комнату. Слез с него царевич, поздоровался, рассказал девушке все, что с ним случилось.

Сидят они, друг на друга глядят - наглядеться не могут.

Спрашивает царевич, согласна ли она его женой стать.

- Я-то согласна, - говорит царевна, - да боюсь, батюшка с матушкой не отпустят.

А злая мамка, которая царевну сторожила, все выследила. Побежала она во дворец и донесла, что так, мол, и так, к царевне кто-то прилетал, а теперь этот молодец в доме старушки скрывается.

Прибежала тут стража, схватила царевича и потащила во дворец. А там разгневанный царь на троне сидит, дубинкой об стол стучит.

- Как ты, такой-сякой, разбойник, осмелился мой царский запрет нарушить? Завтра казнить тебя буду!

Повели царевича в темницу, бросили одного и крепкими замками заперли.

Наутро весь город на площадь согнали. Объявлено было, что казнить станут дерзкого молодца, который в башню к царевне проник.

Вот уж и палач пришел, и виселицу поставили, и сам царь с царицей на казнь глядеть приехали.

Вывели царевича на площадь. А он обернулся к царю и говорит:

- Ваше величество, разрешите мне последнюю просьбу высказать.

Нахмурился царь, а отказать нельзя.

- Ну, говори.

- Прикажите гонцу сбегать в дом к старушке, где я жил, узелок мой из-под подушки принести.

Не мог отказать царь, послал гонца. Принесли узелок.

А царевича в это время уже к виселице подвели, на лесенку поставили. Протянул ему гонец узелок.

Развернул его царевич, вскочил на деревянного орла - да и был таков. Взвился он над виселицей, над царем, над всей толпой.

Ахнул царь:

- Лови его! Держи! Улетит!

А царевич направил орла к башне, подлетел к знакомому окошку, царевну подхватил и перед собой на орла сажает.

- Ну, говорит, теперь нам с тобой никакая погоня не страшна.

И помчал их орел в родное государство.

А там из подземелья бедный столяр в подзорную трубу глядит, глаз с неба не сводит - не летит ли царевич обратно? Завтра две недели кончаются, висеть столяру на веревке, коли царский сын не воротится.

И вдруг видит бедный мастер: летит по небу орел деревянный, а на нем царевич, да не один, а с невестой-красавицей.

Опустился орел посреди царского двора. Снял царевич с него невесту, к отцу с матерью повел. Рассказал им, где он пропадал две недели. А те от радости и тревогу свою ему простили.

Великий пир царь устроил. Три месяца свадьбу праздновали.

А всех столяров в том государстве с той поры особо уважать стали.

Прикрепленное изображение (вес файла 256.8 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

29 августа - Хлебный (Ореховый) Спас.

Грибачёв Николай Матвеевич

Орех

Устроили туристы привал на берегу речки. Пообедали, покупались, потом грецкие орехи кто-то стал есть. И один такой попался, что никак его не разгрызть. Бросили его в траву — ну его, и орех-то небольшой, а еще зубы поломаешь.

Когда туристы ушли, белка Ленка прибежала, с дерева спустилась — не оставлено ли чего, не позабыто ли. И нашла грецкий орех. «Ох, должно быть, вкусный! — подумала белка Ленка. — У нас в лесу такие и не растут».

Схватила она орех, убежала на елку, чтобы сразу и съесть его. А раскусить не может. То за одну щеку перекатит, то за другую, и так пробует, и этак — ничего не выходит.

«Ну, и орех, — думает белка Ленка. — Как железный. Но зато, наверное, и сладкий внутри! Что же мне делать? Побегу к барсуку Пахому, у него зубы большие, крепкие».

Прибежала она к барсуку. А его дом в земле, комнат и коридоров много, и всюду темно. Еле нашла белка Ленка барсука: он от жары опасался, в чулане сидел.

— Ну, чего тебе? — заворчал барсук Пахом. — Бегаешь, покоя не даешь.

— Да вот орех я нашла, — сказала белка Ленка. — А он не разгрызается. Помоги мне, у тебя зубы крепкие.

— Ладно, — согласился барсук Пахом. Взял барсук орех в зубы, раз нажал, два нажал — ничего не получается.

— Ты чего, белка Ленка, каменный орех мне принесла, что ли? — спросил барсук.

— Да не каменный он, а грецкий!

— Ну тебя с твоим орехом, — проворчал барсук, — не буду я его разгрызать, зубы поломать боюсь.

Вышла белка Ленка от барсука, смотрит — заяц Коська идет, от нечего делать хворостинкой помахивает. Рассказала ему белка про орех.

— Давай попробую, — сказал заяц Коська. — Я, правда, траву ем, но знаешь какие у меня зубы? Как стальные!

Взял он орех и как надавит на него изо всех сил зубами.

— Ага, уже хрустит! — закричал заяц Коська. — Ага, сейчас я его на сто частей раздавлю!

И нажал еще сильнее. Так нажал, что зуб зашатался и кровь из десен пошла. А ореху хоть бы что.

— Придется мне теперь пломбу ставить, — сказал заяц Коська. — Плохой тебе орех попался, белка Ленка, брось ты его лучше.

— Так он же внутри вкусный-превкусный.

— Ну, тогда к бобру Борьке иди. У него зубы покрепче, он деревья перегрызает.

Бобер Борька на другом берегу реки был, крота Прокопа на спине к приятелю в гости перевозил. Позвала его белка Ленка, рассказала про орех.

— Попробуем, что это такое, — сказал бобер Борька. — Попробуем.

Взял он орех в зубы, покатал немного во рту и на песок выбросил. Сказал:

— Не буду я, белка Ленка, твой орех разгрызать. Вот если тебе ракиту надо спилить — это я сразу. А орех не буду. У меня верхние пластинки на зубах тонкие, поломаются — как тогда быть? Иди ты к медведю Потапу, он твой орех сразу расколет.

Медведь Потап только что большой кол выломал и от веток очищал, собирался из дупла мед выковыривать.

— Помоги мне, медведь Потап, орех расколоть, — вежливо попросила белка Ленка. — Я грызла — не разгрызла, барсук Пахом грыз — не разгрыз, бобер Борька грыз — не разгрыз. Одна теперь на тебя надежда.

— Фу-у ты, — фыркнул медведь Потап, — тоже мне работа. Орех-то маленький, вот как трахну, так в муку сотру!

Положил медведь орех на сосновый пень, взял кол, размахнулся изо всей силы и как трахнет! По лесу гул пошел, конец кола отломился и медведя по голове стукнул, а орех цел-целехонек с пня скатился и лежит-полеживает. Почесал медведь Потап в затылке, засопел:

— Ну тебя, белка Ленка, с твоим орехом! Я большой, а он маленький, не могу я колом попасть. Хочешь, улей одним ударом расколочу?

— Да не надо мне улья, — вздохнула белка Ленка. — Я пчел боюсь.

Взяла она свой орех и отправилась домой, на большую елку. Сидит и горюет. Вдруг слышит рядом:

— Тук-тук-тук!

— Кто это тут стучит? — удивилась белка Ленка.

— А это я, дятел Димка. Тут на твоей елке сухой сук завелся, я его долблю, червячков ловлю. Хочешь, я в твоей елке большую дырку выдолблю? От дождя будешь прятаться.

— Ты мою елку не порти, — сказала белка Ленка. — Я от дождя под ветками спрячусь. А нос у тебя крепкий?

— Hoc? — переспросил дятел Димка. Он малость глуховат был от своего собственного стука.

— Hoc, — повторила белка Ленка.

— Нос у меня крепкий-крепкий-прекрепкий.

— А можешь ты мой орех расколоть?

— Орех? — переспросил дятел Димка.

— Да, орех.

— Раздолбить, что ли?

— Раздолбить.

— Так это для меня раз-два, и готово.

Взял дятел орех, устроил его в развилку между суками, — это у него кузницей называется, — и начал: Тук-тук-тук-тук».

«Ничего у него не получится, — думала белка Ленка,— только нахвастался. Медведь Потап и то не разбил, а дятел маленький, перьев много, силы мало».

А дятел тук да тук. Десять раз стукнул и говорит:

— Бери свой орех, белка Ленка, готово! Смотрит белка — и вправду расколот орех. И зерно у него золотистое, пахнет вкусно. Решила она и дятла угостить, только он сказал, что не любит орехи, козявки и червяки вкуснее.

С тех пор белка Ленка подружилась с дятлом Димкой. Иногда они вместе, чтобы не так скучно было, в дождливую ночь на одной елке ночуют.

Прикрепленное изображение (вес файла 162.2 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

31 августа - День Фрола и Лавра, покровителей лошадей.

Мария Семёнова

Конь Слейпнир

Когда мир был ещё юным и Асы только-только обживали его, устраивая себе дворы в Асгарде и Вальхаллу для будущих поколений героев – явился к ним некий мастер и предложил за три полугодия выстроить вокруг всего Мидгарда хорошие каменные стены, чтобы ни горные Великаны, ни инеистые исполины Хримтурсы не сумели его захватить. А себе выговаривал каменщик в жёны Фрейю – Богиню Любви, и в приданое Фрейе – ни много ни мало Солнце да Месяц.

Стали Асы советоваться, да вот беда: мудрый Один как раз странствовал где-то, а Тор ушёл в поход на восток, отгонять от земных границ Великанов. И насоветовал Локи посулить каменщику всё, что он просит, но сроку дать не три зимы, а всего одну, и если к первому летнему дню хоть самая малость окажется не готова – не видать строителю ни Фрейи, ни Солнца, ни Месяца. Да чтобы строил один, никого не звал на подмогу. Выслушал мастер и стал просить позволения взять в помощь своего коня Свадильфари. И снова шепнул Богам Локи – дескать, надо позволить.

На том порешили и заключили договор при свидетелях, скрепив его многими клятвами, потому что не доверял строитель Богам, а Боги – строителю…

Вот настала зима, и он принялся за работу. Днём складывал стену, а ночью подвозил для неё камни, и тут-то поняли Асы, что не подумав позволили каменщику взять в помощь коня. Могучий конь Свадильфари делал вдвое больше хозяина: Асы только дивились, глядя, какие громадные глыбы он с лёгкостью перетаскивал… Ото дня ко дню вырастала стена и выглядела прочной и высокой, как горный кряж, – никто не возьмёт приступом, сколько бы ни пытался. Знай поглядывал строитель на светлую Фрейю да всё махал ей рукой. Поднимал глаза к Солнцу и Месяцу и потирал жадно ладони…

Три дня осталось до лета, и не на шутку забеспокоились Асы, ибо лишь только ворота стояли ещё не готовыми. Сели Боги на свои престолы и вновь начали совещаться, припоминая, кто посоветовал отдать Асинью каменщику и обезобразить небосвод, сняв с него Солнце, Месяц и звёзды? И решено было, что поделом достанется Локи, сыну Лаувейи, лютая смерть, если не выдумает, как помешать мастеру выполнить условия договора. Струсил коварный Ас и поклялся устроить, чтобы Фрейя осталась в Асгарде, а светила – на Небе…

И вот в тот же вечер, когда запряг строитель коня Свадильфари и отправился в горы за камнем – откуда ни возьмись, выбежала из лесу красавица кобылица и с призывным ржанием поскакала прямо к коню. И так была она хороша и так весело прыгала, скакала и каталась по весенней траве, что не выдержал Свадильфари – заржал в ответ, в клочья порвал упряжь и ринулся за кобылицей. А та повернулась – и в лес.

Это Локи опять унизился до колдовства и, что самое гнусное, изменил не только обличье – даже свой пол…

Схватился за голову каменщик и бросился вдогонку коню, принялся звать его, пытался ловить. Куда там! Могучий конь всю ночь носился с кобылицей, так что не привезли ни одного камня и утром не из чего было строить остаток стены. Едва-едва сдвинулось дело. А пришёл вечер, и всё повторилось: вновь увела жеребца красавица кобылица, и опять недоделанной осталась работа.

Тут понял каменщик, что не поспеет кончить работы, и впал в такую ярость, что Асы тотчас признали в нём горного Великана. Вот кто, оказывается, испрашивал себе в жёны Фрейю, а в приданое – Солнце и Месяц! Не посмотрели Боги на клятвы, кликнули Тора. И немедленно явился Тор, прогремели окованные колёса, взвился молот-молния, занесённый могучей рукой:

– Я-то никому клятв не давал!

Так заплатили Асы мастеру за работу – получил Великан не Солнце и звёзды, а удар молота, бьющего без промаха. Отправился он в Тёмный мир Нифльхель, в ту его часть, где селения умерших Турсов, а Боги с облегчением перевели дух. Но смутно было у них в сердце – ибо знали они, что нарушили крепкие клятвы, а это никому не прощается, ни на Земле, ни на Небе…

Поплатился и Локи за коварные советы и колдовство. Долго ещё пришлось ему ходить в облике кобылицы – пока не родил жеребёнка. Жеребёнок был серой масти и о восьми ногах, и назвали его Слейпнир – «Быстро скользящий». Он не унаследовал коварства злобного Локи и вырос в славного жеребца, верного спутника самого Одина. Один ездил на нём по Земле, по воздуху и по морским волнам. И говорят, нету лучше коня ни у Богов, ни у Людей.

Прикрепленное изображение (вес файла 50.4 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

1 сентября - День знаний, начало учебного года.

Аминбек

Башкирская сказка

Когда-то, давным-давно, жили старик со старухой. У них был сын Аминбек. Родители хотели сделать Аминбека богатым торговцем. Однажды они дали мальчику сто рублей и велели идти учиться торговать. А Аминбек хотел получить знания в науках и искусстве.

Пришел Аминбек в один город, переночевал там, а наутро вышел на улицу. Тут он услышал, как проходивший мимо глашатай возвещает:

– Кто хочет научиться хорошо писать, пусть идет к учителю письма!

Аминбек тут же отправился к этому человеку и условился за сто рублей обучаться у него письму. Он научился писать так искусно, что мог прочитать любое письмо и писать почерком, похожим на почерк любого человека. Когда прошел год, Аминбек возвратился к родителям. Мать с отцом были очень огорчены, что их сын не научился торговать.

Старик со старухой дали ему еще сто рублей и опять отправили его: они велели ему на эти деньги научиться торговать. Поехал Аминбек в один город, переночевал там, а наутро вышел на улицу. Тут он встретил глашатая, который кричал:

– Кто хочет научиться играть в сатраш, пусть идет к мастеру игры!

Аминбек обратился к этому человеку, уплатил сто рублей и стал учиться у него игре в сатраш. И он научился играть так хорошо, что стал побеждать самых лучших игроков.

Прошел год, и Аминбек отправился домой.

Родители побранили его за то, что он зря переводит деньги и обучается пустякам. Затем они дали ему еще сто рублей и опять велели, чтобы на эти деньги он научился торговать.

Как и прежде, Аминбек приехал под вечер в один город, переночевал, а наутро вышел на улицу и встретил глашатая, который кричал:

– Кто хочет научиться играть на скрипке, пусть идет к искусному скрипачу!

Аминбек пошел к этому человеку, уплатил сто рублей и стал учиться играть на скрипке. Прошел год, и он так хорошо научился играть, что, пожалуй, во всем свете не было другого такого скрипача. После окончания учебы Аминбек отправился домой.

Старик со старухой жестоко выбранили его за то, что он опять занимался пустяками. Им стало стыдно перед людьми, что у них такой непослушный сын, они продали дом, всё свое имущество и решили переселиться в другое место.

Они сильно проголодались в пути, но все же добрались до какого-то города. Только денег у них не было даже на хлеб. Рассердились они на Аминбека.

– Из-за тебя оставили мы свой родной аул, из-за тебя без денег сидим,– ворчали старики на Аминбека и отдали его в услужение богатому владельцу каравана.

Однажды этот караван проходил по безводным местам. Всех стала мучить жажда. Люди спустили ведро в колодец, но оно никак не могло достать до воды. Тогда владелец каравана объявил:

– Кому-то из вас надо спуститься в колодец и во что бы то ни стало достать воды, иначе мы погибнем от жажды,– он посмотрел на Аминбека,– Ну-ка, мальчик, спустись ты!

Аминбека обвязали веревкой и спустили в колодец. Там он осмотрелся кругом: воды в колодце не оказалось. Зато в одном углу лежала целая куча золота. Аминбек наполнил спущенное ведро золотом и крикнул, чтобы тянули. Люди наверху увидели золото, очень обрадовались и сейчас же спустили ведро обратно. Аминбек опять наполнил его золотом. И так он отправил наверх сорок ведер золота. После этого он крикнул, чтобы вытащили его самого. Люди начали его поднимать, а потом остановились и стали рассуждать:«А ведь если он выйдет из колодца, он может завладеть всем золотом».

Рассудив так, жадные торговцы обрезали веревку и отправились дальше своей дорогой.

Аминбек с грохотом свалился на дно колодца и сильно ушибся. Когда он поднялся на ноги и увидел, что веревка обрезана, то горько заплакал. Но потом решил, что слезами горю не поможешь. Он стад смотреть вокруг, нашел конец какой-то другой веревки, потянул ее – открылась дверь, и Аминбек вошел в просторную богато убранную комнату. Посреди комнаты на ковре лежал дэв. Он еле дышал и, увидев Аминбека, поманил его к себе. Дэв показал на скрипку, висевшую на стене, и знаками стал просить его поиграть на скрипке

Аминбек обрадовался скрипке, взял ее, настроил и заиграл. Дэв оживился и стал подниматься с места. Потом он сел и, не сводя глаз с Аминбека, слушал его игру. Когда егет закончил играть, дэв встал и начал кланяться и благодарить его. Он сказал:

– Своей игрой ты излечил меня от страшной болезни. Скажи мне, чего ты хочешь, и я исполню твое желание.

Аминбек рассказал, как все случилось, и попросил дэва вынести его на землю. Дэв кивнул головой, подхватил Аминбека и полетел с ним. В один миг они оказались около того колодца, где останавливался караван. У колодца стоял осел, на котором ехал Аминбек. Дэв подхватил осла и опять полетел как ветер. Спустил он Аминбека с ослом на месте привала каравана, а сам куда-то исчез.

Когда владелец каравана увидел Аминбека целым и невредимым, он тут же написал два письма и передал их Аминбеку. Он велел ему отправиться с письмами вперед и сказал, что хочет порадовать жену и знакомого купца вестью о своем скором возвращении.

Аминбек тронулся в путь и дорогой решил посмотреть, целы ли письма. В кармане оказалось только письмо к знакомому купцу, а письмо к жене потерялось. Как ни искал Аминбек, а второго письма не нашел. Тогда Аминбек таким же почерком, как у владельца каравана, написал другое письмо: «Скоро возвращусь. Мальчика, который доставит это письмо, приюти в нашем доме, корми и одевай».

С этим письмом он приехал к жене владельца каравана.

Жена владельца каравана прочитала письмо и ласково приняла мальчика.

Ночью, когда все жители города легли спать, в одном большом доме горел свет.

– Почему, когда все люди спят, вон там светится огонь?– спросил Аминбек хозяйку.

– Там живет правитель города. Он очень любит играть в сатраш и, наверно, занят этой игрой. Тому, кто его обыграет, он обещает уступить свое место.

Аминбек отправился к правителю города, и правитель спросил его:

– Эй, егет, зачем ты сюда явился?

– Аминбек ему ответил:

– Хочу играть с вами в сатраш.

– Ладно,– сказал правитель города. – Если ты, мальчишка, осмелился играть со мной в сатраш, то у меня есть условие: выиграешь– будешь вместо меня править городом, а проиграешь– казню тебя!

И вот правитель города сел играть с Аминбеком. Он подвигал свои фигуры и запер шашку Аминбека.

– Будем играть до тех пор, пока кто-нибудь из нас не выиграет три раза подряд,– сказал правитель города.

Начали играть второй раз, и снова выиграл правитель города. Он сказал Аминбеку:

– Эй, мальчик, не губи свою голову, уйди, пока не поздно!

Аминбек не захотел уйти, и они опять расставили шашки. Аминбек стал двигать свои фигуры и выиграл. Стали еще играть – опять Аминбек выиграл. Тут правитель города за голову схватился, но опять они расставили фигуры, и Аминбек выиграл в третий раз. После этого правитель города сказал:

– Я искал вместо себя человека со знанием и умом. Вот он нашелся. Я стар и не могу больше править городом.

Тем временем в город вернулся прежний хозяин Аминбека – владелец каравана.

– Ну, жена, как ты поступила с моим посланцем? Жена ответила:

– Как ты мне и велел – приняла его в наш дом, накормила, одела.

– Ах ты, глупая женщина! Разве это велел я тебе делать? Ну-ка дай мне письмо, я покажу тебе, что я там написал! – закричал муж. Когда жена подала ему письмо, он увидел, что там его почерком было написано: «Скоро возвращусь. Мальчика, который доставит это письмо, приюти в нашем доме, корми и одевай».

Владелец каравана был взбешен и начал сыпать проклятиями в адрес Аминбека и кричать, что собственными руками задушит гадкого мальчонку. Тут жена ему говорит:

– Ты попридержи свой язык. Он теперь стал правителем нашего города.

Удивлению владельца каравана не было предела.

Вскоре Аминбек разыскал своих бедных родителей и забрал их к себе.

Увидели они сына, обрадовались. Сын их хотел получить знания и добился этого.

Мало того, когда стал он правителем города, то открыл школы для всех детей. Там обучали их мудрейшие ученые и искусные мастера.

Пока был Аминбек главой города, много юношей обучились разным наукам и ремеслу. И пошла слава о них по всей земле.

Прикрепленное изображение (вес файла 252.2 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 764.1 Кб)

Ганс Христиан Андерсен

Пастушка и трубочист

Видали вы когда-нибудь старинный-старинный шкаф, почерневший от времени и украшенный резными завитушками и листьями? Такой вот шкаф — прабабушкино наследство — стоял в гостиной. Он был весь покрыт резьбой — розами, тюльпанами и самыми затейливыми завитушками. Между ними выглядывали оленьи головки с ветвистыми рогами, а на самой середке был вырезан во весь рост человечек. На него нельзя было глядеть без смеха, да и сам он ухмылялся от уха до уха — улыбкой такую гримасу никак не назовешь. У него были козлиные ноги, маленькие рожки на лбу и длинная борода. Дети звали его обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног, потому что выговорить такое имя трудно и дается такой титул не многим. Зато и вырезать такую фигуру не легко, ну да все-таки вырезали. Человечек все время смотрел на подзеркальный столик, где стояла хорошенькая фарфоровая пастушка. Позолоченные башмаки, юбочка, грациозно подколотая пунцовой розой, позолоченная шляпа на головке и пастуший посох в руке — ну разве не красота! Рядом с нею стоял маленький трубочист, черный, как уголь, но тоже из фарфора и такой же чистенький и милый, как все иные прочие. Он ведь только изображал трубочиста, и мастер точно так же мог бы сделать его принцем — все равно!

Он стоял грациозно, с лестницей в руках, и лицо у него было бело-розовое, словно у девочки, и это было немножко неправильно, он мог бы быть и почумазей. Стоял он совсем рядом с пастушкой — как их поставили, так они и стояли. А раз так, они взяли да обручились. Парочка вышла хоть куда: оба молоды, оба из одного и того же фарфора и оба одинаково хрупкие.

Тут же рядом стояла еще одна кукла, втрое больше их ростом, — старый китаец, умевший кивать головой. Он был тоже фарфоровый и называл себя дедушкой маленькой пастушки, вот только доказательств у него не хватало. Он утверждал, что она должна его слушаться, и потому кивал головою обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанту Козлоногу, который сватался за пастушку.

— Хороший у тебя будет муж! — сказал старый китаец. — Похоже, даже из красного дерева. С ним ты будешь оберунтер-генерал-кригскомиссар-сержантшей. У него целый шкаф серебра, не говоря уж о том, что лежит в потайных ящиках.

— Не хочу в темный шкаф! — отвечала пастушка. — Говорят, у него там одиннадцать фарфоровых жен!

— Ну так будешь двенадцатой! — сказал китаец. — Ночью, как только старый шкаф закряхтит, сыграем вашу свадьбу, иначе не быть мне китайцем!

Тут он кивнул головой и заснул.

А пастушка расплакалась и, глядя на своего милого — фарфорового трубочиста, сказала:

— Прошу тебя, убежим со мной куда глаза глядят. Тут нам нельзя оставаться.

— Ради тебя я готов на все! — отвечал трубочист. — Уйдем сейчас же! Уж наверное я сумею прокормить тебя своим ремеслом.

— Только бы спуститься со столика! — сказала она. — Я не вздохну свободно, пока мы не будем далеко-далеко!

Трубочист успокаивал ее и показывал, куда ей лучше ступать своей фарфоровой ножкой, на какой выступ или золоченую завитушку. Его лестница также сослужила им добрую службу, и в конце концов они благополучно спустились на пол. Но, взглянув на старый шкаф, они увидели там страшный переполох. Резные олени вытянули вперед головы, выставили рога и вертели ими во все стороны, а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу:

— Они убегают! Убегают!

Пастушка и трубочист испугались и шмыгнули в подоконный ящик.

Тут лежали разрозненные колоды карт, был кое-как установлен кукольный театр. На сцене шло представление.

Все дамы — бубновые и червонные, трефовые и пиковые — сидели в первом ряду и обмахивались тюльпанами, а за ними стояли валеты и старались показать, что и они о двух головах, как все фигуры в картах. В пьесе изображались страдания влюбленной парочки, которую разлучали, и пастушка заплакала: это так напомнило ее собственную судьбу.

— Сил моих больше нет! — сказала она трубочисту. — Уйдем отсюда!

Но когда они очутились на полу и взглянули на свой столик, они увидели, что старый китаец проснулся и раскачивается всем телом — ведь внутри него перекатывался свинцовый шарик.

— Ай, старый китаец гонится за нами! — вскрикнула пастушка и в отчаянии упала на свои фарфоровые колени.

— Стой! Придумал! — сказал трубочист. — Видишь вон там, в углу, большую вазу с сушеными душистыми травами и цветами? Спрячемся в нее! Ляжем там на розовые и лавандовые лепестки, и если китаец доберется до нас, засыплем ему глаза солью.

— Ничего из этого не выйдет! — сказала пастушка. — Я знаю, китаец и ваза были когда-то помолвлены, а от старой дружбы всегда что-нибудь да остается. Нет, нам одна дорога — пуститься по белу свету!

— А у тебя хватит на это духу? — спросил трубочист. — Ты подумала о том, как велик свет? О том, что нам уж никогда не вернуться назад?

— Да, да! — отвечала она.

Трубочист пристально посмотрел на нее и сказал:

— Мой путь ведет через дымовую трубу! Хватит ли у тебя мужества залезть со мной в печку, а потом в дымовую трубу? Там-то уж я знаю, что делать! Мы поднимемся так высоко, что до нас и не доберутся. Там, на самом верху, есть дыра, через нее можно выбраться на белый свет!

И он повел ее к печке.

— Как тут черно! — сказала она, но все-таки полезла за ним и в печку, и в дымоход, где было темно, хоть глаз выколи.

— Ну вот мы и в трубе! — сказал трубочист. — Смотри, смотри! Прямо над нами сияет чудесная звездочка!

На небе и в самом деле сияла звезда, словно указывая им путь. А они лезли, карабкались ужасной дорогой все выше и выше. Но трубочист поддерживал пастушку и подсказывал, куда ей удобнее ставить свои фарфоровые ножки. Наконец они добрались до самого верха и присели отдохнуть на край трубы — они очень устали, и не мудрено.

Над ними было усеянное звездами небо, под ними все крыши города, а кругом на все стороны, и вширь и вдаль, распахнулся вольный мир. Бедная пастушка никак не думала, что свет так велик. Она склонилась головкой к плечу трубочиста и заплакала так сильно, что слезы смыли всю позолоту с ее пояса.

— Это для меня слишком! — сказала пастушка. — Этого мне не вынести! Свет слишком велик! Ах, как мне хочется обратно на подзеркальный столик! Не будет у меня ни минуты спокойной, пока я туда не вернусь! Я ведь пошла за тобой на край света, а теперь ты проводи меня обратно домой, если любишь меня!

Трубочист стал ее вразумлять, напоминал о старом китайце и обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанте Козлоного, но она только рыдала безутешно да целовала своего трубочиста. Делать нечего, пришлось уступить ей, хоть это и было неразумно.

И вот они спустились обратно вниз по трубе. Не легко это было! Оказавшись опять в темной печи, они сначала постояли у дверцы, прислушиваясь к тому, что делается в комнате. Все было тихо, и они выглянули из печи. Ах, старый китаец валялся на полу: погнавшись за ними, он свалился со столика и разбился на три части. Спина отлетела начисто, голова закатилась в угол. Обер-унтер-генерал-кригскомиссарсержант стоял, как всегда, на своем месте и раздумывал.

— Какой ужас! — воскликнула пастушка. — Старый дедушка разбился, и виною этому мы! Ах, я этого не переживу!

И она заломила свои крошечные ручки.

— Его еще можно починить! — сказал трубочист. — Его отлично можно починить! Только не волнуйся! Ему приклеят спину, а в затылок вгонят хорошую заклепку, и он опять будет совсем как новый и сможет наговорить нам кучу неприятных вещей!

— Ты думаешь? — сказала пастушка.

И они снова вскарабкались на свой столик.

— Далеко же мы с тобою ушли! — сказал трубочист. — Не стоило и трудов!

— Только бы дедушку починили! — сказала пастушка. — Или это очень дорого обойдется?..

Дедушку починили: приклеили ему спину и вогнали в затылок хорошую заклепку. Он стал как новый, только головой кивать перестал.

— Вы что-то загордились с тех пор, как разбились! — сказал ему обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног. — Только с чего бы это? Ну так как, отдадите за меня внучку?

Трубочист и пастушка с мольбой взглянули на старого китайца: они так боялись, что он кивнет. Но кивать он уже больше не мог, а объяснять посторонним, что у тебя в затылке заклепка, тоже радости мало. Так и осталась фарфоровая парочка неразлучна. Пастушка и трубочист благословляли дедушкину заклепку и любили друг друга, пока не разбились.

Прикрепленное изображение (вес файла 167 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 430.8 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 32.5 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКАМ

9 сентября - Осенины, первая встреча осени. Международный день красоты

Светлана Скакун

Двуличница

На окраине города жила-была красивая девушка по имени Варвара. Родителей у неё не было. Она шила одежду, вышивала, этим и жила. Было Варваре шестнадцать лет – девушка на выданье. Но кому она нужна, нищая, да безродная? Вдруг стала Варвара замечать, что кто-то ей вышивать помогает, да на потолке следы оставляет, на птичьи похожие. Удивилась Варвара, но не испугалась. Как только заметила, что кто-то еще в доме с нею невидимый живет, стала она пищу на двоих готовить, и, как садилась за стол, приглашала невидимку вместе откушать наготовленное. Рядом ставила еще миску с едой, да ложку клала. Кто-то тут же лихо с едой управлялся, а иногда и добавку просил, стучал ложкой и миской по столу. Со стороны ж это выглядело довольно забавно, и Варвара, смеясь, давала добавку и говорила:

– Ты, невидимка, хоть бы раз показалась. Так интересно! Какая ты?

Вот однажды сидит Варвара вышивает, да и уснула над пяльцами. Проснулась оттого, что кто-то теребил ее за плечо и отдавал полностью вышитую работу. Поблагодарила она невидимку, и пошла на базар, продавать свои вышивки. Сразу у нее их раскупили, так как, оказалось, все они были шиты золотыми нитками, да рисунки были вычурные, замысловатые, диковинные. Стала Варвара жить припеваючи с невидимкой. Та, видя, что добрая девушка ее кормит, из жилья не выгоняет, хорошо к ней относится, решила ей вся показаться. Однажды сидят они за столом и ужинают. Опять попросила Варвара показаться невидимку и вдруг слышит приятный женский голос:

– Хорошо, ты увидишь меня, но обо мне никому ничего не рассказывай. Однажды я еле вырвалась на свободу от злых людей, которые в клетке меня держали, почти не кормили, и заставляли на себя работать до изнеможения.

Пообещала Варвара ее не обижать. Вдруг в комнате стало светло, как днем, а это от появившегося существа сияние стало исходить. Смотрит Варвара, а у него – птичьи лапы, два крыла, две руки и две головы прекрасной девушки. Все существо было покрыто золотыми перьями и пухом.

– Меня зовут Двуличница, ведь я имею два лица, – сказало существо. – Живу я всегда невидимкой, но могу быть и видимой.

– А меня ты можешь сделать невидимкой? – спросила Варвара.

– Конечно, могу. Даже обе можем быть невидимками и вдвоем летать. Мои крылья двоих выдержат. Кроме того, крылья у меня снимаются, и иногда ты без меня можешь полетать, – сказала Двуличница Варваре.

С этого вечера они крепко подружились. Обе невидимками летали над городом, знали все новости. Наказывали воров, если видели кражу, заступались за обиженных, нищих. Однажды Варвара говорит Двуличнице:

– Мне очень хотелось бы посмотреть на Ивана-царевича. Царь держит его во дворце, как красную девицу, боится, чтобы его никто не сглазил, так он красив!

– А что, давай, слетаем вместе, – ответила Двуличница.

Раз, два, сделала она Варвару и себя невидимой, и полетели они во дворец. А там как раз был бал. Везде все сверкало, музыка гремела, в одном зале были напитки, в другом зале было жареное, пареное, в третьем – овощи, фрукты заморские. В четвертом зале – танцы, веселье. Никогда Варвара не видела столько всего вкусного, никогда не слышала она такой прекрасной танцевальной музыки. А когда увидела пышные, сверкающие одежды и прекрасного Ивана-царевича, то ей тоже очень захотелось выглядеть великолепной красавицей, какими были придворные девушки, приезжие принцессы и царевны. Она сильно расстроилась и тут же с Двуличницей улетела домой. Перестала Варвара с того дня, есть и спать. Работа валилась у нее из рук.

– Что с тобой? – спросила Двуличница.

– Мне очень царевич понравился, хотелось бы тоже быть на балу, но ведь нет у меня ни царской одежды, ни обуви, ни драгоценных украшений.

– Нашла о чем горевать! Сейчас я слетаю к своим теткам, у них возьму шкатулку с одеждами небесных фей. Понимаешь, мои тетки – феи, а в одной и той же одежде они только раз появляются, а потом все в шкатулку скидывают. Ты будешь прекраснее всех девушек на свете. Эти одежды умножают ум, красоту и здоровье, – сказала это Двуличница и исчезла.

А Варвара осталась одна. Через некоторое время прилетела Двуличница со шкатулкой, в которой находились украшения, одежда и обувь.

– Одевайся, полетим на бал, мне тоже хочется повеселиться и от души поесть, – сказала она.

Варвару долго не пришлось упрашивать. Когда она увидела себя в зеркале, то поняла, что Иван-царевич не только внимание на нее обратит, но и, наверняка, влюбится. Двуличница научила Варвару, как самой делаться невидимой и видимой без ее помощи. Затем в последний раз они глянули на себя в зеркало, и довольные полетели в замок к царевичу. Прибыли в самый разгар бала. Двуличница сразу же отправилась в зал с едой, а Варвара невидимкой прошла в танцевальный зал. Смотрит, а там принцессы одна прекраснее другой, и все они глаз с Ивана-царевича не сводят. Стал он танцевать со всеми по очереди, глаза у него разбегаются, не знает, какую бы выбрать в невесты, все хороши. Рассердилась Варвара, что девушки такие нескромные и не скрывают своих чувств к царевичу, и давай потихоньку подшучивать над ними. Танцует какая-нибудь принцесса с Иваном-царевичем и вдруг как ущипнёт его, а он – как вскрикнет. А другая принцесса на ногу все время наступала, а третья в шею целовала, а четвертая оторвала ему жабо и манжет. “Нет, таких нескромных и неуклюжих невест мне не надо”, – подумал царевич. Вдруг смотрит – появилась девушка, как бы из воздуха, тихая, нежная, как полевой цветок. Иван-царевич, не дыша, подошел к ней, боялся, что она исчезнет, и пригласил танцевать. А затем все время танцевал только с нею. Этой девушкой была Варвара. Вдруг Двуличница в образе невидимки прошептала Варваре на ухо:

– Я наелась и очень хочу домой. Давай улетим, а завтра опять появимся.

Делать нечего. Растаяла в воздухе Варвара, а царевич долго не мог понять: сон это или явь? Девушка была обворожительной, без нее бал стал ему не интересен и скучен. На следующий день Варвара опять прилетела на бал, а Двуличница поспешила к яствам. На этот раз девушка была в платье небесного цвета, усыпанном звездами, на голове был цветок лотоса, на ногах туфельки, отделанные золотом и серебром. Варвара казалась воздушной и неземной. Иван-царевич, увидев ее, так обрадовался, что, бросившись к ней навстречу, чуть не сбил с ног заморских принцесс. Ах, как он был счастлив! Но недолго длилось счастье.

Двуличница наелась, схватила Варвару и, не успев ее сделать невидимкой, унесла над головами изумленных гостей и придворных дам из дворца.

На следующий вечер они не прилетели. Двуличница простонала и проохала до вечера, а при воспоминании о еде, ни о каком полете слышать не хотела. Тогда Варвара попросила дать ей крылья, чтобы она просто могла слетать в покои к царевичу, и посмотреть, как он живет. Двуличница с радостью дала ей крылья, ведь ей тяжело было даже шевелиться. Дело было за полночь, бал, наверное, еще продолжался. Варвара прилетела во дворец и невидимкой стала бродить по дворцу, зашла в спальню к царевичу. Вся комната была в коврах, зеркалах и цветах. Вдруг она заметила, что кто-то сидит в огромном кресле и тяжко вздыхает. Это был царевич. Затем он встал, подошел к зеркалу и стал примерять парик. Рядом с собой в зеркале неожиданно он увидел прекрасную незнакомку, которая накануне вскружила ему голову, а сегодня отсутствовала на балу. Он оглянулся, но она исчезла.

Опять посмотрел царевич в зеркало и опять увидел ее. Он попросил девушку не исчезать, сказал, что любит ее, хочет опять танцевать только с нею. Но Варвара считала, что неприлично в спальне разговаривать с молодым человеком и опять, став невидимкой, улетела домой. На следующий вечер Варвара с Двуличницей прилетели во дворец на бал. Иван-царевич ее уже ждал, ни с кем не танцевал и как только увидел Варвару, то до конца вечера танцевал только с ней. Во время танцев он еще раз признался в любви и попросил ее руки. Варвара сказала, что она простая девушка, но Иван-царевич этому очень обрадовался, понял, что меньше будет преград на пути к свадьбе. Тут же на балу он представил свою невесту Варвару и объявил:

– Через неделю всех приглашаю на свадьбу.

У Ивана-царевича был только старый отец, который, увидев Варвару, сразу же одобрил его выбор. Двуличница была занята едой, поэтому ничего не видела и не слышала. Когда вернулись домой, Варвара сказала, что через неделю выходит замуж за Ивана-царевича. Тогда Двуличница решила лучше рассмотреть Ивана-царевича. Прилетели, как всегда, в разгар бала. Царевич уже ждал Варвару. Двуличница не пошла, как обычно, в зал с едой, а подлетела невидимкой поближе к юноше. Когда она рассмотрела, как обаятелен, грациозен, красив царевич и как он любит Варвару, стала ей завидно и, кроме того, Двуличнице Иван-царевич тоже очень понравился. Недолго думая, превратила она его в невидимку, подхватила и унесла из дворца, а Варвару оставила. Варвару тут же схватила стража. Привели ее к царю, а у того разговор короток:

– Если за три дня сын не вернется, то на четвертый день тебе отрубят голову на площади перед всем народом.

Заплакала Варвара, но ее не стали слушать, кинули в темницу.

А тем временем Двуличница прилетела в какую-то пещеру, сделала себя и царевича видимыми и сказала ему:

– Я полюбила тебя с первого взгляда. У меня две головы, значит, я в два раза больше буду тебя любить, чем Варвара. Теперь ты мой, через неделю будет свадьба в королевстве фей – моих теток.

Понял царевич, что только хитростью можно победить эту глупую Двуличницу, поэтому он сказал, что тоже любит ее, что она красивее, умнее и лучше Варвары.

Так прошло два дня. Наступил третий день. Двуличница поверив, что царевич любит ее, перестала бояться, что он убежит. Перед сном она сняла крылья, повесила их перед своим ложем и крепко уснула. Царевич только и ждал этого момента – тут же потихоньку встал, схватил крылья, надел их и быстро вылетел из пещеры. Когда он подлетал к дворцу, то увидел площадь, а на ней много народу. Должна была состояться казнь. Царевич подлетел поближе, смотрит, а это его любимой Варваре хотят отрубить голову. Камнем слетел он вниз, схватил ее и высоко взмыл с нею в небо. Царь, увидев сына живым и невредимым, очень обрадовался, и тут же объявил о возвращении сына и о свадьбе Ивана-царевича и Варвары. Несколько дней длилась царская свадьба. Иван-царевич и Варвара были очень счастливы. Прожили долгую и славную жизнь. А крылья они сожгли, чтобы Двуличница их не выкрала и не натворила новых бед.

Прикрепленное изображение (вес файла 100.3 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

13 сентября - День программиста

Юрий Нестеренко (с) YuN

[Источник] http://yun.complife.net

Сказка о храбром Программисте

В тривосьмом царстве, тришестнадцатом государстве жили-были три брата: двое умных, а третий программист. Старшие братья жили припеваючи, ни сорсов не компилили, ни дебагера не юзали, а токмо цельный день в игры гамились да по e-mail'у чатились. А младший брат-Программист работал, рук не покладая и питания не выключая.

Программил он и на Ассемблере, и на Си простом, и на Си приплюснутом, и на Клиппере многоглючном, и на Фоксе ламерском (а что делать? нужда заставит, будешь и на Визуальном Бейсике писать!) И платили ему за то заказчики жадные, да глупые баксами зелеными да рублями деревянными, ан не было Программисту счастья в личной жизни - не мог он апгрейдиться, ибо все, что платили ему, уходило братьям на оплату компактов пиратских да счетов телефонных.

А в это время в далекой стране Мокрософтии, где живут одни мелкомягкие, объявился страшный вирус-мутант. Объявился, осмотрелся, 256 файлов сожрал, винтом закусил, рыгнул сыто саундбластерно да и юркнул тропами тайными, интернетными, прямиком в тривосьмое царство. Да как принялся файлы жрать, не щадя ни гифов, ни батников, да над юзерами глумиться! Прибежали юзера к царю Мегафлопу, горючими слезами обливаются:"Save, - говорят, - царь-батюшка, от заразы заморской! Не щадит, окаянный, ни дискет, ни винчестеров!" Усмехнулся царь и выслал против вируса полк ламеров-гамеров. А ламеры-то гамеры шагают красиво, как на заставке, на каждом protection suit новый, BFG9000 на солнце блестят, за плечами ранцы с бонусами - берегись, вражина! Только куда им против вируса? Схватил он одно прерывание - и развалились protection suit'ы. Схватил другое - и обратились бонусы в конусы (а то и в косинусы). Схватил третье - и принялись гамеры друг в друга из BFG9000 палить. Тут и настал полку полный game over.

Нахмурился царь и послал на битву с вирусом полк хакеров-квакеров (а прозывались они так потому, что любимой потехой хакерской было в Quake по модему погамиться). Двинулось хакерское воинство в лязге и грохоте. Ревут моторы дисководные, сорсеры память жрут, дебагеры регистрами щелкают. Сверху перехватчики прерываний проносятся, впереди боевые машины едут - веб, да аидстест, да прочие, и у каждой на броне звездочки рядами по шестнадцать, и каждая звездочка - вирус убиенный. Посмотрел монстр поганый на эту силу великую, да и прикинулся программкой маленькой да безобидной - ибо был он мутант-полиморф и внешность умел менять почище любого шпиона.

- А куда, - спрашивает он голосом жалобным да тоненьким, - путь держите, благородные хакеры?

- Идем изводить заразу мелкомягкую, вируса-мутанта! А ты его не видала ли?

- Ой, как не видать! Заявился к нам на диск злодей проклятый, чтоб ему ни стека, ни памяти, да как начнет глумиться! Тексты пожрал, ехешники позаражал, базы данных на куски разорвал, а операционную систему повесил на дереве каталогов. А потом зажег все индикаторы и винт отформатировал. Чудом я в High Memory схоронилась, одна только и спаслась.

- А куда он, - спрашивают хакеры, - потом направился?

- А идемте, покажу!

И пошли хакеры за вирусом, а ему только того и надо. Завел он их в места глухие, откуда еще никто RET не делал, заманил в сети локальные, запутал в циклах бесконечных, охмурил функциями недокументированными (ибо был он из страны Мокрософтии и тайный смысл оных функций ведал доподлинно) - а сам потихоньку щупальца высунул да в дебагеры-сорсеры запустил. Наконец заподозрили хакеры неладное, ан поздно! Кинулись они на программку-проводника, а там уж и нет никого. Только хохот раздается саундбластерный. Антивирусы друг друга заражают, из дебагеров баги сыплются, сорсеры собственным кодом давятся. Тут-то и настал полку полный format complete.

Пригорюнился царь Мегафлоп и созвал всех своих сисадминов да супервизоров - думу думать, как извести заразу заморскую. День думают, другой думают, а на третий весь DOOM прошли и говорят: "Как извести, не ведаем, а вот только надобно клич кликнуть - может, и отзовется какой герой". И полетели во все концы по e-mail'у письма царские: "Кто не пощадит винта своего в борьбе с супостатом, тому честь, хвала и запись в таблицу рекордов, а кто одолеет окаянного, тому отдам свою машину любимую, крутизны неписанной, и полгига лицензионного софта в придачу, а уж игрушек без счета." (Вы скажете - не бывает столько лицензионного софта? Так это ж сказка!)

Прочитали старшие братья мессадж царский да и решили над младшим посмеяться.

- Ты, - говорят, - апгрейдиться хочешь?

- Хочу! - отвечает Программист. - Ночами не сплю, как хочу!

- Ну так вот, царь Мегафлоп отдает машину свою любимую тому, кто вирус заморский одолеет! Как раз для тебя работка, гы-гы-гы-гы!

А надо сказать, царская машина на всю страну крутизною своею славилась. И не один благородный хакер вздыхал о ней ночами и писал стихи на ассемблере. И загорелся идеей Программист.

- Одолею, - говорит, - вирус и добуду Мегафлопову машину!

- Да где тебе! - кричат братья, - уж сколько хакеров со всем своим софтом сгинули! Пропадешь ни за байт, а кто нам e-mail оплачивать будет?

Однако не слушал их Программист, уж больно возмечтал он о машине царской. Однако ж помнил он судьбу предшественников, а потому не сразу в битву кинулся, а поразмыслил сперва. Некоторым хакерам, что на призыв царский откликнулись, удавалось в первом бою вирус побить; да только он, мутант окаянный, форму менял, учтя ошибки прошлые, и к жизни возрождался круче прежнего. Абсолютного ж оружия, способного в любом обличье вируса сразить, а прочий софт не тронуть, никто измыслить не мог. И было отчего прийти в отчаяние, да вспомнил Программист пословицу мудрую: "клик кликом выкликают"... ну или что-то в этом роде. И решил он вирус вирусом заразить, дабы в собственном нутре разнес повсюду супостат свою погибель.

Скоро Виндос вешается, да не скоро вирус пишется. А мутант-полиморф знай себе злобствует. По всей стране расплодился и уж к царскому ВЦ подбирается. Юзера стонут, князья да бояре по теремам прячутся, от сетей отключаются, запирают дисководы на замки амбарные. Но вот, наконец, закончил работу Программист. Взял для приманки DLLину жирную да глупую, посадил в нее свое творение и отправил навстречу супостату. А тот как увидал софтину родную, мелкомягкую, так и впился в нее на радостях всеми своими подпрограммами - а и не заметил, как в тот же миг в него самого вирус Программиста проник.

Встал Программист из-за компа и пошел в царские палаты. А стража его не пускает!

- Поздно! - говорят. - Полиморф уже до машины царской, любимой, добрался!

- Ведите меня к ней! Я ее вылечу и злодея уничтожу!

- Ну смотри, - говорит царь Мегафлоп, - коли справишься - награжу, как обещано, а коли нет - не прогневайся: отформатирую на низком уровне.

Провели программиста к машине, взглянул он на нее - и пуще прежнего забилось сердце молодецкое. А потом ввел он с клавиатуры слово тайное - и пробудился его вирус в нутре у мутанта, да давай терзать окаянного! И как тот не менял формы, а избавиться не мог от творения Программистова. Так и издох, кучей мертвых байт осыпавшись. И лишь на одном компе успел он пред смертью напакостить - грохнул он винт братьям Программистовым, со всеми игрушками и софтом e-mail'овым. А и поделом им.

А царь отдал Программисту свою машину и кучу софта впридачу, и стал он жить-поживать, да на кнопки нажимать. Тут и файлу конец.

Прикрепленное изображение (вес файла 75 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 87.9 Кб)

Роберт Шекли

Верный вопрос

Ответчик был построен, чтобы действовать столько, сколько необходимо, - что очень большой срок для одних и совсем ерунда для других. Но для Ответчика этого было вполне достаточно.

Если говорить о размерах, одним Ответчик казался исполинским, а другим - крошечным. Это было сложнейшее устройство, хотя кое-кто считал, что проще штуки не сыскать.

Ответчик же знал, что именно таким должен быть. Ведь он - Ответчик. Он знал.

Кто его создал? Чем меньше о них сказано, тем лучше. Они тоже з н а л и.

Итак, они построили Ответчик - в помощь менее искушенным расам - и отбыли своим особым образом. Куда - одному Ответчику известно.

Потому что Ответчику известно все.

На некой планете, вращающейся вокруг некой звезды, находился Ответчик. Шло время: бесконечное для одних, малое для других, но для Ответчика - в самый раз.

Внутри него находились ответы. Он знал природу вещей, и почему они такие, какие есть, и зачем они есть, и что все это значит.

Ответчик мог ответить на любой вопрос, будь тот поставлен правильно. И он хотел. Страстно хотел отвечать!

Что же еще делать Ответчику?

И вот он ждал, чтобы к нему пришли и спросили.

- Как вы себя чувствуете сэр? - участливо произнес Морран, повиснув над стариком.

- Лучше, -со слабой улыбкой отозвался Лингман.

Хотя Морран извел огромное количество топлива, чтобы выйти в космос с минимальным ускорением, немощному сердцу Лингмана то артачилось и упиралось, не желая трудиться, то вдруг пускалось вприпрыжку и яростно молотило в грудную клетку. В какой-то момент казалось даже, что оно вот-вот остановится, просто назло. Но пришла невесомость - и сердце заработало.

У Моррана не было подобных проблем. Его крепкое тело свободно выдерживало любые нагрузки. Однако в этом полете ему не придется их испытывать, если он хочет, чтобы старый Лингман остался в живых

- Я еще протяну, - пробормотал Лингман, словно в ответ на невысказанный. - Протяну, сколько понадобится, чтобы узнать.

Морран прикоснулся к пульту, и корабль скользнул в подпространство, как угорь в масло.

- Мы узнаем. - Морран помог старику освободиться от привязных ремней. - Мы найдем Ответчик!

Лингман уверенно кивнул своему молодому товарищу. Долгие годы они утешали и ободряли друг друга. Идея принадлежала Лингману. Потом Морран, закончив институт, присоединился к нему. По всей Солнечной сиситеме они выискивали и собирали по крупицам легенды о древней гуманоидной расе, которая знала ответы на все вопросы, которая построила Ответчик и отбыла восвояси.

Подумать только! Ответ на любой вопрос! - Морран был физиком и не испытывал недостатка в вопросах: расширяющаяся Вселенная, ядерные силы, "новые" звезды...

- Да, - согласился Лингман.

Он подплыл к видеоэкрану и посмотрел в иллюзорную даль подпространства. Лингман был биологом и старым человеком. Он хотел задать только два вопроса.

Что такое жизнь?

Что такое смерть?

После особенно долгого периода сбора багрянца Лек и его друзья решили отдохнуть. В окрестностях густо расположенных звезд багрянец всегда редел - почему, никто не ведал, - так что вполне можно было поболтать.

- А знаете, - сказал Лек, - поищу-ка, я пожалуй, этот Ответчик.

Лек говорил на языке оллграт, языке твердого решения.

- Зачем? - спросил Илм на языке звест, языке добродушного подтрунивания. - Тебе что, мало сбора багрянца?

- Да, - отозвался Лек, все еще на языке твердого решения. - Мало.

Великий труд Лека и его народа заключался в сборе багрянца. Тщательно, по крохам выискивали они вкрапленный в материю пространства багрянец и сгребали в колоссальную кучу. Для чего - никто не знал.

- Полагаю, ты спросишь у него, что такое багрянец? - предположил Илм, откинув звезду и ложась на ее место.

- Непременно,- сказал Лек. - Мы слишком долго жили в неведении. Нам необходимо осознать истинную природу багрянца и его место в мироздании. Мы должны понять, почему он правит нашей жизнью. - Для этой речи Лек воспользовался илгретом, языком зарождающегося знания.

Илм и остальные не пытались спорить, даже на языке спора. С начала времен Лек, Илм и все прочие собирали багрянец. Наступила пора узнать самое главное: что такое багрянец и зачем сгребать его в кучу?

И конечно, Ответчик мог поведать им об этом. Каждый слыхал об Ответчике, созданном давно отбывшей расой, схожей с ними.

- Спросишь у него еще что-нибудь: - поинтересовался Илм.

- Пожалуй, я спрошу его о звездах,- пожал плечами Лек. - В сущности, больше ничего важного нет.

Лек и его братья жили с начала времен, потому они не думали о смерти. Число их всегда было неизменно, так что они не думали о жизни.

Но багрянец? И куча...

- Я иду! - крикнул Лек на диалекте решения-на-грани-поступка.

- Удачи тебе! - дружно пожелали ему братья на языке величайшей привязанности.

И Лек удалился, прыгая от звезды к звезде.

Один на маленькой планете, Ответчик ожидал прихода Задающих вопросы. Порой он сам себе нашептывал ответы. То была его привилегия. Он знал.

Итак, ожидание. И было не слишком поздно и не слишком рано для любых порождений космоса прийти и спросить.

Все восемнадцать собрались в одном месте.

- Я взываю к Закону восемнадцати! - воскликнул один. И тут же появился другой, которого еще никогда не было, порожденный Законом восемнадцати.

- Мы должны обратиться к Ответчику! - вскричал один. - Нашими жизнями правит Закон восемнадцати. Где собираются восемнадцать, там появляется девятнадцатый. Почему так?

Никто не смог ответить.

- Где я? - спросил новорожденный девятнадцатый. Один отвел его в сторону, чтобы все рассказать.

Осталось семнадцать. Стабильное число.

- Мы обязаны выяснить, - заявил другой, - почему все места разные, хотя между ними нет никакого расстояния.

Ты здесь. Потом ты там. И все. Никакого передвижения, никакой причины. Ты просто в другом месте.

- Звезды холодные, - пожаловался один.

- Почему?

- Нужно идти к Ответчику.

Они слышали легенды, знали сказания. "Некогда здесь был народ - вылитые мы! - который знал. И построил Ответчик. Потом они ушли туда, где нет места, но много расстояния".

- Как туда попасть? - закричал новорожденный девятнадцатый, уже исполненный знания.

- Как обычно.

И восемнадцать исчезли. А один остался, подавленно глядя на бесконечную протяженность ледяной звезды. Потом исчез и он.

- Древние предания не врут, - прошептал Морран. - Вот Ответчик.

Они вышли из подпространства в указанном легендами месте и оказались перед звездой, которой не было подобных. Морран придумал, как включить ее в классификацию, но это не играло ни какой роли. Просто ей не было подобных.

Вокруг звезды вращалась планета, тоже не похожая на другие. Морран нашел тому причины, но они не играли никакой роли. Это была единственная в своем роде планета.

- Пристегивайтесь сэр, - сказал Морран. - Я постараюсь приземлиться как можно мягче.

Шагая от звезды к звезде, Лек подошел к ответчику, положил его на ладонь и поднес к глазам.

- Значит, ты Ответчик.

- Да, - отозвался Ответчик.

- Тогда скажи мне, - попросил Лек, устраиваясь поудобнее в промежутке между звездами. - Скажи мне, что я есть?

- Частность, - сказал Ответчик. - Проявление.

- Брось, - обиженно проворчал Лек. - Мог бы ответить и получше... Теперь слушай. Задача мне подобных - собирать багрянец и сгребать его в кучу. Каково истинное значение этого?

- Вопрос бессмысленный, - сообщил Ответчик. Он знал, что такое багрянец и для чего предназначена куча. Но объяснение таилось в большем объяснении. Лек не сумел правильно поставить вопрос.

Лек задавал другие вопросы, но Ответчик не мог ответить на них. Лек смотрел на все по-своему узко, он видел лишь часть правды и отказывался видеть остальное. Как объяснить слепому ощущение зеленого?

Ответчик и не пытался. Он не был для этого предназначен.

Наконец Лек презрительно усмехнулся и ушел, стремительно шагая в межзвездном пространстве.

Ответчик знал. Но ему требовался верно сформулированный вопрос. Ответчик размышлял над этим ограничением, глядя на звезды - не большие и не малые, а как раз подходящего размера.

"Правильные вопросы... Тем, кто построил Ответчик, следовало принять это во внимание, - думал Ответчик. - Им следовало предоставить мне свободу, позволить выходить за рамки узкого вопроса".

Восемнадцать созданий возникли перед Ответчиком - они не пришли и не прилетели, а просто появились. Поеживаясь в холодном блеске звезд, они ошеломленно смотрели на подавляющую громаду Ответчика.

- Если нет расстояния, - спросил один, - то как можно оказаться в других местах?

Ответчик з н а л, что такое расстояние и что такое другие места, но не мог ответить на вопрос. Вот суть расстояния, но она не такая, какой представляется этим существам. Вот суть мест, но она совершенно отлична от их ожиданий.

- Перефразируйте вопрос, - с затаенной надеждой посоветовал Ответчик.

- Почему здесь мы короткие, - спросил один, - а там длинные? Почему там мы толстые, а здесь худые? Почему звезды холодные?

Ответчик все это знал. Он понимал, почему звезды холодные, но не мог объяснить это в рамках понятий звезд или холода.

- Почему, - поинтересовался другой, - есть Закон восемнадцати? Почему, когда собираются восемнадцать, появляется девятнадцатый?

Но, разумеется, ответ был частью другого, большего вопроса, а его-то они и не задали.

Закон восемнадцати породил девятнадцатого, и все девятнадцать пропали.

Ответчик продолжал тихо бубнить себе вопросы и сам на них отвечал.

- Ну вот, - вздохнул Морран. - Теперь все позади.

Он похлопал Лингмана по плечу - легонько, словно опасаясь, что тот рассыплется.

Старый биолог обессилел.

- Пойдем, - сказал Лингман. Он не хотел терять времени. В сущности, терять было нечего.

Одев скафандры, они зашагали по узкой тропинке.

- Не так быстро, - попросил Лингман.

- Хорошо, - согласился Морран.

Они шли плечом к плечу по планете, отличной от всех других планет, летящей вокруг звезды, отличной от всех других звезд.

- Сюда, -указал Морран. - Легенды были верны. Тропинка, ведущая к каменным ступеням, каменные ступени - во внутренний дворик... И - Ответчик!

Ответчик представился им белым экраном в стене. На их взгляд, он был крайне прост.

Лингман сцепил задрожавшие руки. Наступила решающая минута его жизни, всех его трудов, споров...

- Помни, - сказал он Моррану, - мы и представить не в состоянии, какой может оказаться правда.

- Я готов! - восторженно воскликнул Морран.

- Очень хорошо. Ответчик, - обратился Лингман высоким слабым голосом, - что такое жизнь?

Голос раздался в их головах.

- Вопрос лишен смысла. Под "жизнью" Спрашивающий подразумевает частный феномен, объяснимый лишь в терминах целого.

- Частью какого целого является жизнь? - спросил Лингман.

- Данный вопрос в настоящей форме не может разрешиться. Спрашивающий все еще рассматривает "жизнь" субъективно, со своей ограниченной точки зрения.

- Ответь же в собственных терминах, - сказал Морран.

- Я лишь отвечаю на вопросы, - грустно произнес Ответчик.

Наступило молчание.

- Расширяется ли Вселенная? - спросил Морран.

- Термин "расширение" неприложим к данной ситуации. Спрашивающий оперирует ложной концепцией Вселенной.

- Ты можешь нам сказать хоть что-нибудь?

- Я могу ответить на любой правильно поставленный вопрос, касающийся природы вещей.

Физик и биолог, обменялись взглядами.

- Кажется я понимаю, что он имеет в виду, - печально проговорил Лингман. - Наши основные допущения неверны. Все до единого.

- Невозможно! - возразил Морран. - Наука...

- Частные истины, - бесконечно усталым голосом заметил Лингман. - По крайней мере, мы выяснили, что наши заключения относительно наблюдаемых феноменов ложны.

- А закон простейшего предположения?

- Всего лишь теория.

- Но жизнь... безусловно, он может сказать, что такое жизнь?

- Взгляни на это дело так, - задумчиво произнес Лингман. - Положим, ты спрашиваешь: "Почему я родился под созвездием Скорпиона при проходе через Сатурн?" Я не сумею ответить на твой вопрос в терминах зодиака, потому что зодиак тут совершенно ни при чем.

- Ясно, - медленно выговорил Морран. - Он не в состоянии ответить на наши вопросы, оперируя нашими понятиями и предположениями.

- Думаю, именно так. Он связан корректно поставленными вопросами, а вопросы эти требуют знаний, которыми мы не располагаем.

- Следовательно, мы даже не можем задать верный вопрос? - возмутился Морран. - Не верю. Хоть что-то мы должны знать. - Он повернулся к Ответчику. - Что есть смерть?

- Я не могу определить антропоморфизм.

- Смерть - антропоморфизм! - воскликнул Морран, и Лингман быстро обернулся. - Ну наконец-то мы сдвинулись с места.

- Реален ли антропоморфизм?

- Антропоморфизм можно классифицировать экспериментально как А - ложные истины или В Частные истины - в терминах частной ситуации.

- Что здесь применимо?

- И то и другое.

Ничего более конкретного они не добились. Долгие часы они мучили Ответчик, мучили себя, но правда ускользала все дальше и дальше.

- Я скоро сойду с ума, - не выдержал Морран. - Перед нами разгадки всей Вселенной, но они откроются лишь при верном вопросе. А откуда нам взять эти верные вопросы?!

Лингман опустился на землю, привалился к каменной стене и закрыл глаза.

- Дикари - вот мы кто, - продолжал Морран, нервно расхаживая перед Ответчиком. - Представьте себе бушмена, требующего у физика, чтобы тот объяснил, почему нельзя пустить стрелу в Солнце. Ученый может объяснить это только своими терминами. Как иначе?

- Ученый и пытаться не станет, едва слышно проговорил Лингман. - Он сразу поймет тщетность объяснения.

- Или вот как вы разъясните дикарю вращение Земли вокруг собственной оси, не погрешив научной точностью?

Лингман молчал.

- А, ладно... Пойдемте сэр?

Пальцы Лингмана были судорожно сжаты, щеки впали, глаза остекленели.

- Сэр! Сэр! - затряс его Морран.

Ответчик знал, что ответа не будет.

Один на планете - не большой и не малой, а как раз подходящего размера - ждал ответчик. Он не может помочь тем, кто приходит к нему, ибо даже Ответчик не всесилен.

Вселенная? Жизнь? Смерть? Багрянец? Восемнадцать?

Частные Истины, полуистины, крохи великого вопроса.

И бормочет Ответчик вопросы сам себе, верные вопросы, которые никто не может понять.

И как их понять?

Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую часть ответа.

Прикрепленное изображение (вес файла 158.3 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

22 сентября - Всемирный день защиты слонов

Александр Иванович Куприн

Лолли

Посвящается памяти Энрико Адвена, жокея

- Мистер Чарли, - обратился я однажды к старому наезднику, с которым мы пили каждый вечер за одним и тем же столом пиво, вот вы мне рассказали уже много интересных случаев из вашей цирковой жизни. Знаете ли, что мне кажется замечательным в ваших рассказах? Это то, что никакой роли в них не играет судьба. Сколько раз вы сами были на волосок от смерти, а если cпросить, что вас спасло, вы всегда ответите: или случайно повисли ногой в петле, или упали на сложенный ковер, или взбесившаяся лошадь остановилась, испуганная внезапно раскрытым зонтиком... Но неужели изо всего вашего громадного запаса воспоминаний у вас не найдется ни одного случая, в котором сама судьба или, если ходите, провидение вмешалось бы в человеческую жизнь? (Я говорю, собственно, про жизнь циркового артиста.) Случалось ли вам видеть или хоть слышать о таком случае, где какая-то непостижимая сила заставляет уверовать в себя то в таинственном сплетении целой цепи cобытий, то в неясном предчувствии, то в пророческом сне? Или, наконец, в загадочной симпатии душ? Вы меня понимаете, мистер Чарли?

Мистер Чарли был самым старым шталмейстером гостившего у нас цирка. Он занимался репетированием с молодыми артистами, учил "работе" детей и помогал директору в дрессировке лошадей. Изредка, когда нечем было заполнить программы, его выпускали в последнем номере на вольтижировку, и бедный ожиревший старик в своем розовом трико, с нафабренными усами, с жалкими остатками волос на голове, завитыми и расчесанными прямым рядом, всегда кончал тем, что, не соразмерив прыжка с тактом галопирующей лошади, падал спиною на песок арены, вызывая безжалостный смех "райка". А между тем лет двадцать тому назад (у старика до сих пор целы все газетные отзывы) не было во всей Европе такого бесстрашного, грациозного и изобретательного жокея и прыгуна, как мистер Чарли. Его "номера" до сих пор служат венцом гимнастического совершенства для лучших наездников. То было далекое, славное время, и об этом времени мистер Чарли любил поговорить, когда мы с ним проводили зимние вечера в пивной, напротив цирка, попивая пиво и куря: я папиросы, а он австрийские сигары длинные, черные и необыкновенно вонючие.

- Я вас очень хорошо понимаю, - ответил на мой вопрос мистер Чарли, только... видите ли... мне трудно вам объяснить... Мы там, у себя в цирке, мало верим в рок. Нам ведь каждый вечер приходится так крепко рассчитывать на свои нервы, свою ловкость, свою силу, что поневоле только в себя веришь и на себя одного надеешься. Поэтому-то, должно быть, у нас нет таких случаев, которые вас интересуют... Впрочем... помню я одно происшествие... Только в нем принимали одинаковое участие: и судьба и дрессированный слон, по имени Лолли... Что это было за славное животное!.. Да, если хотите, я вам расскажу все по порядку?

Я изъявил полнейшую готовность слушать и приказал принести две больших кружки пива.

- Это случилось в тысяча восемьсот шестьдесят первом году, начал мистер Чарли своим характерным, ломаным языком международного наездника и сальто-морталиста. В том году, когда я вместе с цирком знаменитого когда-то Паоли странствовал по венгерским городам, больше похожим на деревни, раскинувшиеся на десятки верст. Труппа у нас была разноплеменная, но прекрасно подобранная; всё артисты высшей пробы смелые, ловкие... настоящие художники... Публика нас принимала радушно, и представления всегда давали полные сборы.

В Эрлау к нам присоединился со своими пятью дрессированными слонами один очень загадочный господин. На афишах он назывался Энрико, но это имя было, очевидно, вымышленное. Настоящего же его имени и происхождения никто не знал. Судя по наружности, в его жилах текла немалая примесь арабской или негритянской крови. Это был очень высокий и необыкновенно сильный мужчина, молчаливый, всегда сумрачный, жестокий с людьми и животными, не терявший ни при каких опасностях своей суровой медлительности и самоуверенности... Его темное красивое лицо, с немигающими громадными черными глазами было зло и властно. Мне всегда безотчетно казалось, что на душе этого человека лежит что-то страшное, чего он никому не поведает - может быть, кровавое преступление... Никого в труппе он не удостоивал своим разговором. Впрочем, все как-то чутьем избегали близости с ним. Даже его умные слоны, по-видимому, ненавидели его со всей силою, на которую только способны ненавидеть эти великодушные, терпеливые, хотя и мстительные животные. Во время репетиций Энрико обращался с ними так резко и смело, что мы иногда не были уверены, что он выйдет живым с арены: он бил их без милосердия по голоде и по хоботу за каждую малейшую ошибку. Странно было видеть ужас этих великанов перед истязавшим их пигмеем...

Однако хозяин очень дорожил Энрико, потому что его слоны привлекали постоянно множество зрителей. Особенно нравилась публике пантомима под заглавием "Жемчужина Индии". Я не помню теперь точно ее содержания, но суть заключалась в том, что сын знатного раджи влюбляется в пленную принцессу чужого племени, обреченную на смертную казнь. Последняя сцена пантомимы изображала городскую площадь, полную народа. Воины влекут индианку со связанными руками; вслед за ними выступает Энрико в роли палача с самым большим из своих слонов Лолли. Индианку кладут на землю; слон по приказанию палача уже заносит над грудью девушки свою страшную ногу, чтобы раздавить ее, но... влюбленный в пленницу сын раджи неожиданно появляется на сцене и останавливает казнь. Конечно, сейчас выступает кордебалет, и среди общих танцев и веселья происходит помолвка принца и принцессы.

Индианку в этой пантомиме всегда изображала mademoiselle Лоренцита звезда нашей труппы. Старые артисты до сих пор вспоминают ее имя с благоговением. Это была гениальная наездница и удивительной красоты женщина: русская полька по матери, итальянка по отцу она совмещала в себе все прелести обеих наций.

Бесстрашию ее не было пределов, и жизнью она дорожила не больше, чем вчерашним днем. Когда она на своем громадном вороном жеребце Вулкане бешеном животном, не знавшем никого, кроме хозяйки, вылетала сумасшедшим карьером на арену, публика замирала от страха и восторга. Она не боялась никаких каскадов, и малейшая фальшь еще больше возбуждала ее смелость, точно опьяняла ее... Теперешние артистки и падать-то не умеют. Упадет на плохом гротеске и сейчас же непременно головой в барьер... Нет... теперь вовсе нет порядочных наездниц!

Да на что же лучше? Я вам расскажу про Лоренциту такой случай. Когда она служила в будапештском цирке, то однажды в последнем номере, по недосмотру укротителя, вырвался из клетки дрессированный тигр. Публикой овладел ужас... Крик, давка, вопли женщин... Даже многие артисты обезумели от страха и бросились к выходу. В эту секунду Лоренцита, которая давно уже окончила свой номер и из партера глядела на конец представления, быстро соскакивает на манеж и ошеломляет зверя ударами своего хлыста, частыми и сильными, как молния. Зверь оцепенел от боли и изумления. В то же время, пришедши в себя, укротитель накидывает ему на шею петлю и при помощи подбежавших артистов тащит обратно в клетку. И все это было так мгновенно и так великолепно, что очевидец, рассказывавший мне этот случай, славный, очень смелый артист не успел еще оправиться от испуга, как тигр уже сидел в клетке, стараясь разгрызть прутья зубами.

Так вот что была за женщина Лоренцита! Впрочем, вы, вероятно, о ней что-нибудь слыхали? Ее жизнь так изобиловала всякого рода приключениями, что нередко служила сюжетом для многочисленных романов, изображающих и, надо сказать, очень неверно наш быт. Самой громкой эпохой в ее жизни было ее замужество с австрийским банкиром графом З., когда она прожила в год около двух миллионов гульденов. Однако, несмотря на такое баснословное богатство, она бросила однажды своего мужа, влюбившись в странствующего шута, хозяина собачьего театра пьяницу и жестокого человека, который, как говорят, постоянно изменял ей и даже бил ее ремнем, возвращаясь домой пьяным. Она умерла на двадцать восьмом году от скоротечной чахотки в одной из петербургских больниц.

Нечего уже и говорить о том, что Лоренциту постоянно окружала густая толпа поклонников. Все-таки она свою первую любовь подарила не богатому старику, не титулованному военному красавцу, а своему же брату-артисту.

Вы, может быть, и не поверите мне, что когда-то у меня не было соперников в моей профессии, но это так. Я был одинаков и на турнике, и в воздушной работе, и в сальто-морталях. Но моим лучшим номером все-таки были прыжки с арены на лошадь, и в них мне до сих пор нет равного. Старый Кук еще, пожалуй... да и тот... Впрочем, вместо того чтобы хвастаться, я вам покажу, что обо мне говорили газеты...

Старик полез в боковой карман за бумажником, наполненным газетными вырезками, которые я читал по крайней мере раз пятьдесят. Но я поспешил его успокоить уверением, что его слава надолго пережила его артистическую карьеру.

- К тому же, продолжал мистер Чарли, польщенный моим комплиментом, я был в то время и собой недурен, хорошо сложен, смел и силен. У меня до сих пор хранится порядочная пачка разных записочек от обожательниц циркового искусства, которые... Были... гм... и кольца и жетоны во дни бенефисов, но... brisons... [оставим это... - фр.] . Одним словом, нет ничего удивительного, что Лоренцита обратила на меня внимание.

Началось у нас, конечно, с того, что я поддерживал ее маленькую ножку в то время, когда она садилась на седло, держал для нее баллоны и ленты, передавал ей букеты и подарки. Потом, как-то раз перед ее выходом, когда она, кутаясь в длинный белый бурнус, выглядывала из-за портьеры на манеж, мы с ней объяснились. Оказалось, что она давно уже меня полюбила.

Это было самое лучшее время в моей жизни. Она была для меня самой нежной и внимательной женой, самым верным другом, какого только можно себе вообразить. Мне казалось, что моему блаженству не будет конца.

И все нам в это время улыбалось. Публика нас любила, директор дорожил нами и платил нам большое жалованье... Мы с Лоренцитой решили жить как можно бережливее, чтобы скопить немного денег и снять свой собственный цирк, сначала, конечно, самый маленький, переносный, под полотняной крышей "шапито", как у нас называется.

Однажды, когда после вечернего представления мы шли с Лоренцитой домой, мне показалось, что она сильно не в духе, будто чем-то взволнована или рассержена. Я спросил о причине, и она со свойственной ей пылкостью тотчас же рассказала мне, что во время моего номера, когда она глядела на меня из боковой ложи, к ней сзади подкрался этот проклятый Энрико и обнял ее.

- Я и раньше замечала на себе его пристальные взгляды, прибавила Лоренцита, но не приписывала им никакого значения. Оказывается, что это животное питает ко мне нежные чувства.

Я был взбешен этим рассказом и хотел сейчас же пойти на квартиру Энрико и сломать об его голову мою палку; но Лоренцита повисла у меня на шее и умоляла не делать скандала, который только даст повод к каким-нибудь грязным слухам. Я принужден был согласиться с нею, но решил следить зорко с этого времени за Энрико.

Однако прошло около двух недель, и я не замечал ничего особенного. Лоренцита и я стали уже забывать о дерзости Энрико, как внезапно произошло безобразное и страшное событие.

Лоренцита, надо вам сказать, чрезвычайно привязалась к Лолли, одному из слонов этого негодяя. Каждый день утром, во время репетиции, в те часы, когда Энрико еще не приходил в цирк, она бежала к своему любимцу (он помещался отдельно от прочих слонов) с целым запасом булок, варенья и сахару. Она опустошала для него чуть ли не весь буфет. Конфеты, которые ей подносились бесчисленными поклонниками, а она терпеть не могла сладкого, шли постоянно на угощение Лолли. Целый час иногда проводила она около своего любимца, лаская его и называя тысячами нежных имен: "Крошечка моя Лолли, котеночек мой, птичка маленькая". И надо было видеть, как этот "крошечка" двухсаженной длины, в полторы сотни пудов весом, обожал мою Лоренциту. Как только издали раздавались ее легкие шаги, слон испускал радостные крики, похожие на звуки трубы. Он тихонько терся хоботом о руки Лоренциты и осторожно дул ей в лицо. В этом выражалась его нежнейшая любовь к моей жене.

Однажды, зайдя, по обыкновению, к слону, Лоренцита, к своему удивлению, застала там Энрико, который был занят с Лолли странной дрессировкой. По свистку хозяина слон неуклюже подымался на задние ноги и стоял таким образом до тех пор, пока Энрико не ударял его слегка хлыстом по брюху. Тогда гигант быстро, всей тяжестью своего массивного тела валился на передние ноги. Эта штука повторилась еще раза два или три. Лоренцита хотела уже незаметно выйти из загородки, как вдруг Энрико неожиданно повернулся в ее сторону и, заметив ее, быстро подошел к ней.

- А, наконец-то ты пришла! - воскликнул он, протягивая к ней руки.

И видя, что она хочет бежать от него, он охватил ее крепко руками и поцеловал.

Лоренцита с трудом вырвалась от него, выхватила из его рук хлыст и, несколько раз со страшной силой ударив его по лицу, кинулась из дверей в коридор. Разъяренный Энрико бросился за ней и, догнав ее у входа на арену, еще раз схватил ее. Лоренцита закричала от боли и негодования.

Как только я услышал крик Лоренциты (я в это время делал на седле сальто-мортале), я мигом спрыгнул на землю и очутился за кулисами... Увидев жену в объятиях Энрико, я бросился на него, схватил его за шею, и мы оба упали и покатились по полу. Он был вчетверо сильнее меня, но бешенство придало мне страшную силу.

Я не помню, что я с ним делал, но, когда меня почти в беспамятстве от него оттащили, мы оба были в крови...

Впрочем, вечером мы все трое должны были все-таки участвовать в представлении, замазав кольдкремом и краской ушибы на лице. Таковы наши цирковые нравы.

Сначала все шло благополучно. Мы с Энрико встречались несколько раз в коридорах и расходились, не глядя друг на друга, с судорожно стиснутыми кулаками и челюстями. Но мне казалось, что на его лице играет зловещая усмешка. Наконец началась и "Жемчужина Индии". Я представлял сына раджи, Лоренцита - пленную индианку, Энрико, по обыкновению, палача.

Наступила последняя сцена. Я стоял за входной портьерой и видел все самым отчетливым образом. Воины ввели Лоренциту с завязанными назад руками. Когда ее клали на разостланный по земле красный ковер, она заметила из-за портьеры мое лицо и улыбнулась мне.

Под звуки заунывного марша вышел на арену Энрико-палач, ведя за собой громадного, неуклюжего Лолли. Слон остановился в шаге около моей жены и сейчас же узнал ее, протянул к ней свой длинный хобот и ласково дунул ей в лицо. Музыка, по знаку директора, перестала играть. В ту же минуту Энрико свистнул, и слон, присев на задние лапы, поднял верхнюю часть туловища над лежащей Лоренцитой. Энрико слегка нагнулся к Лоренците и что-то, по-видимому, спросил ее. Она отрицательно покачала головой.

В цирке наступило необычное молчание, такое молчание, что мне явственно был слышен легкий удар хлыста Энрико по животу слона... Слон внезапно дрогнул всем телом. Казалось, он вот-вот обрушится вниз, на распростертое тело Лоренциты... Энрико повторил свой удар на этот раз сильнее прежнего.

Я сразу понял ужасный замысел Энрико: он хотел раздавить жену под передними ногами громадного животного. Но прежде чем я решился броситься ей на помощь, произошло нечто невероятное.

Слон вдруг отказался слушаться своего хозяина. Он осторожно опустился на все четыре ноги, не задев Лоренциты, она же спокойно лежала между его ногами. Обозленный Энрико стал изо всей силы бить слона по хоботу и свистать, стараясь вторично поднять его на задние ноги. Слон не повиновался. "Довольно, довольно!"кричала взволнованная публика.

Тогда Энрико употребил самое решительное средство, он уколол хобот Лолли длинной булавкой... Но в эту секунду, обвитый страшным хоботом, поднятый на воздух и с силой брошенный вниз, он уже лежал без чувств на песке арены... Впрочем, он на другой день пришел в себя...

- Ну, а Лоренцита? спросил я мистера Чарли, когда он угрюмо замолчал вслед за последними словами. Он долго молчал, потом принялся насвистывать какой-то веселый марш и, наконец, ответил мрачным тоном:

- Все женщины одинаковы, сэр, потому что все они непроницаемы. Что же касается моей... она через месяц убежала от меня с этим мерзавцем Энрико.

Прикрепленное изображение (вес файла 248.9 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 728.8 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

27 сентября - Всемирный день туризма

Владислав Ксионжек.

Мальчик, Старик и Собака

Старик был совсем молодой, а Мальчик - уже старый. Они жили вдвоем в избушке на берегу озера. Рядом проходила дорога, и к ним часто заглядывали туристы. Старик дарил туристам деревянные ложки и угощал рыбой. Туристы угощали Мальчика конфетами. Мальчик конфет не ел, но всегда брал и вежливо благодарил.

У Старика была седая окладистая борода, он носил расшитую рубаху навыпуск и посконные штаны. Мальчику штанов не полагалось, их заменяла рубаха до колен.

Старик плохо соображал, поэтому основная работа ложилась на плечи Мальчика. Он пробовал научить Старика вырезать ложки, но из этой затеи ничего не вышло; Мальчик делал ложки сам, а когда приезжали туристы, Старик брал кисточку и наносил на ложки желтые и красные пятна. Выходило аляповато, но зато туристы думали, что ложки делает Старик. Единственное, что Старик умел делать хорошо, - это плести лапти. Разумеется, лыка на всех не хватало, и дорогой подарок получали только самые симпатичные экскурсанты, те, кому посчастливилось приглянуться Старику и Мальчику. Счастливчики сбрасывали с ног живые, самообновляющиеся, самоизменяющиеся сандалии и обувались в легкие, почти невесомые лапти. Смешно было глядеть на модного элегантного туриста, обутого на манер Иванушки-дурачка.

Устраивались и рыбалки. У низкого берега стояла парусная плоскодонная ладья "Рогнеда", хотя выходили на ней редко, только когда приезжали туристы с Марса. Старик испытывал к воде отвращение, и Мальчику стоило немалого труда затащить его в лодку. Мальчик объяснял, что на Марсе нет ни озер, ни рек, надо показать гостям, как плавают по воде. Однажды случилось несчастье. Старик упал в воду и потом целую неделю обсыхал, лежа на завалинке. В результате он заработал жуткий радикулит, каждый вечер приходилось смазывать ему поясницу постным маслом.

Как-то был у них день отдыха: не приехало ни одного человека. Никого и не ждали. В это время на другом берегу озера начиналось грандиозное историческое шоу, и вся любопытствующая братия собралась поглазеть на рыцарей, дружинников, копья, латы - все в натуре.

Мальчик встал рано, пяти еще не было. Впереди был целый свободный день, длинный-предлинный, какой бывает летом в северных широтах. Старик еще храпел. Пожалуй, это было второе дело, которое он умел делать хорошо.

- Вставай, Недотепа, - Мальчик толкнул его в бок. - Старикам не положено долго спать. Сходи за грибами. Грибы надо собирать пораньше, пока на дворе свежо.

Старик, ворча, слез с теплой печки. По утрам, пока не встало солнце, он соображал как-то особенно туго.

Мальчик тоже вышел на прогулку. Его привлекали лекарственные травы. Когда-то окрестные луга были живым гербарием, но сейчас уже не то. Природа упростилась, и даже тем относительным разнообразием флоры, какое сохранилось близ озера, люди были обязаны биохимии.

С холма открывался красивый вид на озеро и избушку, и Мальчик пожалел о том, что сюда не проложили дорогу. Красота была всамделишная, натуральная, не та прилизанная идилличность, которой потчевали приезжих.

Он спохватился: как там Старик? Старик был словно малый ребенок. С такими неучами Мальчику еще не приходилось иметь дела, другой бы на его месте отказался. Доброта - это порок. Мальчикам не положено сентиментальничать. Но когда подумаешь, что станет с Недотепой...

От этих мыслей его отвлек вид большой птицы, парящей в небесах. Птица оказалась человеческой фигурой.

Это было явное нарушение. Пижон, подумал Мальчик. Не мог как следует заэкранироваться. В небе над озером не должно быть видно никого. Ну, конечно! Летун правил к месту побоища. Как можно пропустить такое зрелище!

Ближе к макушке холма синтетики становилось все меньше. Тут был род заповедной зоны, где природные растения успешно состязались с искусственными. Дважды попался чистотел, но чистотел Мальчика не интересовал. Самое слово это у людей почему-то вызывало тошноту.

Но больше ничего замечательного не нашлось. Мальчик спустился с холма, миновал заказную рощу и вышел на дорогу. Вообще-то разгуливать здесь запрещалось. По дороге изредка проезжали заэкранированные машины, хотя сейчас им, конечно, делать здесь было нечего.

Ба, вот так удача! У самого края дороги торчало несколько бледно-зеленых овальных листьев, похожих на листья свеклы. Неужто подорожник? Еще не веря своему счастью, Мальчик опустился наземь. Принюхался: да, букет явно неподдельный. Знаменитый, почти легендарный подорожник, его не было даже на заповедном холме.

Мальчик сосчитал: семь листиков. Два уже пожелтели, он осторожно отделил их от стебля и завернул в тряпицу свое богатство.

В эту минуту кто-то четвероногий, мохнатый, вислоухий показался из зарослей и заковылял по дороге. В десяти шагах от Мальчика существо остановилось.

- Ты кто? - спросил Мальчик. Оно, это существо, молча смотрело на Мальчика влажными грустными глазами.

- Ах, я догадываюсь: ты, наверное, собака. Но как ты сюда попала? Тебя кто-нибудь забыл? - Собака, казалось, едва заметно пожала плечами.

- Давно ты здесь?

- Взгляни на мои впалые бока, и все поймешь, - как будто сказала она.

- Боже, какой я недогадливый. Пойдем. Мяса не обещаю, но рыбкой угостить могу.

И они пошли вместе. Старика еще не было. Мальчик выбрал на полке самую большую миску, извлек из чугунка жирного язя.

Собака ела неаккуратно, чавкала, возила миску по полу, наконец, вывалила остатки рыбы из миски на пол.

- Если бы ты не была собакой, я назвал бы тебя свиньей, - строго сказал Мальчик! - Где это ты научилась хрюкать?

Наевшись, она устроилась в углу. Всем своим видом она показывала, что отныне и во веки веков это ее законное место.

Мальчик боялся, что Старик будет возражать, но тот отнесся к появлению Собаки равнодушно. Поставил лукошко с грибами на лавку и, сопя, полез на печку. Собака встала, подошла к лукошку, понюхала и презрительно смахнула его на пол. Из лукошка посыпались поганки.

- Ты права, - согласился Мальчик, - наш дед начал халтурить. Помяни мое слово, когда-нибудь он отравит туристов.

Утром следующего дня Мальчика ждал сюрприз. Вдали на озерной глади что-то чернело. Вскоре он разглядел косматый парус. Ладья варягов! Вот какие гости к ним пожаловали. Корабль шел прямо к избушке и пристал к берегу рядом с "Рогнедой".

Старик, кряхтя, вылез из избушки. В его обязанности входило встречать гостей хлебом-солью.

Варягов было человек десять. Спустив парус, они вышли на берег, закинули за спины кожаные щиты и пошли на поживу. Рослый рыжебородый детина подошел к Старику, бросил презрительный взгляд на его ковригу и остался недоволен. Его недовольство выразилось в том, что он размахнулся и ударил Старика кулаком а ухо. Старик охнул и отлетел в сторону. Не помня себя, Мальчик выскочил из избушки, выкрикивая что-то нечленораздельное, и побежал к бандитам. В руках у него была рогулька - нехитрое приспособление для поджаривания грибов.

Нетрудно представить, что стало бы с Мальчиком, если бы на варяга вдруг не бросилась рычащая, хрипящая от бешенства тварь.

Гигант был совершенно беспомощен. Он катался по земле, отчаянно отбиваясь от маленького мохнатого существа. Тем временем Мальчик помог подняться Старику.

- Иди к роще, - сказал он. - Туда они не посмеют войти.

Старик побрел прочь. Мальчика повалили, он слышал только тяжелое дыхание варягов, стоны укушенных и рычание Собаки. В конце концов они могли бы раскроить ей череп мечами, но предпочли спастись бегством. Полуистерзанный пес остался на берегу. На земле лежали три бездыханных тела.

Старик успел дойти до знаменитой рощи, когда услышал позади тяжелый топот. К нему несся варяг с мечом. Делать было нечего, Старик остановился и всем корпусом повернулся к врагу...

Но он был не один. В зарослях скрывались двое. Они приехали из города еще до рассвета. Им хотелось полюбоваться экзотическим зрелищем, увидеть высадку варягов, которые, если говорить правду, еще вчера были не варягами, а тевтонскими рыцарями. Отец с дочкой стояли подле своей заэкранированной машины, невидимые постороннему глазу.

Варяг-рыцарь был уже в десяти шагах от Старика. Девочка вцепилась в отцовскую руку.

- Успокойся, - сказал отец. - Ты же знаешь, что они не настоящие.

Девочка вдруг заплакала. Старик был так беззащитен, глаза его расширились от ужаса, он дышал часто и коротко, словно загнанный...

Старик лежал в траве. Он не был убит, хотя лежал совершенно неподвижно. Автомобиль медленно выехал на дорогу. Отец хмурился, а девочка на заднем сидении безмятежно улыбалась.

- Мало тебе вчерашней двойки по истории, - сказал отец. - Что мы скажем учительнице? У тебя нет ни малейшего представления о быте древних народов.

Все кончилось. Оставшиеся в живых разбойники, подняв лохматый от старости парус, уходили бесславным обратным курсом.

Мальчик сидел на завалинке. Вдоволь налаявшись, Собака презрительно отвернулась от берега и направилась к Мальчику усталой походкой победителя. Морда ее была вымазана чем-то красным, правда, это была не кровь.

Мальчик погладил Собаку.

- Если бы не ты, - сказал он, - эти дикари разломали бы нас на мелкие кусочки. Ты молодец. Ты храброе, верное существо. Скажи, ты ведь, наверно, не знала, что роботы не могут причинять вред живым созданиям?

К закату солнца жизнь вошла в нормальную колею. Мальчик ходил с палочкой, в схватке ему изуродовали ногу. Старик, по обыкновению, спал, только уж не на траве, а на печке. Казалось, все плохое позади.

Но через два дня к избушке подкатила длинная серебристая машина. Человек в синем комбинезоне, вышедший из машины, не был похож на туриста. Лицо озабоченное, взгляд пронзительный. Старик показался на пороге, но не произвел на гостя никакого впечатления. Человек спросил его имя, Старик растерялся. Внимательно с ног до головы оглядев Старика, синий человек задал несколько коротких вопросов. Старик окончательно потерял голову и

начал заикаться.

Не спрашивая разрешения, незнакомец вошел в дом. "Ррр!" - злобно сказала Собака.

- Это - Собака, - объяснил Мальчик.

- Вижу. Откуда она взялась? - спросил синий.

- Сама пришла.

- Хорошая собака, - сказал человек. Он повернулся и вышел из избушки, удостоив Мальчика беглым взглядом. Послышался звук мотора; гость уехал.

- Кто это был? - спросил Старик.

Мальчик вздохнул и ничего не ответил.

Автомобиль вернулся через каких-нибудь два часа. Синий человек на этот раз остановился метрах в ста от дома. Из машины вылезли двое - благообразный старец с длинной белой бородой и мальчик в белой рубахе.

Человек уехал, а эти двое остались. Старый Мальчик вышел из избушки. Он опирался на палку, с левой стороны его поддерживал Старик.

- Привет, - сказали приезжие. - Очень жаль, но инспектор решил, что после вчерашних событий персонал вашего объекта нужно сменить. Инспектор говорит, что это очень важный туристический объект.

- Когда? - спросил Мальчик.

- Да хоть сейчас. Инспектор говорит, сюда едет большая экскурсия. Так что, того, поторопитесь. Вам надлежит явиться на пункт тридцать семь бис.

- Эй! - Мальчик свистнул.

Собака подбежала к нему.

- Пошли. Мы здесь больше не нужны.

- Э, нет, - вмешался новый Мальчик. - Собака останется с нами.

Инспектор сказал: она хорошо вписалась в быт древних. Не бойся, - добавил он. - Мы будем за ней хорошо ухаживать.

- Ладно, - сказал старый Мальчик. - Раз инспектор сказал, мы ее оставим.

Собака не отрываясь смотрела на Мальчика, стараясь понять, в чем дело.

- Идем, - сказал Мальчик Старику. И они двинулись в сторону дороги.

- Стой! Эй, ты! Куда ты? - закричали сзади. Мальчик услышал за спиной собачье дыхание.

- Ай-яй-яй, - сказал он, поворачиваясь. - Как тебе не стыдно. Такая умная собака, культурная собака, хорошая собака. И вдруг так поглупела. Ведь мы же с тобой договорились. Ты слышала, что сказал инспектор? А, Собака?

Собака смотрела на него.

- Ну, вот видишь. Иди к ним. К ним. Вот твои новые хозяева.

Собака, казалось, согласилась, но стоило ему тронуться с места, как она поплелась за ним.

- Что мне делать? - заплакал Мальчик. - Я не могу ее прогнать. Не уйдешь? - спросил он снова. - Тогда получай!

Он стукнул Собаку палкой. Собака отбежала на несколько шагов и остановилась, поджав хвост.

К Мальчику подошли новые хозяева. Старец сурово произнес:

- Первый параграф Кодекса. Ты поднял руку на живое существо.

Мальчик не сопротивлялся. Он сам вынул у себя из груди маленький металлический цилиндр и молча, со странным звуком повалился в траву.

- Иди ко мне! - позвал новый Мальчик. Собака не обратила на него никакого внимания. Подумав, она повернулась и медленно затрусила в сторону запретной рощи.

Прикрепленное изображение (вес файла 118.3 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

А ещё, 27 сентября - День воспитателя

Аркадий Аврченко

Мать

I

Так как нас было только трое: я, жена и прислуга, а дачу жена наняла довольно большую, то одна комната – маленькая угловая – осталась пустой.

Я хотел обратить эту комнату в кабинет, но жена отсоветовала.

– Зачем тебе? Летом ты почти не занимаешься, ничего не пишешь, а если что-нибудь понадобится – письмо, телеграмму или заметку, – это можно написать в спальне.

– Да зачем же этой комнате пустовать?

– У меня есть мысль: давай сдадим ее.

– Кому? – тревожно спросил я. – Женщине? Это будет возня, капризы, горячие утюги… Мужчине? Он, пожалуй, каналья, начнет за тобой ухаживать… А ты знаешь – взгляды мои на этот счет определенные…

– Что ты, милый! Ни мужчина, ни женщина в этой клетушке не уместится. Нам нужно взять мальчика или девочку. Я так люблю детей…

Мы оба давно мечтали о детях, но детей у нас, как назло, не было. То есть у меня где-то ребенок был, однако жена в нем не была совершенно заинтересована.

Поэтому мы жили скромно и мирно вдвоем, и лишь изредка в наших душах взметалась буря, и щемила нас тоска, когда мы встречали какую-нибудь няньку, влекущую колясочку, занятую толстым краснощеким ребенком.

О дети! Цветы придорожные, украшающие счастливцам тяжелый путь горькой жизни… Почему вы так капризны и избегаете одних, принося радость другим?

– Ты права, милая, – сказал я, закусив губы, так как сердце мое больно ущемила тоска. – Ты права. Пусть это будет не наше дитя, но оно скрасит нам несколько месяцев одиночества.

В тот же день я поехал в город и сдал в газету объявление:

«Молодая бездетная чета, живущая на даче в превосходной здоровой местности, имеет лишнюю комнату, которую и предлагает мальчику или девочке, не имеющим возможности жить на даче с родителями. Условия – тридцать рублей на всем готовом. Любовное отношение, внимательный уход, вкусная, обильная пища. Адрес…»

Через три дня я получил ответ:

«Милостивые государи! Я спешу откликнуться на ваше милое объявление. Не возьмете ли вы моего малютку Павлика, который в этом году лишен возможности подышать и порезвиться на свежем воздухе, так как дела задержат меня в городе на все лето. А свежий воздух так необходим бедному крошке. Он мальчик кроткий, не капризный и забот вам не доставит. Надеюсь, что и у вас его обижать не станут. С уважением к вам Н. Завидонская».

В тот же день я телеграфировал:

«Согласен. Присылайте или привозите милого Павлика. Ждем».

II

Целое утро провели мы в хлопотах, устраивая маленькому гостю его гнездышко. Я купил кроватку, поставил у окна столик, развесил по стенам картинки, пол устлал ковром – и комнатка приняла прекрасный, сверкающий вид.

В обед получилась телеграмма:

«Встречайте сегодня семичасовым. Сожалею, сама быть не могу; его привезет няня. Если ночью будет спать неспокойно, ничего – это от зубов. Ваша Завидонская».

Прочтя телеграмму, я свистнул.

– Э, черт возьми… Что это значит – от зубов? Если у этого парня прорезываются зубы, хороши мы будем. Он проорет целую ночь. Экая жалость, что мы не указали желаемого нам возраста. Я думал – мальчишка 8 –10 лет, но если это годовалый младенец… благодарю покорно-с!

– Вот видишь! – с упреком сказала жена. – А ты купил ему кровать чуть не в два аршина длины. Как же его положить туда? Он свалится…

– Наплевать! – цинично сказал я (я уже стал разочаровываться в нашей затее). – Можно его веревками к кровати привязать. Но если этот чертенок будет орать…

Жена гневно сверкнула глазами.

– У тебя нет сердца! Не беспокойся… Если малютка станет плакать – я успокою его. Прижму к груди и тихотихо укачаю…

На жениной реснице повисла слезинка. Я задумчиво покачал головой и молча вышел.

К семи часам мы, приказав прислуге согреть молока, были уже на станции.

Гремя и стуча, подкатил поезд. Станция была крохотная, и пассажиров вышло из вагонов немного: священник, девица с саквояжем, какой-то парень с жилистой шеей и угловатыми движениями и толстая старуха с клеткой, в которой прыгала канарейка.

– Где же наш Павлик? – удивленно спросила жена, когда поезд засвистел и помчался дальше. – Значит, он не приехал? Гм… И няньки нет.

– А может, нянька вон та, – робко указал я, – с саквояжем?

– Что ты! А где же в таком случае Павлик?

– Может… она его… в сак… вояже?

– Не говори глупостей. Что это тебе, котенок, что ли? Толстая женщина с канарейкой, озираясь, подошла к нам и спросила:

– Не вы ли Павлика ждете?

– Мы, мы, – подхватила жена. – А что с ним? Уж не захворал ли он?

– Да вот же он!

– Где?

– Да вот же! Павлик, пойди сюда, поздоровайся с господами.

Парень с жилистой шеей обернулся, подошел к нам, лениво переваливаясь на ходу, выплюнул громадную папиросу из левого угла рта и сказал надтреснутым, густым голосом:

– Драздуйде! Мама просила вам кланяться. Жена побледнела. Я сурово спросил:

– Это вы… Павлик?

– Э? Я. Да вы не бойтесь. Я денежки-то вперед за месяц привез. Маменька просила передать. Вот тут тридцать рублей. Только двух рублей не хватает. Я в городе подзакусил в буфете на станции да вот папиросок купил… Хи-хи…

– Нянька! – строго зашептал я, отведя в сторону толстую женщину. – Что это за безобразие? Какой это мальчик? Если я с таким мальчиком в лесу встречусь, я ему безо всякого разговора сам отдам и деньги, и часы. Разве такие мальчики бывают?

Нянька умильно посмотрела мне в лицо и возразила:

– Да ведь он еще такое дитя… Совсем ребенок…

– Сколько ему? – отрывисто спросил я.

– Девятнадцатый годочек.

– Какого же дьявола его мать писала, что он от зубов спит неспокойно? Я думал, у него зубы режутся.

– Где там! Уже прорезались, – успокоительно сказала старуха. – А только у него часто зубы болят. Вы уж его не обижайте.

– Что вы! Посмею ли я, – прошептал я, в ужасе поглядывая на его могучие плечи. – Пусть уж месяц живет. А потом уж вы его ради Бога заберите…

– Ну, прощай, Павлик, – сказала нянька, целуя парня. – Мой поезд идет. Веди себя хорошо, не огорчай добрых господ, не простужайся. Смотрите, барыня, чтобы он налегке не выскакивал из дому; оно хотя время и летнее, да не мешает одеваться потеплее. Да… вот тебе, Павлик, канареечка. Повесь ее от старой няньки на память – пусть тебе поет… Прощайте, добрые господа. До свиданьица.

III

Молча втроем – жена, я и наш питомец – побрели мы на дачу.

По дороге Павлик разговорился. Выражался он очень веско, определенно.

– На кой дьявол эта старушенция навязала мне канарейку? – прорычал он. – Брошу-ка я ее.

И с младенческим простодушием он не раздумывая размахнулся и забросил клетку с птицей в кусты.

– Зачем же птицу мучить? – возразила жена. – Выпустите ее лучше.

– Вы думаете? В самом деле – черт с ней.

Павлик поднял клетку, поискал неуклюжими пальцами дверцу и, не найдя ее, легким движением рук разодрал проволочную клетку на две части. Канарейка упала на дорогу и, подпрыгнув, улетела.

Мы молча зашагали дальше.

– А рыба в реке здесь есть? – спросил вдруг Павлик.

– Вы любите ловить рыбу?

Он неожиданно схватился руками за бока и захохотал.

– На сковородке люблю ловить! Я мастер есть рыбов.

Когда мы подходили к дому, он снова прервал молчание и спросил:

– И лес есть? И грибы есть?

– Собирать хотите?

– Кого-о? Тут девицы невредные должны, по-моему, за грибами шататься. Ха-ха!..

И снова он разразился хохотом.

Мы усадили его в саду, попросили минутку подождать, а сами вошли в дом. Жена заплакала:

– Что же это такое?

– Придумала! – злобно сказал я. – Ребеночка иметь захотелось?.. На груди своей его собиралась укачивать, если зубки заболят? Пойди-ка… укачай его…

– Куда же мы его денем? – спросила практичная жена, утирая слезы. – Ведь на той кроватке, если его и пополам сложить, он не уместится.

– Уступлю ему свою комнату, – мрачно сказал я. – А сам как-нибудь тут… на полу буду… или к тебе перейду…

– А вот я ему купила одеяльце… Другого-то нет.

– Отдай ему вместо носового платка. А укрывается пусть ковром. Ничего… не подохнет.

Вошла прислуга.

– Я молочко-то разогрела…

– Спасибо, – сказал я. – Ты коньяку лучше к ужину подай.

У открытого окна показался Павлик.

– Это здорово – коньяк. Башковитый вы парень. А котлеты будут?

– Будут.

– А рыба будет?

– Будет.

– Здорово. Значит, мы сегодня двинем для ради первого знакомства.

– Вы можете двигать, – сухо сказала жена, – а ему я не позволю.

IV

На другой день пришло письмо от матери Павлика:

«Прошу сообщить мне, дорогие друзья, как живется у вас Павлику… Я очень беспокоюсь (он у меня один ведь), но приехать навестить его пока не могу. Здоров ли он? Как аппетит? Вы не смущайтесь, если он немного мешковат и застенчив… Он чужих боится, а тем более мужчин. К женщинам он идет скорее, потому что более привык, так как рос в женском обществе. Не надо его особенно кутать, но и без всего его не пускайте. У детей такая нежная организация, что и сам не знаешь, откуда что появляется. Пьет ли он молоко? С уважением к вам Н. Завидонская».

В тот же вечер я убедился, что мать Павлика была права: малютка «шел к женщинам скорее, чем к мужчинам». Когда я зашел за горячей водой на кухню, мне прежде всего бросилась в глаза массивная фигура Павлика. Он сидел, держа на коленях прислугу Настю, и, обвив руками Настину талию, взасос целовал ее шею и грудь. От этого Настя ежилась, взвизгивала и смеялась.

– Что ты делаешь? – бешено вскричал я. – Павлик! Убирайся отсюда!

Он выпучил глаза, всплеснул руками и захохотал.

– Вот оно что… Хо-хо! Не знал-с, не знал-с.

– Чего вы не знали? – грубо спросил я.

– Ревнуете-с? А еще женатый…

– Уходите отсюда и никогда больше не шатайтесь в кухне.

Вечером я писал его матери:

«Павлик ваш здоров, но скучает. Мы, признаться, не знали, что он такой крошка, иначе бы не взяли его к себе. Ведь оказалось, что Павлик ваш совсем младенец и даже только недавно отнятый от груди (сегодня мною); лучше бы его взять обратно, а? Мы бы и деньги вернули. Тем более что от молока он отказывается, а молоко с коньяком пьет постольку, поскольку в нем коньяк. Аппетит у него неважный… Вчера за весь день съел только гуся, двух жареных судаков и малюсенький бочоночек малосольных огурцов. Взяли бы вы его, а?»

Мать Павлика ответила телеграммой.

«Неужели трудно подержать мальчика до конца месяца? По тону вашего письма вижу, что вы чем-то недовольны. Странно… Если же он застенчивый ребенок, то это со временем пройдет. Я рада, что аппетит его неплох. Не скучает ли он по маме?»

Я пошел к «застенчивому ребенку». «Застенчивый ребенок» сидел в своей комнате, плавая в облаке табачного дыма, и доканчивал бутылку украденного им из буфета коньяку.

– Павлик! – сказал я. – Мама спрашивает: не скучаете ли вы по ней?

Он посмотрел на меня свинцовым взглядом:

– Какая мама?

– Да ваша же.

– А ну ее к черту!

– За что ж вы ее так?

– Дура! Куда она меня прислала? Тоска, чепуха. Девчоночек нет хороших. Настю – не трогай, того не трогай, этого не трогай… Другой бы давно уже за вашей женой приударил, однако я этого не делаю. Я, братец мой, товарищ хороший… Другой давно бы уже… Выпей, братец, со мной, черт с ними…

Я помолчал немного, размышляя.

– Ладно. Я пойду еще коньяку принесу. Выпьем, Павлик, выпьем, малютка.

Я принес свежую бутылку.

– А вот стакан ты, Павлик, сразу не выпьешь. Он улыбнулся:

– Выпью!

Действительно, он выпил.

– А другой не выпьешь?

– Вот дурак-то. Выпью!

– Ну ладно. Умница. Теперь третий попробуй. Ну что? Вкусно? Что? Спать хочешь? Ну спи, спи, проклятый малютка. Будешь ты у меня знать…

* * *

Я притащил с чердака огромную бельевую корзину, завернул Павлика в простыню и, согнув его надвое, засунул в корзину.

На голову ему положил записку:

«Прошу добрых людей усыновить бедного малютку. Бог не оставит вас. Крещен. Зовут Павликом».

Теперь этот несчастный подкидыш лежит в пустом вагоне товарного поезда и едет куда-то далеко-далеко на юг.

Боже, защитник слабых!.. Сохрани малютку…

Прикрепленное изображение (вес файла 232.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

1 октября - Международный день улыбки

Галина Ветрова

Сказка про улыбку

Жила-была девочка. Не маленькая, но еще и не совсем большая – в общем, в возрасте подросшего утенка, который вот-вот превратится в лебедя, но никто еще об этом не знает. Ничего себе девочка – серьезная, старательная, но вот почему-то не любила она улыбаться. Чаще всего была она хмурая, будто чем-то недовольная и знакомые порой обижались на нее. Друзей у девочки было не много, да и тех назвать друзьями можно было с большой натяжкой, все-таки «друг» - это очень важное слово в жизни.

Пошла она однажды в библиотеку, нужно было доклад по биологии подготовить. Сидит, брови насупила, старательно пишет. Тут рядом с ней кто-то на стул плюхнулся, кучу книг на столешницу выложил. Посмотрела она недовольно – какой-то старикашка, улыбается ей:

- Добрый день барышня!

Буркнула себе что-то под нос девочка и отвернулась. И слышит опять:

- У вас что-то случилось, милая?

- Ничего у меня не случилась. И никакая я вам не милая! – сердито ответила девочка и вновь уткнулась в книгу.

- Конечно что-то случилось! И я даже знаю, что, - озабоченно воскликнул старикашка. – Вы ведь совсем не улыбаетесь.

- Я вам не клоун, чтобы улыбаться! - совсем рассердилась девочка.

- Конечно, не клоун, - огорченно ответил старичок. – Клоун – это самая уважаемая профессия на свете. Уметь заставить других людей смеяться – это величайшее счастье. Разве вы этого не знаете?

- Уж конечно, уважаемая профессия - дурака валять, - невежливо фыркнула девочка. – Улыбок не хватит – всем подряд улыбаться!

- Ай-яй-яй! Как все запущено! – поднял брови старичок и вдруг решительно добавил:

- Придется пригласить вас ко мне в гости!

- Щас прям! Мне мама все уши прожужжала, чтобы я к незнакомым людям не ходила, понятно? – злорадно ответила девочка и отвернулась. Ей очень хотелось к тому же показать язык, но она сдержалась – все-таки взрослая уже.

А старичок нисколько не смутился и весело сказал:

- Да кто ж вас спрашивать-то будет, милая! Мне ведь не отказывают.

- Это почему это? – ехидно спросила девочка.

Потому что волшебник я! – улыбнулся старичок. - А потом он зачем-то посчитал по-немецки: «Ein, zwei, drei» и как-то чудно щелкнул пальцами.

Девочка только открыла рот, чтобы сказать «Я вам не маленькая!», как вдруг увидела, что она уже совсем не в библиотеке. А… а где же она? Какой-то зал – не зал, оранжерея – не оранжерея… Полно цветов и здоровенных деревьев в кадках и всюду – ой, мамочка! – всюду – на ветвях, в воздухе и в чашечках цветов – порхают как бабочки…. улыбки! Она сразу поняла, что это такое, но выглядело все вокруг так фантастично, что девочка, вытаращив глаза, завертела головой, чтобы найти старичка, который устроил ей такую… пакость, - хотела она сказать, но это слово показалось ей… неправильным. Ну ладно, устроил такой фокус. Но все равно! Какое он имел право!

Но ругаться почему-то не хотелось, а старичок приложил палец к губам и тихо-тихо сказал:

- Помолчите, милая! Вы попали в одно из самых удивительных сказочных мест. Вот вы только что сказали, что улыбок на всех не напасешься. А вы знаете, сколько разных улыбок на свете? Сколько слов придумали люди, чтобы их назвать? Вы книжки-то читаете?

- Ну, читаю, - тихо ответила девочка. – Когда по литературе задают.

- Так вот, милая, попробуйте вспомнить, какие там встречаются улыбки. А я буду вам помогать.

- Ну, веселая, - начала девочка, которая от растерянности перестала вредничать и начала все время «нукать».

- И грустная, печальная, - тут же добавил старичок.

- Добрая…

- И злая, жестокая, …

- Э-э-э… Приветливая…

- И отталкивающая, холодная, казенная…

- Насмешливая, - приободрилась девочка.

- И участливая, сочувствующая, теплая, понимающая, - тут же подхватил старичок.

- … А больше я не знаю, - посмотрела на него девочка.

- Тогда давайте наоборот: я начинаю, а вы попробуйте продолжить. Например, дружеская…

- Ну … А-а-а, знаю! Вражеская!

- Правильнее - враждебная. Дальше: горькая…

- Сладкая! А такая бывает?

- Еще как бывает! Даже приторная бывает. И кислая тоже есть. Теплая…

- Холодная. Бывает такая?

- А как же! И ледяная есть. Продолжаем: застенчивая…

- Нахальная! И наглая!

- Хорошо. Мудрая…

- Глупая! Тупая! Идиотская!

- Замечательно! Пленительная…

- И… отвратительная, отталкивающая… противная…

- Широкая…

- И узкая! Нет, такой не бывает, наверное… Может быть, сдержанная?

- Это может быть… Мрачная…

- Светлая? Или счастливая?

- Конечно! Вот видите, сколько мы сразу назвали! А еще: ироничная, скептическая, восторженная, растерянная и мужественная, скупая и щедрая, открытая и замкнутая, беззаботная и озабоченная, скованная, неловкая, безоглядная, бесшабашная, потом - материнская, ребяческая, мальчишеская и девчоночья, младенческая и старческая, улыбка сквозь слезы - в общем, перечислять нам придется очень долго… Но мы, милая, оказались здесь не за этим.

- А зачем?

- Вы где-то потеряли свою улыбку! Мы обязательно должны ее найти.

- Вот еще! Мне и так хорошо, - пожала плечами девочка.

- Нет, милая, так не бывает. Без улыбки нет человека! Разве вы не знаете, что только люди умеют улыбаться? Да, только люди! И между прочим, первое, чему учатся дети – это улыбаться! Правда-правда: ребенок еще совсем ничего не умеет – ни говорить, ни сидеть, ни даже головку сам повернуть, а уже улыбается маме и эта улыбка связывает их на всю жизнь! Ты не знала этого?

- Нет, - тихо ответила девочка. Ей сначала хотелось ответить, что глупости, мол, все это, но почему-то не получилось.

А старичок опять улыбнулся ей (очень понимающей и, надо честно сказать, располагающей к себе улыбкой) и добавил:

- И знаете, что самое удивительное? У каждого человека многое множество разных улыбок, ну, может быть, кроме зловещей, например, или бесстыдной – такие не у всякого найдутся. Но самое главное – у каждого из нас есть своя собственная, ни на кого не похожая улыбка. Как бы это вам понятнее объяснить. Ну вот смотрите, знаете, как называется этот необыкновенно красивый голубой цветок?

- Знаю, - ответила девочка. Цветы она любила. - Это дельфиниум.

- Правильно, - кивнул старичок. – Видите, на каждом стебле много-много мелких цветочков, но двух одинаковых стеблей нет, правда? Так и наши улыбки. Все вместе, но на одном главном стебле. Это – наша единственная, неповторимая улыбка.

Здесь очень много всяких улыбок, даже очень знаменитых. Вот, например, посмотрите, это улыбка Чеширского кота.

- Ой, и правда! – воскликнула девочка. – Это ведь из «Алисы в стране чудес»? Она какая-то совсем… необыкновенная!

- Ну конечно! - радостно улыбнулся старичок. – А как же она может быть обыденной? Ведь это сказка в сказке! А эту таинственную улыбку узнаете? Она известна во всем мире и вы видели ее однажды...

- Да, я ее где-то видела, - задумалась девочка. – Вспомнила! Я ее видела в Париже, в Лувре! Это улыбка Джоконды! – победно закончила она.

- Ах, молодец! Даже не ожидал, - восхищенно сказал старичок. - Однако у нас не очень много времени, - неожиданно добавил он и посмотрел на часы. – Ну, милая, попробуйте-ка найти здесь свою улыбку.

Девочка оглянулась вокруг и взяла в руку очень нарядную улыбку, которая бросилась ей в глаза своей красотой. И эта улыбка тут же порхнула ей на лицо. И вдруг девочка почувствовала, что ее губы так неестественно растянулись, что стало холодно даже самым дальним зубам. И сразу ей почему-то показалось, что она лучше всех на свете.

- Вы выбрали так называемую «голливудскую» улыбку, милая, - сказал ей старичок, совсем не обидно улыбнувшись. - Это часто случается. Она и правда эффектная, но в ней нет чувства. Про такую улыбку говорят: «дежурная, светская, казенная, официальная», а иногда называют просто оскалом. Все зубы налицо, а души нет. Так бывает.

- У-у-у! – вытянула девочка губы трубочкой, и улыбка тут же слетела с ее губ и села рядом на цветок.

- Попробуйте еще раз, - ободряюще улыбнулся старичок.

Девочка растерянно посмотрела вокруг и тут ей на ладонь, а потом и на губы сама собой прилетела другая улыбка, которая только чуть-чуть сдвинула уголки рта. И будто замок повесили девочке на губы. И настроение сразу испортилось.

- А эту улыбку называют «скованной», «неловкой», «замкнутой», «угрюмой»… Она сама выбрала вас, потому что вы не привыкли часто улыбаться, - кивнул головой старичок. - Но она вам не идет. Посмотрите-ка на себя. Вы такая юная, детка, уж позвольте мне, старику, так вас назвать. А скоро будете совсем красавицей – это я точно знаю. – Он лукаво улыбнулся. – Так что вам нужно найти другую, свою собственную улыбку.

Вторая улыбка тоже вспорхнула с губ девочки и устроилась на ветке рядом. А девочка стала внимательно смотреть вокруг, пытаясь угадать, где же она, ее родная улыбка. Сотни улыбок парили в воздухе, но ни одну ей не хотелось примерить.

- Не торопитесь, милая, - тихо проговорил рядом старичок. - У вас осталась только одна попытка. А жить без улыбки – это очень страшно. Не надо думать, пусть вам подскажет сердце!

- И тут девочка словно почувствовала дуновение теплого ветерка. Рядом с ней плыла в воздухе улыбка, совсем простая, неяркая, не переливающаяся разными цветами. Девочка, не раздумывая, протянула к ней ладонь, и улыбка тотчас нежно опустилась ей на губы. И девочка вдруг почувствовала такую радость, такую любовь ко всем на свете, что слезы брызнули у нее из глаз.

- Ой! - счастливо улыбаясь, обернулась она к старичку. – Это просто чудо какое-то!

- Не какое-то, а самое обыкновенное! – растроганно улыбнулся старичок. – И улыбка у вас чудесная! Вы даже не представляете, как она вам к лицу! Вы просто красавица, уверяю вас! Улыбайтесь! Улыбайтесь всегда! Улыбка – самое могучее средство быть счастливым и делать счастливыми других. Вы даже не представляете, как много проблем можно уничтожить, просто улыбнувшись. А выбирать правильную улыбку вы научитесь сами. Прощайте, милая! Будьте счастливы!

- Спасибо вам… - девочка не успела закончить фразу. Она увидела, что опять сидит в библиотеке. А старичка рядом нет. Только его книжки лежат грудой на столе.

А утром она нашла в тетради записку. Там было написано: «Здравствуйте, милая! Не сочтите за труд прочитать этот не такой уж длинный список. Это маленькое дополнение к нашей с Вами встрече.

Вот какая еще может быть улыбка: ликующая, победная, торжествующая, заносчивая, высокомерная, величественная, самоуверенная, вызывающая, ядовитая, уничтожающая, брюзгливая, ханжеская, пренебрежительная, хвастливая, снисходительная, бесстыжая, отвратительная, отталкивающая, бесчувственная, вызывающая, лицемерная, бессмысленная, глубокомысленная, бездушная, грубая, резкая - и растерянная, неуверенная, дрожащая, загадочная, блуждающая, кривая, отсутствующая, озабоченная, униженная, безнадежная, приклеенная и постоянная, искренняя и лицемерная, непринужденная и кокетливая, отталкивающая и притягательная, открытая и кривая, нежная и злая, искренняя и лицемерная, фарисейская и душевная, славная, отсутствующая и блуждающая, умная и глупая, злая и добрая, хитрая, наивная, простодушная…

И это еще далеко не все! Остальные находите сами. Будьте счастливы! Всегда Ваш В.»

Прикрепленное изображение (вес файла 326.4 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 474.3 Кб)