Сектор Орион - Мир Беллатрикс - Сказочный мир

Е. Аграновская

Лёша скажет

Трамвай номер сорок пять, полный детей и надежд, приближался к заветной мечте под названием «Птичий рынок», где все дороги ведут к Лёше.

Лёша ест семечки, а шелуху аккуратно сплёвывает сквозь металлические прутья. Он очень чистоплотен и грязи в клетке не терпит. Лёша смотрит на толпу, которая наперебой восхищается им, снисходительно, как и положено интеллигентному говорящему попугаю. Лёша знает двадцать слов и выражений и первый куплет песни «Яблони в цвету». Но, кроме того, Лёша знает себе цену. Потому – молчит. Зато галдит толпа. Все советуют, что сказать. Какой-то человек повторяет: «Дурак, дурак, дурак…».

Наконец Лёша поднимает на него свои синие глаза и с грустным сочувствием произносит: «Ну и что?».

Товарищ, не обижайтесь на Лёшу! Простите ему юношескую дерзость. Ведь он ещё совсем маленький – ему только год…

Прикрепленное изображение (вес файла 252.1 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

9 декабря - Международный день борьбы с коррупцией

А. П. Чехов

Репка

(Перевод с детского)

Жили-были себе дед да баба. Жили-были и породили Сержа. У Сержа уши длинные и вместо головы репка. Вырос Серж большой-пребольшой... Потянул дед за уши; тянет-потянет, вытянуть в люди не может. Кликнул дед бабку.

Бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянуть не могут.

Кликнула бабка тётку-княгиню.

Тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть в люди не могут. Кликнула княгиня кума-генерала.

Кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Не вытерпел дед. Выдал он дочку за богатого купца. Кликнул он купца с сторублёвками.

Купец за кума, кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянули голову-репку в люди.

И Серж стал статским советником.

Прикрепленное изображение (вес файла 208.7 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

10 декабря - Всемирный день футбола

----------------------------------------------------------------------------

Владислав Победоносцев

Кручина

Баба Тася кручинилась. Сидела у окошка и кручинилась. А вот с чего, понять не могла. Вроде бы и беспричинно.

За окошком весна вытуривала со двора зиму: зазвенела капель, растрезвонились пернатые, раскочегарилось солнышко; жирный кот Монах дрых на крылечке…

Хорошо было за окошком. А на душе у бабы Таси было так себе. Да чего уж там – скверно было. Хотелось тяжко вздыхать, постанывать… А если по правде – сейчас баба Тася не отказалась бы и всхлипнуть. Вот только сызмальства она себе ничего такого не позволяла. Кремень-девка росла.

Теперь давно уж – кто упомнит? Слыла она по деревне кремень-бабой. И вдруг такая кручина! «Что за напасть, откуда взялась? – мучилась баба Тася, уставившись в оконце, но не видя ни солнышка, ни кота Монаха. – Надобно докопаться – не то не полегчает».

И принялась баба Тася вглядываться ревизующим оком в свою личную жизнь, резонно подозревая, что именно там укрылся исток тоски-кручины.

Сперва баба Тася услышала голос своего благоверного – плотника Ульяныча. Голос был подстёртый, двухнедельной давности.

«Тась, пошто меня в больничку-то? Аль тут, в родной избе преставиться не имею права?»

«Я те преставлюсь! – бодрила деда баба Тася. – Хвори с гулькин нос – страху с целый воз».

«Так ить хворь-то с подковыркой», - защищал дед свою болезнь.

«Это пневмония-то с подковыркой?! Да нынче доктора на неё тьфу! Неделя – и снова летай по деревне петух петухом!»

И хоть минуло уже две недели, а Ульянычу всё ещё не до того было, чтобы петушиться, баба Тася веры не теряла: «Оклемается!»

Нет, не Ульяныч со своей пневмонией напустил кручину на бабу Тасю. И она перекинулась мыслью на дочку Любашу и зятя Кольку. Её ухо припомнило недавнюю словесную потасовку молодых.

«Это щи, да?» - гудел зять Колька, тыча просоляренный палец в тарелку.

«Не нравится – не ешь», - находчиво пела в ответ дочка Любаша.

«У меня завтра симпозиум передовиков – погладила бы рубаху», нагло требовал зять Колька.

«Чай, и у самого руки не отсохнут, коли утюг поднимешь», не давала сесть себе на шею дочка Любаша.

«Я на такую жизнь не нанимался», - мямлил зять Колька.

«Скатертью дорожка! – улыбчиво ворковала дочка Любаша. – Иждивенцы нам без надобностей».

Баба Тася даже не вздохнула – ни тогда, ни теперь: эка невидаль, милые бранятся – только тешатся; они вот с дедом, бывало, и горшками друг в дружку метили, а ничего – век скоротали…

Может, Вовка, внучок, какой номер выкинул? Шустряк растёт, шалунишка… Зимой к соседям на крышу залез, трубу старой телогрейкой заткнул – дым как повалит в избу! А Вовка уже в дверях. «Пожар! – кричит. – Выносите вещи!» И сам хвать что по силёнкам да на мороз. Пока горемыки расчухали, что к чему, половину барахла на снег снесли… А вчера учительнице в сумку мышь посадил. «Вовочка, ты зачем это сделал? – расстроилась учительница. «Вы ж сказали, что боитесь их до смерти. А вам хоть бы что! – обиделся Вовка. – Только детей обманываете!»

«Не то, не то, - кручинилась пуще прежнего баба Тася. – Кто в семь лет не озоровал!2

Она поднялась с лавки, неспешно прошла сени, толкнула наружнюю дверь и замерла на крыльце. Вольный воздух, настоянный на талом снеге, обрушил на неё всю свою целебную силу. Но душа бабы Таси не исцелялась.

Неожиданно звонкую весеннюю кутерьму придавил жалобный коровий рёв. В него тотчас вплелись истерическое куриное кудахтанье и злой свинячий хрюк. Большое хозяйство было у бабы Таси. Но сердце её не зашлось оттого, что хозяйство не кормлено, не поено, не доено.

Баба Тася поддела тапкой кота Монаха и вернулась в горницу. «Всё это пустяки, - заключила она, перетряхнув события личной жизни. – Совладает мой дедок с пневмонией, помирятся Любаша с Колькой, вырастет Вовка человеком…» Тут везде дело обязано было сладиться-склеиться, а стряслось-то что-то такое, чего уж никак не поправить. Потому и не шла кручина на убыль.

Чтобы хоть чуточку отвлечься, баба Тася включила радио.

- …Матч закончился со счётом 2:0 в пользу команды «Нант». Конечно, ещё не всё потеряно, и если наши ребята покажут присущий им бойцовский характер… К сожалению, во Франции французам будут помогать французские стены… На этом мы заканчиваем наш репортаж из Тбилиси. Вёл передачу Котэ Махарадзе. – грустно сказал Котэ Махарадзе бабе Тасе.

- Во-от оно что-о… простонала баба Тася.

Значит, ещё полтора часа назад ничего не стряслось! Ровным счётом ничего! Но тяжкое предчувствие, томившее бабу Тасю с утра, не обмануло её: наши футболисты опять продули…

Деревянно присела баба Тася на лавку: за долгие годы не взрастила в себе старая и хилой поросли иммунитета. А кто, ежели разобраться, взрастил?!

И тут спохватилась баба Тася: никак нельзя, чтоб её, кремнёвую-то, в таком разобранном виде кто углядел – вся деревня расквасится, производительность уронит. Мужики уж небось загоревали…

- Ладно, хватит, - приказала себе баба Тася. – Не впервой. Не привыкать. Подумаешь, Кубок обладателей кубков… Главное, чтобы олимпийские хлопцы с Костей Бесковым не подкачали…

И баба Тася с надеждой глянула в окошко, где было хорошо.

Однако ж камень с души не скатывался…

1980

Прикрепленное изображение (вес файла 423.4 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

11 декабря - Международный день гор

Легенда о Чёрном Альпинисте

Алтайская легенда

Никто точно не знает, в каких горах эта история произошла, и происходили ли эти события в действительности. Но то, что даже опытные альпинисты исчезают бесследно в горах, это остается трагическим фактом. Быть может, в назидание ещё неопытным, только начинающим свои первые маршруты туристам, эта легенда и служит напоминанием простых истин, необходимости в походе дружбы, взаимовыручки, подчинения старшему — более опытному руководителю маршрута (инструктору).

Однажды туристическая группа пошла в горы. И в команде оказался парень очень склочной натуры. Он постоянно ныл и всем был недоволен: и рюкзак-то у него был тяжелее, чем у всех, и обувь ноги жала, и спать на земле было сыро, в общем-то солнце светило не так, как ему бы хотелось, и весь мир почему-то никак не хотел подчиняться его желаниям.

Тут ещё и зависть к инструктору закралась в душу парня. Вон он какой ловкий да умелый: и в походе не устаёт, и песни возле костра поёт, парни его уважают, девчонки им восхищаются. А на нытьё и вечное брюзжание молодого туриста никто уже не хотел обращать внимания.

И тогда решил этот парень взойти на вершину один, пока вся группа расположилась на ночлег. С удовольствием представлял он картины всеобщего удивления и восхищения, когда на следующий день группа поднимется на вершину, а там их встретит он — тот, кого незаслуженно обижали и презирали.

Наступила ночь, все уснули, а наш «герой» тайком отправился на вершину. Через некоторое время началась буря. От страшного урагана вся группа проснулась. Тут-то и выяснилось, что одного туриста не хватает. И тогда люди, рискуя своей жизнью, пошли на поиски. Искали незадачливого путешественника всю ночь до самого утра и весь следующий день, но даже следов никаких не нашли.

Тогда инструктор принял решение спускаться. Уже все туристы были усталыми, измотанными, нервы были на пределе, поэтому вечером двое между собой поссорились из-за пустяка.

Когда утром группа проснулась, то все с ужасом увидели, что поссорившиеся приятели были мертвы.

С тех самых пор люди стали видеть в горах тень Чёрного Альпиниста. И видели они его только перед смертью. Ибо тех, кто бросал друзей, отталкивал их от себя, не подавал руки для помощи настигала тень отверженного Альпиниста и убивала.

Нет в горах ничего крепче и надежнее рук друга. Дружбу никогда нельзя предать. Иначе кара последует незамедлительно.

Музыкальная иллюстрация: Владимир Высоцкий. Песня о друге

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

А ещё, 11 декабря - Международный день танго

Орасио Кирога

Чулки фламинго

Как-то раз змеи давали бал. Они пригласили лягушек и жаб, фламинго, крокодилов и рыб. Рыбы, так как не умеют и ходить, то уж танцевать, конечно, не могли. Но поскольку бал происходил у реки, они, подплыв к самому берегу, высовывались из воды и радостно хлопали хвостами.

Крокодилы для красоты надели банановые ожерелья и курили парагвайские сигары. Жабы оделись с ног до головы в блестящую рыбью чешую и расхаживали, покачиваясь, словно плывя. И каждый раз, когда они с важным видом прогуливались у берега, рыбы поднимали шум, насмехаясь над ними.

Лягушки, сильно надушенные, ходили на задних лапках. И, кроме того, каждая повесила себе на шею вместо фонарика маленького светлячка, который раскачивался при каждом их движении.

Но кто был действительно красив, так это змеи.

Они были одеты, как балерины, каждая - в юбочку под цвет самой змеи. На красных змеях были юбочки из красного тюля, на зеленых - из зеленого, на желтых - из желтого, а на жарараках - из серого тюля с полосками кирпично-бурого цвета, потому что у этих змей такая окраска.

Но особенно великолепны были коралловые змеи, которые были одеты в длинные черно-красно-белые накидки из тонкого газа и, танцуя, извивались, как яркие бумажные ленты. Когда змеи танцевали и кружились, касаясь земли всего лишь кончиком хвоста, все приглашенные хлопали им, упиваясь восторгом.

Только фламинго, у которых в то время были белые ноги и такой же, как сейчас, толстый и кривой нос, были грустны: глупые птицы не сумели принарядиться к празднику, у них на это не хватило смекалки. И поэтому, увидев, что все пришли такие нарядные, они терзались завистью. Особенно завидовали они коралловым змеям. И каждый раз, когда какая-либо из коралловых змей, изящно извиваясь, проносилась мимо в своей прозрачной волнистой одежде, фламинго умирали от зависти.

Тогда один из них сказал:

- Я знаю, что нам делать. Давайте наденем черно-красно-белые чулки, и коралловые змеи влюбятся в нас.

И, разом поднявшись в воздух, фламинго перелетели через реку и, опустившись на землю возле одной из городских лавок, постучались в двери.

- Тук-тук! - барабанили они своими ногами.

- Кто там? - отозвался лавочник.

- Это мы, фламинго. Есть у вас в продаже черно-красно-белые чулки?

- Нет, таких чулок нет, - ответил лавочник. - Да вы сумасшедшие, что ли? Таких чулок вы нигде не найдете.

Фламинго улетели и постучались в другую лавку:

- Тук-тук!.. Есть у вас черно-красно-белые чулки?

Лавочник ответил:

- Как вы сказали? Черно-красно-белые? Таких чулок вам не сыскать нигде. Вы с ума сошли! Кто вы такие?

- Мы - фламинго, - ответили птицы.

Тогда лавочник сказал:

- Ну, значит, вы - сумасшедшие фламинго.

Фламинго снова улетели и постучались в третью лавку:

- Тук-тук!.. Есть у вас черно-красно-белые чулки?

Лавочник закричал:

- Какие? Черно-красно-белые? Только таким глупым носатым птицам, как вы, может прийти в голову спрашивать подобные вещи. Немедленно убирайтесь прочь!

И лавочник, схватив метлу, набросился на бедных фламинго.

Так фламинго побывали во всех лавках, и отовсюду их гнали и повсюду их обзывали сумасшедшими.

И тут броненосцу, который пришел напиться к реке, захотелось подшутить над фламинго, и, обратившись к ним очень приветливо, он сказал:

- Добрый вечер, сеньоры фламинго. Я знаю, что вы ищете. Таких чулок вы не найдете ни в одной лавке. Может быть, они продаются в Буэнос-Айресе, но тогда пришлось бы просить, чтоб вам прислали их по почте. Только у совы, моей невестки, найдется то, что вам нужно. Попросите ее, и она достанет вам черно-красно-белые чулки.

Фламинго поблагодарили и полетели к пещере, где жила сова. Они сказали ей:

- Добрый вечер, сова. Мы пришли попросить у тебя черно-красно-белые чулки. Сегодня у змей большой бал, и если мы наденем такие чулки, коралловые змеи влюбятся в нас.

- С большим удовольствием! - ответила сова. - Подождите немножко, я сейчас вернусь.

И, улетев, оставила фламинго одних. Через некоторое время она вернулась и принесла несколько пар чулок, но только это были совсем не чулки, а кожа коралловых змей, и кожа эта, чудесной, яркой расцветки, была содрана со змей, которых только что изловила сова.

- Вот вам чулки, - сказала она. - Теперь все в порядке, только не забывайте то, что я вам сейчас скажу: танцуйте всю ночь напролет, танцуйте, не останавливаясь ни на минуту, качайтесь, кружитесь, на голову становитесь - словом, пляшите как хотите, но только не останавливайтесь. А остановитесь - кончайте пляску, получайте таску.

Но глупые фламинго так и не поняли, какая огромная опасность им угрожает, и, обезумев от радости, стали натягивать чулки из змеиной кожи на свои длинные ноги. Так, счастливые и довольные, они полетели на бал.

Увидев фламинго в таких роскошных чулках, все стали завидовать им. Змеи не желали танцевать ни с кем, кроме них, а так как фламинго ни на секунду не останавливались, невозможно было рассмотреть, из чего сделаны эти изумительные чулки.

Однако мало-помалу змеи начали подозревать что-то недоброе. И когда фламинго, танцуя, проносились мимо них, они вытягивались на земле, чтобы лучше рассмотреть странные чулки.

Коралловые змеи беспокоились больше всех. Они не сводили глаз с чулок и больше всех вытягивались, стараясь достать языком до ног фламинго, потому что язык служит змеям так же, как человеку руки. Но фламинго все плясали и плясали, не останавливаясь ни на секунду, хотя уже совсем выбились из сил.

Коралловые змеи, увидев, что фламинго едва держатся на ногах, попросили у лягушек их фонарики, которые, как мы помним, были маленькими светлячками, и, собравшись вместе, стали ждать, когда фламинго упадут от усталости.

И действительно, спустя минуту один фламинго, совсем обессилев, споткнулся о сигару, брошенную кем-то из крокодилов, пошатнулся и упал на бок. Коралловые змеи ринулись к нему со своими фонариками и ярко осветили его ноги. Они поняли, из чего сделаны его чулки, и подняли такой свист, что было слышно на другом берегу Параны.

- Это не чулки! - кричали змеи. - Мы знаем, что это такое! Нас обманули! Фламинго убили наших сестер и надели вместо чулок их кожу! На них чулки из кожи коралловых змей!

Услышав это, фламинго, дрожа от страха, хотели улететь, но они так устали, что были уже не в силах пошевельнуть хотя бы одним крылом. Тут коралловые змеи набросились на них и, обвившись вокруг их ног, изорвали проклятые чулки, раздирая их в клочья и яростно жаля голые ноги фламинго.

Фламинго, обезумев от боли, метались из стороны в сторону, пытаясь сбросить змей, обвившихся вокруг их ног. Наконец, видя, что от проклятых чулок не осталось ни клочка, змеи отпустили фламинго и уползли, усталые, оправляя свои измявшиеся газовые накидки.

К тому же коралловые змеи были уверены, что фламинго скоро умрут, ведь они знали, что их укусы смертельны.

Но фламинго не умирали. Корчась от невыносимой боли, они побежали к воде. Они кричали от боли, и их ноги, которые раньше были белыми, стали красными от змеиного яда. Дни проходили за днями, а ноги у фламинго все жгло, как огнем, и они сделались красными, как кровь, и все это - от змеиного яда.

Много-много времени прошло с тех пор. Но и сейчас фламинго целыми днями стоят в воде, чтоб хоть немного остудить свои красные ноги, которые все еще болят.

Иногда они выходят из воды и делают несколько шагов по земле, чтоб посмотреть, не лучше ли им. Но на земле боль от старых укусов сразу возвращается, и фламинго снова бегут к воде. Иногда ноги у них так горят, что они поджимают одну ногу и стоят в воде целыми часами, не в силах пошевелиться.

Вот вам история фламинго, у которых раньше были белые ноги, а теперь - красные. Все рыбы знают эту историю и смеются над ними. Но фламинго, покуда лечат в воде свои ноги, не упускают случая отомстить рыбам за это, и стоит какой-нибудь храброй рыбешке подплыть к ним поближе, как они опускают клюв в воду и заглатывают дерзкую насмешницу.

Прикрепленное изображение (вес файла 177.8 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 81 Кб)

Музыкант-чародей

Белорусская сказка

Жил как-то на свете музыкант. Начал он играть еще с малых лет. Пасет, бывало, волов, срежет лозину, сделает себе дудочку и как заиграет, так волы и перестанут щипать траву - насторожат уши и слушают. Птички в лесу притихнут, даже лягушки по болотам не квакают.

Поедет в ночное - там весело: хлопцы и девчата поют, шутят - известное дело, молодость. Ночь теплая, так и парит. Красота.

А тут возьмет музыкант да и заиграет на своей дудочке. Все хлопцы и девчата мигом, как по команде, утихнут. И каждому тогда кажется, будто сладость какая-то пролилась ему на сердце, какая-то неведомая сила подхватила его и несет все выше и выше - в чистое синее небо к ясным звездам.

Сидят ночные пастухи, не шелохнутся, позабыли, что болят натруженные за день руки и ноги, что голод донимает.

Сидят и слушают.

И хочется сидеть так вот всю жизнь и слушать игру музыканта.

Умолкнет дудочка. Но никто не посмеет и с места сдвинуться, чтоб не вспугнуть этого волшебного голоса, что рассыпался щекотом по лесу, по дубраве и подымается под самое небо.

Опять заиграет дудочка, но что-то печальное. И тут такая тоска-грусть всех охватит... Идут поздней порой с панщины мужики и бабы, услышат ту музыку, остановятся, заслушаются. Вот так и встает перед глазами вся ихняя жизнь - бедность и горесть, злой пан да тиун с приказчиками. И такая тоска на них нападет, что голосить хочется, как над покойником, будто сыновей в солдаты провожают.

Но вот заиграет музыкант веселое. Побросают мужики и бабы косы, грабли, вилы, подбоченятся и давай плясать.

Пляшут люди, пляшут лошади, пляшут деревья в дубраве, пляшут звезды, пляшут облака - все пляшет и веселится.

Вот такой был музыкант-чародей: что захочет, то с сердцем и сделает.

Подрос музыкант, смастерил себе скрипочку и . пошел ходить по свету. Куда придет - поиграет, накормят его за это, напоят, как самого желанного гостя, да еще на дорогу дадут что-нибудь.

Долго ходил так по свету музыкант, веселил добрых людей. А злым панам без ножа сердце резал: куда ни придет он, перестают там люди панов слушаться. И стал он им поперек дороги, как кость в горле.

Надумали паны его со свету сжить. Начали подговаривать одного, другого, чтоб музыканта убить или утопить. Да не нашлося такого охотника: простые люди любили музыканта, а приказчики боялись - думали, что он волшебник.

Сговорились тогда паны с чертями. А известно: паны и черти - одной шерсти.

Идет раз музыкант по лесу, а черти наслали на него двенадцать голодных волков. Загородили они музыканту дорогу, стоят, зубами щелкают, глаза горячими угольками горят. Нету ничего у музыканта в руках, только скрипка в котомке. “Ну, - думает он, - конец мне пришел”.

Достал музыкант из котомки скрипку, чтобы еще раз поиграть перед смертью, прислонился к дереву и провел смычком по струнам.

Как живая заговорила скрипочка, пошел по лесу щекот. Замерли кусты и деревья - листик не шелохнется. А волки как стояли, разинув пасти, так и застыли.

Слушают во все уши и голод забыли.

Перестал музыкант играть, а волки, как сонные, в лес потянулись.

Пошел музыкант дальше. Солнышко уже за лес закатилося, только светится на самых макушках, будто золотыми потоками их заливает. Так тихо, что хоть мак сей.

Сел музыкант на речном берегу, достал из котомки скрипку и заиграл. Да так хорошо, что заслушались и земля, и небо. А когда заиграл полечку, все кругом пошло в пляс. Звезды носятся, как зимою метелица, тучки плавают по небу, а рыба так разгулялась, что река кипит, как вода в горшке.

Не выдержал и водяной царь - в пляс пустился. Да так разошелся, что вода залила берега; испугались черти и выскочили из речных затонов. Все злющие, зубами скрежещут, а ничего с музыкантом поделать не могут.

А музыкант видит, что водяной царь наделал людям беды - залил поля и огороды, и перестал играть, спрятал скрипку в котомку и пошел себе дальше.

Идет он, идет, вдруг подбегают к нему два панича.

- У нас нынче игрище, - говорят. - Поиграй нам, пане музыкант. Мы тебе щедро заплатим.

Подумал музыкант - ночь на дворе, ночевать-то негде, да и денег нету.

- Ладно, - говорит, - поиграю.

Привели паничи музыканта во дворец. Глядь - а там паничей и панночек хоть пруд пруди. И стоит на столе какая-то большая и глубокая миска. Паничи и панночки подбегают к ней по очереди, сунут палец в миску и мажут себе глаза.

Подошел к миске и музыкант. Намочил палец и помазал себе глаза. И только он это сделал, видит, что вовсе это не панночки и паничи, а ведьмы и черти, что он не во дворце, а в аду.

“Ага, - думает музыкант, - вот на какое игрище затащили меня паничи! Ну, ладно. Я ж вам сейчас заиграю!”

Настроил он скрипку, ударил смычком по живым струнам - и все в аду в прах разлетелось, а черти с ведьмами разбежались кто куда

Прикрепленное изображение (вес файла 839.1 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

19 декабря - Международный день помощи бедным

Шах и кузнец

Уйгурская сказка

Служили у знатного шаха два визиря. Тугодумы, каких свет не видел! Во всем они старались угодить и подольстить своему господину, но это не прибавляло им ума. О чем бы их ни спросил шах, они покорно склонят голову и говорят робко:

— Разрешите, господин, подумать?

Надоели шаху эти глупые визири, и решил он от них избавиться.

Однажды, в месяц рамазана, шах надел одежду простолюдина, приказал визирям сопровождать его и вечерней порой вышел из дворца погулять по городу, послушать, о чем говорит народ.

Долго ходил шах по базару среди торговых рядов. Но, видно, не понравились ему шумные бестолковые разговоры торговцев и отправился он в квартал ремесленников.

В это время здесь никто уже не работал. Загрустил шах и хотел было уже уйти, как вдруг услышал звон, беспрерывный и мелодичный, и сразу повеселел.

Шах торопливо пошел на звон и оказался перед распахнутыми дверями кузницы. Остановился и смотрит, как работает кузнец.

Визири тоже смотрят, но ничего особенного здесь не находят: у горна стоит высокий чернобородый кузнец бьет молотом по наковальне. Искры по всей кузнице разлетаются — порога не перешагнешь. Голова у кузнеца седая — стар он, а работа у него идет бойко.

— Все работаете? — спрашивает шах кузнеца. Кузнец сразу понял, кто перед ним и, поклонившись,

ответил:

— Да, господин, работаю.

— Когда вы появились здесь? — спрашивает шах.

— Уже пятьдесят лет.

— А когда выпал снег на этих горах?

— Три года в снегу! — с гордостью ответил кузнец.

— Что же вы так мучаетесь? Взяли бы себе одиннадцать, да освободили бы один, — посоветовал шах.

— Бедность не позволяет, господин, — ответил кузнец.

— Коль так, пришлю я вам двух быков. Себе возьмете мясо, а их шкуры продадите в мастерскую шорнику. Пусть он побольше наделает из них ремней для наказания льстецов. — сказал шах и вышел из кузницы.

Ничего не поняли визири из этого разговора. Идут они вслед за шахом, еле поспевают за ним и спросить боятся. Наконец, один из визирей осмелился и спрашивает шаха:

— Помилосердствуйте, господин наш, скажите, о чем вы говорили с кузнецом?

Рассердился шах на недогадливость своих вельмож, насупил черные брови и грозно говорит:

— Если вы до утра не разгадаете этого разговора, висеть вам обоим на виселице, — и взмахом руки отпустил своих вельмож.

Визири тут же побежали к кузнецу. Работу у него остановили, начали расспрашивать. Но кузнец молчит, ничего объяснять не хочет.

— Объясни, дорогой, сто рублей дадим, — просят визири и деньги достают.

Но кузнец и слова не говорит в ответ.

— Мы и триста дадим! — обещают они. А кузнец опять молчит.

— Пятьсот рублей дадим. Это — все, что у нас есть, только объясни! — взмолились визири.

Так и быть, — заговорил, наконец, кузнец, — давайте ваши деньги, объясню.

Получил кузнец от визирей пятьсот рублей и рассказал:

— Расспрашивал меня шах о моей жизни. Первый непонятный вопрос: «Когда вы появились здесь?» означает сколько мне лет? Я ответил. Потом он спросил: «Когда выпал снег на этих горах?» Узнавал, значит, когда поседела моя голова. Ответил я ему. А он посоветовал: «Взяли бы себе одиннадцать, да освободили бы один». Это означало: проработав одиннадцать месяцев в году, взял бы я один месяц для отдыха. Вы сами слышали, как я объяснил: бедность не позволяет брать время для отдыха. Ну, а потом шах сказал: «Пришлю я вам двух быков. Себе возьмите мясо, а их шкуры продадите в мастерскую шорнику...»

На этом кузнец прекратил свои объяснения.

Выхватил он из горна раскаленное железо, бросил его на наковальню и тяжелым молотом начал колотить так, что искры по всей кузнице разлетаются. Испугались визири, забились в дальний черный угол кузницы, а не уходят — последнюю тайну узнать хотят.

Кузнец рассмеялся и говорит:

— Два быка — это вы, недогадливые визири. Мясо — это весь ваш капитал, который, по совету шаха, я взял себе. А вашими шкурами пусть занимается сам шах: шорнику они и на ремни не годятся.

Оба визиря смутились и, не сказав ни слова, поспешили удалиться.

Прикрепленное изображение (вес файла 39.3 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

С 21 на 22 декабря - самая длинная ночь. Новогодье.

Римантас Будрис

Сказка ели

Вот и Новый год. Пройдёт несколько дней, и он будет здесь. Ещё несколько вечеров, долгих зимних вечеров. А потом белый праздник белой морозной зимы.

Сколько зелёных ёлок пришло в город! Какие они густые, пушистые! Одни высокие – прямо до потолка, другие совсем маленькие. Дивятся городские воробьи, никогда не видевшие леса, чирикают, выглядывая из-под застрехи, шумят, спорят, откуда столько ёлок и зачем они выросли в углу рынка.

«Лесное дерево, лесное дерево…» - каркает ворона, усевшись на верхушку столба, и высокомерно захлопывает большой клюв.

Ворона дальше летает и поэтому больше знает. Но подобает ли долго беседовать с воробьями такой важной птице? Ворона снимается со столба и отправляется по своим делам. Хорошо бы наведаться в лес, но весна ещё далеко, и ворона летит на окраину города, на свалку. Что поделаешь, зимой только там и прокормишься.

Идёт мальчик, придерживая ёлку за верхушку. Отец несёт, а он помогает. Они выбрали самую пышную. Принесут домой, повесят на неё большие блестящие шары, в которых видно и себя и трепетные огоньки свечей на зелёных ветках.

И вот ёлка в комнате. Тихая и нарядная. Пахнет лесом. Голубыми лесными далями, пушистым снежным одеялом, которое подбито мягким мхом. К вам в дом явилась крохотная частица леса и смотрит на вас широко раскрытыми зелёными глазами. Вслушайтесь получше, и вы услышите, как шумят вдали ели и раскачиваются ветки сосен.

Ёлка рассказывает старую снежную сказку о далёком лесе, о ясной морозной ночи, когда с вершины ступает на землю Новый год.

Тучи несут снег. Несут и швыряют горстями, сыплют мешками. Спят деревья. Спят дубы, понурив тяжёлую голову, раскинув навстречу ветру узловатые руки. Глубок сон дуба.

«Ночь, долгая ночь… Мы не знаем, когда приходит к людям Новый год. Зима для нас – как одна ночь, лето - один день. Только весной мы узнаем, что начинается Новый год, новый долгий день»,

Спят деревья, грезя о солнечном небе. А под снегом тихо скребутся лесные мыши, ищут оставшихся с осени желудей. Барсук у себя в норе не слышит. Пусть гуляет и завывает ветер, стряхивая ледышки с еловых лап. Барсук мирно спит, свернувшись в тёплый ком в своей норе на ворохе сухих листьев.

Заяц жмётся к кустарнику. Попадётся ему ёлочка повыше – обогнёт, а если только верхушка из-под снега торчит – перемахнёт. Через тёплую шкурку острыми иголками всё-таки покалывает мороз. Заяц останавливается у толстой осины. Ставит уши торчком.

Высоко на осине живёт белка. В сильный мороз она затыкает отверстие в дупле пучком мха и греется, укрывшись пушистым хвостом. Грызёт орехи, жёлуди, припасённые с осени. Хорошо белке. Хотел бы заяц быть белкой и сидеть в дупле. Ну, если не белкой, то хотя бы ёжиком. Спал бы теперь где-нибудь под толстым корнем, и не надо было бы бегать по морозу, искать, чего бы погрызть.

Смотрит заяц на вершину дерева. Высоко белкин дом, а верхушка осины и того выше. А там так много вкусных нежных веточек! Только не достать их зайцу. Трусит длинноухий дальше по студёной зимней тропе.

Даже в самую тёмную ночь снег белый. Хуже всего, что на этом снегу остаются следы. Как ни петляй, как ни запутывай, всё равно остаются. Выбегает заяц на равнину, разгребает снег, покусывает озимь. Ест воровато и всё по сторонам оглядывается. Как знать, может, там, в чаще, лиса уже обнюхивает его следы. Тревожно зайцу…

А у косуль сегодня настоящий пир. Заботливый лесник подрубил для них осину. Он давно присмотрел её для косуль, зайцев и лосей. Тонкие побеги у верхушки – лучшее лакомство зимой. Косули жуют, наклоняясь к торчащим на снегу веткам, а издали видны лишь их куцые белые хвостики. И зайцы подкрадываются к поваленной осине. Обгрызут верхушку добела.

Птицы знают: самая долгая ночь и самый короткий день уже позади. Возвращается солнце, начинается новый год.

«Сир-сир…» - говорит комочек перьев – свиристель, ероша свой густой чуб. Печально, тихо, словно себе самому, посвистывает красный, как горсть рябины, снегирь, поклёвывая ссохшиеся ягоды можжевельника. Должно быть, тоскует по своей родине и нескончаемому полярному дню. И свиристель, и этот снегирь прилетели к нам как в тёплые края. Они прилетают сюда только на зиму, а весной снова возвращаются к себе на север. Всё-таки у нас теплее, чем в ледяных просторах.

Гудит лес. Гуляет ветер по вершинам, стучит мёрзлыми ветками. Вихрем струится по земле позёмка. Наступает праздник Нового года и солнцеворота.

У вас в доме зелёная ёлка. И когда придёт вечер, она расскажет вам свою снежную сказку. Надо только уметь её слушать.

1969

Прикрепленное изображение (вес файла 102 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 347.9 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

25 декабря – Рождество Христово по григорианскому календарю (Католическое Рождество)

Как черт работал чертом

Словацкая сказка

За неделю до Нового года в Братиславе начинались веселые времена, с гуляньями на улицах, с шутками и смехом. Все жители города радовались празднику, но больше всех – вечно голодные студенты, школяры, дети из бедных семей.

В эту пору из дома в дом ходят колядовать веселые, шумные толпы, и всем что-нибудь перепадает от гостеприимных хозяев. Во главе каждой толпы идет Дед Мороз – Микулаш, с посохом, с заплечной корзиной, в корзине – медовые пряники для послушных детей. А рядом с Микулашем – его непременный спутник, веселый черт Крампус, подпоясанный цепью, рогатый, с красным суконным языком и с метлой в руках.

Черт бренчит цепью, корчит рожи, пугает непослушных детей и шлепает их метлой. Такой вот Крампус ходил за своим Микулашем по набережной под Братиславским замком. Он ухал, неуклюже подпрыгивал, а его рога свисали с головы как плохо начиненные колбаски.

"И это называется Крампус?" возмущался настоящий братиславский черт, которому всё было отлично видно из его логова на склоне Замкового холма. Он жил там с незапамятных времен и не убрался даже тогда, когда прямо у него над головой возвели церковь святого Микулаша.

"И это называется Крампус? Рога тряпичные, хвост веревочный, а копыт и вовсе нет!"

Черт рассвирепел, закутался в свой форменный красный плащ и помчался к своему начальнику, сатанинскому князю Вельзевулу.

– Ваше превосходительство, – черт отвесил низкий поклон, – нельзя ли мне сыграть роль Крампуса, уж очень хочется.

Вельзевул сидел в своем красном кресле и мыслил.

– Не думай, что это такая уж невинная игра, – сказал он после непродолжительного размышления. – Но поскольку ты черт способный и шустрый – разрешаю. Верю, что в роли Крампуса ты не только повеселишься на славу, но и сотворишь что-нибудь полезное для нашего ада.

Взвизгнул черт от радости и поспешил домой, переодеваться Крампусом. Ха–ха, что значит переодеться? Да разве пекарю нужно наряжаться пекарем? Или трубочисту – трубочистом? Или угольщику угольщиком? Вот так и черту незачем было рядиться. Повесил на гвоздь красный плащ надел бараний полушубок и подпоясался цепью. Глянул на себя – то что надо! Вот как должен выглядеть настоящий Крампус!

Что–то он не припомнит, чтобы ему случалось когда-нибудь появляться в своем подлинном чертовском обличье. Кажется, это – первый раз.

Внизу, на площади, народ так и кишит. Кто просто гуляет, кто запасается лакомствами к Новому году: у торговок выложены в корзинах яблоки, орехи.

Ходит черт среди корзин, там хапнет яблоко, тут горстку орехов. Никто глазом не успевает моргнуть – на то он и черт! Вскоре карманы у него полны.

– Крампус! Крампус! – выкрикивают дети. – А где твой Микулаш?

Осклабился черт, задребезжал цепью: у-ух, сейчас всех проглочу! Дети завизжали, разбежались, а через минуту начинают снова: – Крампус! Крампус!

Сбежал черт от детей, забрел на соседнее кладбище. Гуляет по свежему снежку, радуется, какие славные отпечатки делают его копыта, а еще больше радуется, когда ему удается свалить какой-нибудь покосившийся надгробный камень. Как приятно среди бела дня чувствовать себя самим собою! Еще бы только подыскать себе подходящего Микулаша!

А вот и Микулаш откуда–то появился: в руках посох, за спиной короб.

– Хочешь быть моим Крампусом? – спрашивает Микулаш.

– С удовольствием! – Черт подпрыгнул от радости и забренчал цепью. Очень ему понравился этот Микулаш.

– А ты Крампус хоть куда! – с восхищением разглядывает его Микулаш. – Волосатый, с копытами – и прямо–таки пахнешь адской серой!

– Зато ты, хоть и Микулаш, а попахиваешь добрым винцом! – засмеялся черт.

И у Микулаша от добродушного смеха пряники в коробе запрыгали.

И вдруг – бац! Здоровенный снежок залепил черту глаз и чей–то злобный голос выкрикнул:

– Какого черта ты лезешь на чужой участок?

Перед чертом возник Крампус в черном наряде, с жалкими надломленными рогами и с красным суконным языком, съехавшим с подбородка на шею.

Размахивая кулаками, он набросился на черта.

– Крампусы дерутся! Крампусы дерутся!–верещали дети, прыгая вокруг них.

Даже в пылу боя Крампус успел показать им свой длинный язык: бэ–э!

– Крампус с двумя языками! Крампус с двумя языками! – вопили дети.

Черт не был привычен к подобным сражениям, а к перестрелке снежками и подавно. Руки у него быстро озябли. Сгребая снег для снежков, он ободрал себе руки, потому что снегу выпало не так уж много. Тогда он присел на корточки и начал сгребать снег в кучу хвостом, да так ловко, что Микулаш заподозрил неладное.

– А кто ты, собственно, есть? – спросил он.

– Я? – Черт стал дуть на ободранные руки, чтобы выиграть время. – А вы меня разве не знаете? Я подмастерье у кузнеца Нагеля, Варга меня зовут. Уже второй месяц у него работаю.

– А живешь где? – включился в допрос Крампус.

– Да прямо здесь, на горе, под церковью Микулаша, – ответил черт.

– Выходит, ты живешь у нас, – примирительно сказал Микулаш. – И ты, Крампус, не имеешь права бить его или прогонять отсюда.

– Тогда что ж нам делать? – пробурчал Крампус.

– Пойдете со мной оба и баста! – решил Микулаш. Забренчали цепи: одна от радости, другая от злости. Крампус и черт еще потолкались, кто пойдет за Микулашем первым, а кто вторым, но в это время Микулаш уже стучался посохом в двери ближайшего дома. Им тут же отворили, так как хозяева давно уже наблюдали за этой троицей в окно.

Посреди небольшой комнаты, прячась за мамину юбку, стояли у стола мальчик и девочка.

– Ну, дети, хорошо ли вы себя вели в старом году? – спросил Микулаш.

Дети робко кивнули, но отец, сидевший за столом, неумолимо сказал:

– Да не так уж и хорошо. Слушались не всегда, а то и врали. А ну, Крампусы, всыпьте–ка им!

Крампус с суконным языком тут же принялся охаживать их по спине метлой,

"Как, наказывать за непослушание и вранье? – возмутился в душе черт. – А вот я их за это вознагражу!"

Он незаметно дунул на метлу Крампуса, и она тут же рассыпалась. Потом дал мальчику и девочке по яблоку, украденному на площади.

– Врать нужно так, чтобы все думали, будто вы говорите правду, – прошептал он им на ухо и при этом так завертел хвостом, что дети весело рассмеялись.

– А чему вы научились за этот год? – спросил Микулаш.

Дети прочитали по стихотворению и получили в награду по медовому прянику. А благодарные родители сунули в карман Микулашу серебряную монету.

Для Крампуса день выдался на редкость неудачный. Во-первых, появился неприятный соперник, во-вторых, развалилась метла, и любой прутик, который он подбирал по дороге, ломался при первом же ударе. Оставалось только пугать детей цепью и суконным языком.

Фрукты в кармане черта убывали. Румяной Зузке он отдал последний орех, этого было чертовски мало для такой девчонки; ведь она, как выяснилось, не только дерзит и врет, но еще и тащит где что плохо лежит.

– Когда стащишь что-нибудь, обязательно говори "спасибо", – шепнул ей черт и ласково погладил по волосам.

– И всё–то ты делаешь не так, как надо! – выговаривал ему Крампус. – Сразу видно, что никогда не был чертом!

А черт заливался веселым ржанием и высекал копытом искры. Дети ликовали, такого веселого Крампуса они еще не видели. Они табуном ходили за ним от дома к дому, от двери к двери.

На Рыбной площади тоже были разбиты палатки с лакомствами и игрушками. У детей слюнки текли при виде знаменитых братиславских медовых пряников, соблазнительных рожков с маком и орехами. За самую мелкую монетку здесь можно было купить „сливового чертика", сделанного из чернослива.

Микулаш с обоими Крампусами и стайкой детей начали обход палаток. Они не столько покупали, сколько любовались сладостями, игрушками, картинками, изображавшими Микулашей, Крампусов, королей и солдат в красочных мундирах.

Мороз крепчал, над Дунаем сгущалась белесая мгла. Вся компания топала ногами, дышала на пальцы, слушая хриплый голос шарманки, наигрывавшей новогодние колядки.

У Микулаша уже опустел короб, придется сходить к кондитеру Хаберману, который продает ему медовые пряники со скидкой.

Интересно, как это получается, что у черта опять полны карманы и он раздает сливовых чертиков всем подряд? У каждого в перемазанной ручонке по черному чертику из чернослива, у каждого радостно и гордо сияют глаза, хотя все озябли не на шутку. И черт сияет. На душе у него почему–то радостно, а почему – он сам толком не понимает. "Наверное, оттого, что я сегодня столько народу облапошил!" – думает он.

– И мне! И мне дайте! – Перед чертом встал мальчишка в грязной рубахе и дырявых штанах; лицо неумытое, волосы забыли, что такое гребень, глаза горят, как у голодного волчонка.

„Ну, брат, ты, я вижу, мой будущий клиент, – обрадовался черт, – уж тебя–то непременно нужно угостить!" Стал шарить по карманам, вывернул их наизнанку – пусто, хоть бы одна черносливинка нашлась! И стащить негде, палатки давно уже остались позади.

"Что же тебе дать? – думает черт. – Неужто ты уйдешь от меня с пустыми руками? Ну нет, сегодня каждому перепало, значит, и тебе нужно что–то подарить". И в неожиданном порыве черт скинул свой полушубок и набросил его на плечи мальчика:

– На, держи!

– Спасибо, пан Крампус! – хрипло сказал мальчик, схватил черта за волосатую руку и поцеловал ее.

– Эх, ты! – черт дружелюбно хлопнул его по спине.

А Микулаш и Крампус тем временем куда-то исчезли.

Побрел черт домой. Идет, то и дело копытом искры высекает, вспоминая сегодняшнее веселье. И все время ему кажется: где-то в чем-то он маху дал. Но в чем?

Ввалился он в свое логово – и что же он видит? В хорошо знакомом ему красном кресле сидит сам сатанинский князь Вельзевул.

– Ваше превосходительство, случилось что-нибудь? – выдавил из себя черт.

– Обманул ты мое доверие, братиславский черт, – произнес Вельзевул ледяным тоном.

– Чем же я, простите, провинился?

– Ты сделал доброе дело, а страшнее этого греха у чертей не бывает.

– Ваше превосходительство, не может этого быть!

– Тем не менее! Скажи-ка, братец, где твоя шуба?

Черт задрожал. Точно, в ней все дело!

- Ваше превосходительство, я ее отдал одному оборванцу. Он был совсем одичавший и злой, как бродячая собака.

– Ха–ха! – мрачно засмеялся сатанинский князь. – Да знаешь ли ты, кто он такой, этот оборванец? Это самый несчастный сирота в Братиславе, которого никто знать не хочет. Не сегодня-завтра из него вышел бы душегуб или мошенник, наш человек. А ты своим подарком повернул всю его судьбу. Страшно вымолвить: ты вернул ему веру в людей! Да знаешь ли ты, что он сейчас делает? Он сейчас кутается в твою баранью шубу и мечтает, как выбьется в люди, чтобы отблагодарить тебя, доброго Крампуса! Тьфу!

Черт взвыл, словно его огрели плетью.

– Смилуйся, владыка ада!

Он рухнул на землю и стал кататься у подножия красного кресла.

Наконец Вельзевулу это надоело, и он поднял руку.

– Ну всё, довольно! До сих пор у тебя была безукоризненная репутация, поэтому я прощаю тебя. Первый раз не считается – это правило и в аду в ходу. Но играть в Крампуса я тебе запрещаю раз и навсегда. Этот предновогодний дух для тебя опасен. Люди делают друг другу подарки, желают всяческого добра. Тут даже хорошо подкованный дьявол может заразиться добрыми людскими помыслами. Итак, запомни: никаких Крампусов! Запрещено – и баста!

Вельзевул ударил кулаком по подлокотнику кресла – и был таков.

Прикрепленное изображение (вес файла 70.2 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 144.3 Кб)

Алан Александер Милн.

Принц кролик

Когда-то давно жил король, у которого не было детей. Иногда он говорил королеве: "Если бы только у нас был сын!" И королева эхом отвечала: "Если бы!" А в другой день он говорил: "Если бы у нас была дочь!" И королева вздыхала в ответ: "Да, если бы только у нас была дочь". Но детей у них не было.

Шли годы, но в королевском дворце по-прежнему не слышалось детских криков, и люди начали спрашивать друг друга, кто же будет их следующим королем. Некоторые предполагали, что им станет канцлер, и печально качали головами, потому что в королевстве канцлера не любили. Но все продолжали надеяться, что во дворце родится маленький принц, который, однако, так и не появился.

Однажды на королевской аудиенции канцлер решил поговорить с ним о том, что волновало народ.

- Ваше величество, - начал канцлер и замолчал, не найдя подходящих слов.

- Да? - ответил король.

- Ваше величество позволяет мне высказать то, что накопилось у меня на душе?

- Говори, - милостиво кивнул король.

Вдохновленный разрешением монарха, канцлер решил сразу перейти к делу.

- В случае смерти вашего величества...- он закашлялся и начал снова. - Если ваше величество когда-нибудь умрет, чего, без всякого сомнения, не произойдет еще много лет... мне нет нужды говорить, ваше величество, что ваши верные подданные надеются, я хочу сказать, они надеются, что этого никогда не случится. Но допуская хоть на секунду, позволив себе это печальное допущение...

- Ты собирался говорить о том, что накопилось у тебя на душе, - прервал его король. - Так?

- Да, ваше величество.

- Надо яснее выражать свои мысли.

- Разумеется, ваше величество.

- Ты хотел спросить: "Кто будет следующим королем?"

- Совершенно верно, ваше величество.

- Ага! - король помолчал. - Я могу сказать тебе, кто им не будет.

Канцлер воздержался от следующего вопроса. Слишком уж очевидным казался ответ.

- Что бы ты мог предложить сам? - спросил король.

- Ваше величество могло бы выбрать преемника среди молодых людей высокого происхождения. Я бы рекомендовал провести состязание, а победителя объявить вашим наследником.

Король нахмурился, подергал себя за бороду.

- Одного состязания, пожалуй, недостаточно. Пусть их будет много. Участники должны быть благородного происхождения и моложе двадцати лет. Проследи за этим, - и взмахом руки король отпустил канцлера.

Следующим утром по всему королевству глашатаи объявили, что неделю спустя у королевского дворца начнутся состязания, первым видом которых будет бег. Участники должны быть честолюбивы, все-таки победитель становился преемником короля, молоды, не старше двадцати лет, и благородного происхождения. Народ ликовал, потому что всем хотелось, чтобы страной правил уважаемый человек, а умение бегать считалось в королевстве немалым достоинством.

В назначенный день город шумел, как растревоженный улей. Вдоль всей дистанции, проложенной вокруг дворца, плотной стеной стояли зрители. На финише, в специально построенном павильоне, сидели король и королева. Там же их величествам представляли участников состязания. В забеге собирались участвовать девять симпатичных, хорошо сложенных, по утверждению многих, умных юношей, представителей лучших семей королевства.

И еще один кролик.

Канцлер впервые заметил кролика, когда выстроил в ряд участников забега и прикалывал им на спину номера, чтобы зрители могли отличить их друг от друга.

- Уходи отсюда, - сказал канцлер кролику. - Тут могут находиться только участники, - и он попытался отпихнуть кролика ногой.

- Я тоже участник, - ответил кролик. - Впервые слышу, - с достоинством продолжал он, - чтобы стартер давал пинка одному из участников решающего забега. Похоже, что вы хотите создать кое-кому более благоприятные условия.

- Ты не можешь быть участником, - рассмеялись юноши.

- Отчего же? - возразил кролик. - Прочтите правила.

Канцлер, которому внезапно стало очень жарко, перечитал правила.

Кролик, несомненно, еще не достиг двадцати лет, а родословная подтверждала его высочайшее происхождение. И...

- И я честолюбив и хочу стать преемником короля.

Но вначале следовало представить королю участников забега. Один за другим они подходили к павильону и последним...

- А это, - беззаботно сказал канцлер, - кролик.

Тот галантно поклонился сначала королю, потом королеве. Король не сразу поверил своим глазам, а затем повернулся к канцлеру.

- Что это?

Канцлер пожал плечами.

- К сожалению, его желание участвовать в забеге достаточно обосновано.

- Ваше величество, канцлер хочет сказать, что все в порядке, - пояснил кролик.

Неожиданно король рассмеялся.

- Начинайте, - сказал он. - Потом мы всегда сможем провести еще один забег и определить, кто станет следующим канцлером.

Они побежали, и юный лорд Каломель под рукоплескания зрителей закончил дистанцию вторым. Его приветствовали не только королевская чета, но и кролик, наблюдавший за окончанием забега из королевского павильона.

- Прекрасная техника, ваше величество, - кролик повернулся к королю. – И вообще, этого юношу ждет блестящее будущее.

- Это точно, - сухо ответил король. - Я настолько в нем уверен, что отпускаю остальных. В следующем состязании примете участие только вы.

- Надеюсь, нам не придется больше бегать, ваше величество. Это было бы несправедливо по отношению к его светлости.

- Нет, бегать вам не придется. Вы сразитесь друг с другом.

- Понятно. Каким оружием?

- На мечах.

- В последнее время мне не приходилось пользоваться мечом, но, смею вас заверить, через день или два...

- Состязание состоится сегодня, - отрезал король.

- Как только лорд Каломель отдышится после бега?

Король ничего не ответил и посмотрел на канцлера.

- Скажи молодому лорду Каломелю, что через полчаса он сразится с этим кроликом.

- Молодым лордом Кроликом, - пробормотал кто-то из участников забега.

- Сразиться с ним за мое королевство, - твердо закончил король.

- И будьте так добры, принесите мне, пожалуйста, меч, - добавил кролик. - Только самый маленький. Я хочу, чтобы лорд Каломель быстро оправился от ран.

И вот, полчаса спустя, на ровной полоске травы перед королевским павильоном сошлись лорд Каломель и кролик. Бой вышел жарким, но коротким. Каломель, взмахнув длинным мечом, ринулся на кролика, а тот, зажав короткий меч, скорее кинжал, в зубах, метнулся в ноги своему сопернику, и Каломель упал. Да так неудачно, что сломал правую руку. Зрители радостно захлопали, когда он элегантно поднял меч левой рукой. И кролик, на мгновение уронив кинжал, также приветствовал мужество юного лорда. А затем зажал кинжал зубами и тем же маневром вновь уложил Каломеля на землю. На этот раз лорд

вывихнул ногу и остался лежать там, где упал.

Кролик затрусил к королевскому павильону и положил кинжал на колени к канцлеру.

- Большое вам спасибо, - сказал он. - Я победил?

Король насупился.

- Состязания не закончились, - процедил он.

Но что он мог предложить? Всем было ясно, что физическое состояние лорда Каломеля не позволяло ему состязаться в силе. Правда, оставался ум.

- В конце концов, - сказал король королеве в тот вечер, - ум государю не помеха.

- Ты так думаешь? - с сомнением спросила королева.

- Я это знаю, - сердито ответил король.

- О,- вздохнула королева.

- Есть одна загадка, которая очень нравилась моему отцу. Ответ на нее известен только членам королевской семьи. Это и будет нашим последним состязанием.

- И как звучит эта загадка?

- Кажется, так, - король помолчал, а затем прочитал ее вслух, отбивая ритм рукой.

"Такое все веселое,

ни черное, ни белое.

Посмотришь только в сторону, захочется уснуть.

А можно б было полететь, вскарабкаться на дерево,

И не спеша поплавать

по морю иль реке".

- И что это такое? - спросила королева.

- Насколько я помню, - ответил его величество, - или "соня", или "малина".

- "Соня" тут не при чем, - возразила королева.

- Так же, как и "малина", - заметил король.

- Каким же образом они смогут найти правильный ответ?

- Им это не удастся. Я хочу, чтобы юному Каломелю сообщили по секрету правильный ответ, и тогда он победит кролика.

- Разве это справедливо? - с сомнением в голосе спросила королева.

- Да,- ответил король .- Разумеется. Иначе я бы этого не предлагал.

И вскоре канцлер объявил о заключительном состязании между юным лордом Каломелем и кроликом. Им предстояло отгадать древнюю загадку, найти ответ, известный лишь членам королевской семьи. Каждый из соперников получил текст загадки и неделю спустя им предстояло предстать перед их величествами и всеми придворными. Лорду Каломелю передали также короткую записку: "От друга. Ответ - "соня". ЗАПИСКУ СОЖГИТЕ".

В назначенный день Каломель и кролик вошли в тронный зал и поклонились королю и королеве. Им милостиво разрешили сесть, так как лорда Каломеля еще беспокоила вывихнутая нога. Затем канцлер призвал собравшихся к тишине, и король огласил условия состязания.

- Ответ на загадку, - сказал он, - находится в запечатанном конверте, который я отдаю канцлеру, чтобы тот вскрыл его после того, как лорд Каломель и кролик скажут нам, что они думают по этому поводу.

Придворные, не зная, как реагировать на слова короля, на всякий случай захлопали в ладоши.

- Первым я спрошу лорда Каломеля, - продолжал король. Он пристально посмотрел на его светлость и тот коротко кивнул. Кролик, заметив кивок, внезапно улыбнулся.

- Лорд Каломель, каков, по-вашему, лучший ответ на нашу загадку?

Юный лорд попытался придать своему лицу серьезное выражение.

- На эту загадку есть много возможных ответов, но лучшим, как мне кажется, будет "соня".

- Пусть кто-нибудь запишет его ответ, - сказал король, и главный

секретарь записал: "Лорд Каломель - "соня".

- А теперь, - король повернулся к кролику, - что скажете нам вы?

Кролик, всю неделю придумывавший разные ответы, среди которых были и мудренее того, что предложил лорд Каломель, скромно потупил взгляд.

- Ну? - король не отрывал глаз от кролика.

- Ваше величество, - неуверенно начал кролик, - лорду Каломелю, несомненно, не занимать ума, но в данном случае он ошибся. Ответ не "пони", а "соня".

- Я сказал "соня"! - негодующе воскликнул Каломель.

- А мне послышалось, что вы сказали "пони", - настаивал кролик.

- Лорд Каломель - "соня", - громко прочел главный секретарь.

- Вот видите, - торжествующе улыбнулся лорд Каломель. - Я сказал "соня".

- Примите мои извинения, - поклонился ему кролик. - Значит, мы оба оказались правы, так как я уверен, что правильный ответ - "соня".

Канцлер сломал печать, вскрыл конверт и к изумлению большинства присутствующих громко прочел: "Соня".

- Похоже, ваше величество, - канцлер пребывал в явном замешательстве, - что они оба ответили правильно.

Король нахмурился. Он чувствовал, что его провели, хотя еще и не понял, каким образом.

- У меня есть предложение, ваше величество, - продолжил канцлер. - Задайте им еще один вопрос, из другой области знания, чтобы они ответили на него прямо сейчас, в присутствии вашего величества. К примеру, можно спросить их что-нибудь из высшей математики. Будущему королю следует разбираться в премудростях этой науки.

- Какой вопрос? - нервно спросил король.

- Ну, допустим, сколько будет семью шесть? - канцлер прикрыл рот рукой и прошептал королю. - Сорок два.

Ни единый мускул не дрогнул на лице короля, но он задумчиво посмотрел на лорда Каломеля. Его светлость мог не знать правильного ответа.

- Ну? - с явной неохотой сказал король. - Что вы нам ответите?

Юный лорд Каломель задумался лишь на мгновение.

- Пятьдесят четыре.

- Ваш ответ? - обратился король к кролику.

"Что же мне сказать", - гадал кролик. Давая те же ответы, что и Каломель, он мог не проиграть состязание, однако в данном случае правильным ответом являлось "сорок

два". Но король, который никогда не ошибался, даже в арифметических действиях, мог заявить, исходя из сложившейся ситуации, что будущему правителю страны более приличествует ответ "пятьдесят четыре". И ответ "сорок два" уже не

представлялся ему самым правильным.

- Ваше величество, - начал кролик, - эту исключительно интересную головоломку можно решить по-разному. Наиболее очевидным ответом является "сорок два". К сожалению, такому ответу недостает оригинальности. Мне давно казалось, что наша прогрессивная страна должна иметь новую систему отсчета. Давайте с этого момента считать, что семью шесть будет пятьдесят четыре. В этом случае ответ, как и сказал лорд Каломель, "пятьдесят четыре". Но, если ваше величество предпочтет обойтись без нововведений, тогда семью шесть будет сорок два, - кролик поклонился их величествам, лорду Каломелю и сел.

Король задумчиво почесал затылок.

- Правильный ответ, - сказал он, - пятьдесят четыре.

- Не забудь это записать, - прошептал канцлер главному секретарю.

- Лорд Каломель сразу догадался об этом, кролик - со второй попытки. Таким образом я объявляю победителем лорда Каломеля.

- Позор! - воскликнул кролик.

- Кто это сказал? - грозно вскричал король.

Кролик обернулся, вероятно в поисках того, кто осмелился перечить монарху.

- Однако, - продолжал король, - для того, чтобы в умах моих подданных не осталось и тени сомнения в абсолютной беспристрастности нашего выбора, мы проведем еще одно состязание. Главе государства часто приходится выступать, то есть стоять на ногах в течение длительных промежутков времени. И следующее состязание будет заключаться в том...- его прервало громкое покашливание юного лорда.

- Хорошо, - продолжил король, взглянув на Каломеля. – Состязание состоится через месяц, когда лорд Каломель окончательно поправится, и победит в нем тот, кто дольше простит на двух ногах.

По пути домой кролику было о чем подумать.

Надо отметить, что в том же лесу жил волшебник, знающий немало магических фокусов. Он мог (это неоднократно видели соседи волшебника) вытащить изо рта цветные ленты, приготовить пудинг с изюмом в шляпе и достать из маленького бумажного кулька по меньшей мере десять связанных между собой шелковых носовых платков. В тот же вечер, поужинав салатом, кролик заглянул в волшебнику.

- Вы можете превратить кролика в человека? - спросил он.

- Я могу, - после паузы ответил волшебник, - превратить пудинг с изюмом в кролика.

- Честно говоря, мне кажется, что в этом нет особого смысла.

- В кролика я могу превратить что угодно, - оживился волшебник. – Должен признать, мне это очень нравится.

Кролик сразу все понял.

- Значит, вы сможете превратить человека в кролика?

- Однажды я это сделал. Во всяком случае, я превратил младенца в крольчонка.

- Когда это было?

- Восемнадцать лет назад. При дворе короля Никодимуса. Я демонстрировал свое искусство их величествам. Я попросил принести мне младенца, даже не подумав о том... Мне принесли юного принца. Я накрыл его красным носовым платком и взмахнул руками. Когда я убрал платок... Королева очень опечалилась. Я делал все, что мог, но обратного превращения не произошло. Его величество проявил истинно королевское великодушие. Он сказал, что кролика я могу оставить у себя. Кролик жил у меня несколько недель, а потом исчез. Бедняжка, бедняжка! - и волшебник вытер глаза красным носовым платком.

- Как это трогательно, - кивнул кролик. - Вот какая у меня к вам просьба...

Спустя месяц подошел срок решающего состязания. После завершения последних приготовлений король произнес вступительную речь.

- Мы намерены провести наиболее интересное состязание между двумя нашими претендентами на трон. По сигналу "Начали!" они должны... – и замолчал на полуслове. - Что такое? - добавил он, надевая очки. - Где юный лорд Каломель? И откуда взялся второй кролик? Зачем вы привели своего брата? - фыркнул он на кролика.

- Я - лорд Каломель, - пропищал второй кролик.

- О! - вздохнул король.

- Начали! - воскликнул канцлер, который с годами стал хуже слышать. Кролик, упорно тренировавшийся весь месяц, легко поднялся на задние лапки. Лорд Каломель, накануне превращенный в кролика, остался сидеть на четырех. Стоящий среди зрителей волшебник довольно хмыкнул.

- И долго я должен так стоять? - спросил кролик.

- Все это весьма неприятно и огорчительно, - сказал король.

- Могу я опуститься на четыре лапки? - спросил кролик.

- Вне всякого сомнения победил кролик, - объявил канцлер.

- Какой кролик? - рассердился король. - Они оба кролики.

- Тот, у кого за ушами белые пятна, - попытался внести ясность кролик. - Я могу опуститься на передние лапки?

- Ваше величество! - внезапно прокричали из толпы.

- Ну, что там еще?

Волшебник выступил вперед.

- Позвольте мне взглянуть, ваше величество? - его голос дрожал от волнения. - Белые пятна за ушами? Бедняжка, бедняжка! Пропустите меня!

Он схватил кролика за уши.

- Ох! - пискнул кролик.

- Это он! Ваше величество, это он!

- Кто он?

- Сын короля Никодимуса, который правил в соседнем с вашим королевстве. Принц Сильвио.

- Истинно так, - воскликнул кролик, пытаясь скрыть изумление. - Разве вы не узнали меня?

- У Никодимуса был только один сын, - заметил канцлер, - и он умер во младенчестве.

- Не умер, - возразил волшебник и рассказал ту печальную историю.

- Понятно, - кивнул король, когда волшебник замолчал. - Разумеется, это не имеет для нас никакого значения. Главным условием наших состязаний является абсолютная беспристрастность в отношении участников, - он повернулся к канцлеру. - Кто из них победил?

- Принц Сильвио, - ответил канцлер.

- В таком случае, мой дорогой принц Сильвио...

- Подождите, - возбужденно прервал короля волшебник. - Я как раз подумал об одном волшебном слове, - он накинул на кролика красный носовой платок и воскликнул: "Гопля!" - и носовой платок начал подниматься, подниматься, подниматься...

И появился принц Сильвио.

Можно представить, как ликовали зрители, но король, казалось, даже не заметил этого чудесного превращения.

- В таком случае, мой дорогой принц Сильвио, - как ни в чем не бывало продолжал он, - вы победили в серии труднейших состязания и я объявляю вас наследником престола.

- Ваше величество, - потупился Сильвио, - даже не знаю, как выразить мои чувства, - он посмотрел на волшебника. - Дайте мне, пожалуйста, ваш платок. Я не могу сдержать слез.

На следующий день принца Кролика перед всем народом провозгласили наследником престола. А красный носовой платок он отдал волшебнику лишь после окончания церемонии.

- Теперь, - сказал он, - вы можете вернуть лорду Каломелю человеческий облик.

Волшебник накрыл платком голову лорда Каломеля, произнес: "Гопля!" – и кролик превратился в лорда Каломеля.

- Благодарю вас, - довольно сухо сказал лорд, словно и не обрадовался тому, что снова стал человеком.

Потом они жили долго и счастливо. Принц Кролик женился на самой очаровательной принцессе тех мест. А когда у них родился сын, все королевство пело и плясало. Король устроил пышный пир и созвал всех менестрелей, акробатов, фокусников, чтобы они развлекали честной народ. Но, несмотря на пожелание принцессы, волшебника во дворец не пригласили.

- Но я слышала, что он очень умен, - убеждала принцесса своего мужа.

- Он действительно большой выдумщик, - ответил принц Кролик, - но некоторые из его шуток не отличаются хорошим вкусом.

- Как ты скажешь, дорогой, - кивнула принцесса.

Прикрепленное изображение (вес файла 122.7 Кб)

Д. Н. Мамин-Сибиряк

Пора спать

(из цикла «Алёнушкины сказки»)

I

Засыпает один глазок у Алёнушки, засыпает другое ушко у Алёнушки...

- Папа, ты здесь?

- Здесь, деточка...

- Знаешь что, папа... Я хочу быть царицей...

Заснула Алёнушка и улыбается во сне.

Ах, как много цветов! И все они тоже улыбаются. Обступили кругом Алёнушкину кроватку, шепчутся и смеются тоненькими голосками. Алые цветочки, синие цветочки, жёлтые цветочки, голубые, розовые, красные, белые, - точно на землю упала радуга и рассыпалась живыми искрами, разноцветными - огоньками и весёлыми детскими глазками.

- Алёнушка хочет быть царицей! - весело звенели полевые Колокольчики, качаясь на тоненьких зелёных ножках.

- Ах, какая она смешная! - шептали скромные Незабудки.

- Господа, это дело нужно серьёзно обсудить, - задорно вмешался жёлтый Одуванчик. - Я, по крайней мере, никак этого не ожидал...

- Что такое значит - быть царицей? - спрашивал синий полевой Василёк. - Я вырос в поле и не понимаю ваших городских порядков.

- Очень просто... - вмешалась розовая Гвоздика. - Это так просто, что и объяснять не нужно. Царица - это... это... Вы всё-таки ничего не понимаете? Ах, какие вы странные... Царица - это когда цветок розовый, как я. Другими словами: Алёнушка хочет быть гвоздикой. Кажется, понятно?

Все весело засмеялись. Молчали только одни Розы. Они считали себя обиженными. Кто же не знает, что царица всех цветов - одна Роза, нежная, благоухающая, чудная? И вдруг какая-то Гвоздика называет себя царицей... Это ни на что не похоже. Наконец одна Роза рассердилась, сделалась совсем пунцовой и проговорила:

- Нет, извините, Алёнушка хочет быть розой... да! Роза потому царица, что все её любят.

- Вот это мило! - рассердился Одуванчик. - А за кого же, в таком случае, вы меня принимаете?

- Одуванчик, не сердитесь, пожалуйста, - уговаривали его лесные Колокольчики. - Это портит характер и притом некрасиво. Вот мы - мы молчим о том, что Алёнушка хочет быть лесным колокольчиком, потому что это ясно само собой.

II

Цветов было много, и они так смешно спорили. Полевые цветочки были такие скромные - как ландыши, фиалки, незабудки, колокольчики, васильки, полевая гвоздика; а цветы, выращенные в оранжереях, немного важничали - розы, тюльпаны, лилии, нарциссы, левкои, точно разодетые по-праздничному богатые дети. Алёнушка больше любила скромные полевые цветочки, из которых делала букеты и плела веночки. Какие все они славные!

- Алёнушка нас очень любит, - шептали Фиалки. - Ведь мы весной являемся первыми. Только снег стает - и мы тут.

- И мы тоже, - говорили Ландыши. - Мы тоже весенние цветочки... Мы неприхотливы и растём прямо в лесу.

- А чем же мы виноваты, что нам холодно расти прямо в поле? - жаловались душистые кудрявые Левкои и Гиацинты. - Мы здесь только гости, а наша родина далеко, там, где так тепло и совсем не бывает зимы. Ах, как там хорошо, и мы постоянно тоскуем по своей милой родине... У вас, на севере, так холодно. Нас Алёнушка тоже любит, и даже очень...

- И у нас тоже хорошо, - спорили полевые цветы. - Конечно, бывает иногда очень холодно, но это здорово... А потом, холод убивает наших злейших врагов, как червячки, мошки и разные букашки. Если бы не холод, нам пришлось бы плохо.

- Мы тоже любим холод, - прибавили от себя Розы.

То же сказали Азалии и Камелии. Все они любили холод, когда набирали цвет.

- Вот что, господа, будемте рассказывать о своей родине, - предложил белый Нарцисс. - Это очень интересно... Алёнушка нас послушает. Ведь она и нас любит...

Тут заговорили все разом. Розы со слезами вспоминали благословенные долины Шираза, Гиацинты - Палестину, Азалии - Америку, Лилии - Египет... Цветы собрались сюда со всех сторон света, и каждый мог рассказать так много. Больше всего цветов пришло с юга, где так много солнца и нет зимы. Как там хорошо!.. Да, вечное лето! Какие громадные деревья там растут, какие чудные птицы, сколько красавиц бабочек, похожих на летающие цветы, и цветов, похожих на бабочек...

- Мы на севере только гости, нам холодно, - шептали все эти южные растения.

Родные полевые цветочки даже пожалели их. В самом деле, нужно иметь большое терпение, когда дует холодный северный ветер, льёт холодный дождь и падает снег. Положим, весенний снежок скоро тает, но всё-таки снег.

- У вас есть громадный недостаток, - объяснил Василёк, наслушавшись этих рассказов. - Не спорю, вы, пожалуй, красивее иногда нас, простых полевых цветочков, - я это охотно допускаю... да... Одним словом, вы - наши дорогие гости, а ваш главный недостаток в том, что вы растёте только для богатых людей, а мы растём для всех. Мы гораздо добрее... Вот я, например, - меня вы увидите в руках у каждого деревенского ребёнка. Сколько радости доставляю я всем бедным детям!.. За меня не нужно платить денег, а только стоит выйти в поле. Я расту вместе с пшеницей, рожью, овсом...

III

Алёнушка слушала всё, о чём рассказывали ей цветочки, и удивлялась. Ей ужасно захотелось посмотреть всё самой, все те удивительные страны, о которых сейчас говорили.

- Если бы я была ласточкой, то сейчас же полетела бы, - проговорила она наконец. - Отчего у меня нет крылышек? Ах, как хорошо быть птичкой!..

Она не успела ещё договорить, как к ней подползла божья Коровка, настоящая божья коровка, такая красненькая, с чёрными пятнышками, с чёрной головкой и такими тоненькими чёрными усиками и чёрными тоненькими ножками.

- Алёнушка, полетим! - шепнула божья Коровка, шевеля усиками.

- А у меня нет крылышек, божья Коровка!

- Садись на меня...

- Как же я сяду, когда ты маленькая?

- А вот смотри...

Алёнушка начала смотреть и удивлялась всё больше и больше. Божья Коровка расправила верхние жёсткие крылья и увеличилась вдвое, потом распустила тонкие, как паутина, нижние крылышки и сделалась ещё больше. Она росла на глазах у Алёнушки, пока не превратилась в большую-большую, в такую большую, что Алёнушка могла свободно сесть к ней на спинку, между красными крылышками. Это было очень удобно.

- Тебе хорошо, Алёнушка? - спрашивала божья Коровка.

- Очень.

- Ну, держись теперь крепче...

В первое мгновение, когда они полетели, Алёнушка даже закрыла глаза от страха. Ей показалось, что летит не она, а летит всё под ней - города, леса, реки, горы. Потом ей начало казаться, что она сделалась такая маленькая-маленькая, с булавочную головку, и притом лёгкая, как пушинка с одуванчика. А божья Коровка летела быстро-быстро, так, что только свистел воздух между крылышками.

- Смотри, что там внизу... - говорила ей божья Коровка.

Алёнушка посмотрела вниз и даже всплеснула ручонками.

- Ах, сколько роз... красные, жёлтые, белые, розовые!

Земля была точно покрыта живым ковром из роз.

- Спустимся на землю, - просила она божью Коровку.

Они спустились, причём Алёнушка сделалась опять большой, какой была раньше, а божья Коровка сделалась маленькой.

Алёнушка долго бегала по розовому полю и нарвала громадный букет цветов. Какие они красивые, эти розы; и от их аромата кружится голова. Если бы всё это розовое поле перенести туда, на север, где розы являются только дорогими гостями!..

- Ну, теперь летим дальше, - сказала божья Коровка, расправляя свои крылышки.

Она опять сделалась большой-большой, а Алёнушка - маленькой-маленькой.

IV

Они опять полетели.

Как было хорошо кругом! Небо было такое синее, а внизу ещё синее - море. Они летели над крутым и скалистым берегом.

- Неужели мы полетим через море? - спрашивала Алёнушка.

- Да... только сиди смирно и держись крепче.

Сначала Алёнушке было даже страшно, а потом ничего. Кроме неба и воды, ничего не осталось. А по морю неслись, как большие птицы с белыми крыльями, корабли... Маленькие суда походили на мух. Ах, как красиво, как хорошо!.. А впереди уже виднеется морской берег - низкий, жёлтый и песчаный, устье какой-то громадной реки, какой-то совсем белый город, точно он выстроен из сахара. А дальше виднелась мёртвая пустыня, где стояли одни пирамиды. Божья Коровка опустилась на берегу реки. Здесь росли зелёные папирусы и лилии, чудные, нежные лилии.

- Как хорошо здесь у вас, - заговорила с ними Алёнушка. - Это у вас не бывает зимы?

- А что такое зима? - удивлялись Лилии.

- Зима - это когда идёт снег...

- А что такое снег?

Лилии даже засмеялись. Они думали, что маленькая северная девочка шутит над ними. Правда, что с севера каждую осень прилетали сюда громадные стаи птиц и тоже рассказывали о зиме, но сами они её не видали, а говорили с чужих слов.

Алёнушка тоже не верила, что не бывает зимы. Значит, и шубки не нужно и валенок?

Полетели дальше. Но Алёнушка больше не удивлялась ни синему морю, ни горам, ни обожжённой солнцем пустыне, где росли гиацинты.

- Мне жарко... - жаловалась она. - Знаешь, божья Коровка, это даже нехорошо, когда стоит вечное лето.

- Кто как привык, Алёнушка.

Они летели к высоким горам, на вершинах которых лежал вечный снег. Здесь было не так жарко. За горами начались непроходимые леса. Под сводом деревьев было темно, потому что солнечный свет не проникал сюда сквозь густые вершины деревьев. По ветвям прыгали обезьяны. А сколько было птиц - зелёных, красных, жёлтых, синих... Но всего удивительнее были цветы, выросшие прямо на древесных стволах. Были цветы совсем огненного цвета, были пёстрые; были цветы, походившие на маленьких птичек и на больших бабочек, - весь лес точно горел разноцветными живыми огоньками.

- Это орхидеи, - объяснила божья Коровка.

Ходить здесь было невозможно - так всё переплелось.

Они полетели дальше. Вот разлилась среди зелёных берегов громадная река. Божья Коровка опустилась прямо на большой белый цветок, росший в воде. Таких больших цветов Алёнушка ещё не видела.

- Это священный цветок, - объяснила божья Коровка. - Он называется лотосом...

V

Алёнушка так много видела, что наконец устала. Ей захотелось домой: всё-таки дома лучше.

- Я люблю снежок, - говорила Алёнушка. - Без зимы нехорошо...

Они опять полетели, и чем поднимались выше, тем делалось холоднее. Скоро внизу показались снежные поляны. Зеленел только один хвойный лес. Алёнушка ужасно обрадовалась, когда увидела первую ёлочку.

- Елочка, ёлочка! - крикнула она.

- Здравствуй, Алёнушка! - крикнула ей снизу зелёная Елочка.

Это была настоящая рождественская Елочка - Алёнушка сразу её узнала. Ах, какая милая Елочка!.. Алёнушка наклонилась, чтобы сказать ей, какая она милая, и вдруг полетела вниз. Ух, как страшно!.. Она перевернулась несколько раз в воздухе и упала прямо в мягкий снег. Со страха Алёнушка закрыла глаза и не знала, жива ли она или умерла.

- Ты это как сюда попала, крошка? - спросил её кто-то.

Алёнушка открыла глаза и увидела седого-седого сгорбленного старика. Она его тоже узнала сразу. Это был тот самый старик, который приносит умным деткам святочные ёлки, золотые звёзды, коробочки с бомбошками и самые удивительные игрушки. О, он такой добрый, этот старик!.. Он сейчас же взял её на руки, прикрыл своей шубой и опять спросил:

- Как ты сюда попала, маленькая девочка?

- Я путешествовала на божьей Коровке... Ах, сколько я видела, дедушка!..

- Так, так...

- А я тебя знаю, дедушка! Ты приносишь деткам ёлки...

- Так, так... И сейчас я устраиваю тоже ёлку.

Он показал ей длинный шест, который совсем уж не походил на ёлку.

- Какая же это ёлка, дедушка? Это просто большая палка...

- А вот увидишь...

Старик понёс Алёнушку в маленькую деревушку, совсем засыпанную снегом. Выставлялись из-под снега одни крыши да трубы. Старика уже ждали деревенские дети. Они прыгали и кричали:

- Елка! Елка!..

Они пришли к первой избе. Старик достал необмолоченный сноп овса, привязал его к концу шеста, а шест поднял на крышу. Сейчас же налетели со всех сторон маленькие птички, которые на зиму никуда не улетают: воробышки, кузьки, овсянки, - и принялись клевать зерно.

- Это наша ёлка! - кричали они.

Алёнушке вдруг сделалось очень весело. Она в первый раз видела, как устраивают ёлку для птичек зимой.

Ах, как весело!.. Ах, какой добрый старичок! Один воробышек, суетившийся больше всех, сразу узнал Алёнушку и крикнул:

- Да ведь это Алёнушка! Я её отлично знаю... Она меня не один раз кормила крошками. Да...

И другие воробышки тоже узнали её и страшно запищали от радости.

Прилетел ещё один воробей, оказавшийся страшным забиякой. Он начал всех расталкивать и выхватывать лучшие зёрна. Это был тот самый воробей, который дрался с ершом.

Алёнушка его узнала.

- Здравствуй, воробышек!..

- Ах, это ты, Алёнушка? Здравствуй!..

Забияка воробей попрыгал на одной ножке, лукаво подмигнул одним глазом и сказал доброму святочному старику:

- А ведь она, Алёнушка, хочет быть царицей... Да, я давеча слышал сам, как она это говорила.

- Ты хочешь быть царицей, крошка? - спросил старик.

- Очень хочу, дедушка!

- Отлично. Нет ничего проще: всякая царица - женщина, и всякая женщина - царица... Теперь ступай домой и скажи это всем другим маленьким девочкам.

Божья Коровка была рада убраться поскорее отсюда, пока какой-нибудь озорник воробей не съел. Они полетели домой быстро-быстро... А там уж ждут Алёнушку все цветочки. Они всё время спорили о том, что такое царица.

Баю-баю-баю...

Один глазок у Алёнушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Алёнушки спит, другое - слушает. Все теперь собрались около Алёнушкиной кроватки: и храбрый Заяц, и Медведко, и забияка Петух, и Воробей, и Воронушка - чёрная головушка, и Ерш Ершович, и маленькая-маленькая Козявочка. Все тут, все у Алёнушки.

- Папа, я всех люблю... - шепчет Алёнушка. - Я и чёрных тараканов, папа, люблю...

Закрылся другой глазок, заснуло другое ушко... А около Алёнушкиной кроватки зеленеет весело весенняя травка, улыбаются цветочки, - много цветочков: голубые, розовые, жёлтые, синие, красные. Наклонилась над самой кроваткой зелёная берёзка и шепчет что-то так ласково-ласково. И солнышко светит, и песочек желтеет, и зовёт к себе Алёнушку синяя морская волна...

- Спи, Алёнушка! Набирайся силушки...

Баю-баю-баю...

Прикрепленное изображение (вес файла 161.9 Кб)

Прикрепленное изображение (вес файла 106.9 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

С Новым годом!

Ольга ЛАРИОНОВА

Поздравление

- Ну и планетка нам досталась, - буркнул Рычин. - Новый год, а встретить не с кем.

- Не огорчайтесь, командир, - мягко отозвалась Вики, и Рычин про себя удивился: она могла бы сказать что-нибудь и более энергичное.

Пребывание на планете Эльфов облагораживало.

- Между прочим, аборигены собрались на очередной сеанс, - заметил Стеф. - Что бы им показать сегодня?

Экипаж корабля прижался к стеклам иллюминаторов. Действительно, на зеркальном посадочном поле, назначение которого так и оставалось для землян загадкой, уже собрался целый рой пестрокрылых сказочных существ, в которых совсем не просто было угадать разумных обитателей этой небольшой планетки. Да сначала и действительно не угадали! После того как "Молинель" опустился на этом космодроме, так гостеприимно распахнутом навстречу небу, по всему периметру его начали собираться сверкающие и переливающиеся тучи каких-то крупных - величиной с нашего голубя - насекомых. Были они, несомненно, неперманентными полихромоидами - то есть существами, меняющими окраску в зависимости от настроения - явление, широко известное во вселенной. Посему особого внимания они не заслуживали, и шестнадцать автономных зондов ринулись во все стороны, тщетно высматривая хоть какие-то признаки цивилизации.

- Да есть тут гуманоиды, - божился Рычин, - есть, чтобы нам из подпространства однажды не выйти! Над всей планетой - мощный интеллектуальный шум ...

Но зонды рыскали над всеми материками, не обнаруживая ни малейших следов даже самой примитивной цивилизации.

И тогда Стеф принялся разглядывать снимки окрестностей космодрома, сделанные при помощи телеобъектива.

- Эврика! Это же сплошные Дюймовочки!

Четыре головы - две светлых и две темных - разом наклонились над снимком. Сомнений не было - летучее существо представляло собой пленительного Эльфа с парой пурпурных стрекозиных крылышек за спиной и еще одной парой, чуть посветлее, по обеим сторонам головы.

Верхние крылышки своей изысканной формой и легкой загнутостью по краям напоминали лепестки орхидеи.

- Это что же?! - простонал Рычин. - Планета, заселенная ухокрылыми орнитоптоидами!

- Не очень-то поэтично! - возразила Вики - Я бы назвала их крылатыми Микки Маусами.

- Длинно, но ближе к истине, - задумчиво протянул Темир. - Раз уж планету мы назвали в вашу честь, наш прекрасный доктор, то и аборигены должны именоваться как-то так ...

"Как-то так" не получилось - планету действительно было предложено назвать Землей Вики Викерзунд, благо за спиной - то есть за дюзами - "Молинеля" уже остались и Земля Стефа Левандовского, и Земля Темира Кузюмова, и даже Земля Михаилы Рычина. Но если тамошние аборигены ничего не возражали против того, чтобы их именовали темирянами, левандами и рычанами, то для порхающих гномиков ниже средней упитанности термин "викерзундцы" звучал как-то неизящно.

- Эврика! - сказал вдруг Стеф. - Да просто вики-микки, или микки-вики, как вам больше нравится.

- Скорее второе, - Вики почувствовала, что за ней, как за крестной мамой всей планеты, последнее слово. - А остальные что против? Если нет, то почему уныние?

- Уныние потому, - сказал командир, - что по всем нашим теориям, впрочем подтвержденным практикой, гуманоиды таких размеров и соответственно с таким объемом мозга просто не могут создать хоть мало-мальски развитой технической цивилизации...

- А тебе бы все техника!

- Посмотрим, - сказал командир. - Как там с анализаторами, Темир?

- Противопоказаний к выходу нет.

- Вот и выходим на прямой контакт.

Но это легко было сказать - выходим! Экипаж-то вышел, да вот пугливые микки-вики не то чтобы порскнули в стороны - их как ураганом смело.

- Ты что-нибудь уловил, командир? - спросил Темир.

- Еще бы! Панический страх. Единственная составляющая.

- И никакой агрессивности?

- Ни малейшей. Впрочем, присядем, подождем.

На светло-зеленом бугорке с почти земной травкой и абсолютно непредставимыми, истекающими медом цветами они просидели три часа. Перламутровые крылышки трепетали в отдаленных рощах, словно между деревцами путались заблудшие радуги.

- А теперь?

- Вроде бы пробивается слабенькое любопытство Но хватит на сегодня. А завтра попробуем вынести им кое-что из наших запасов - хотя бы контрольного чижика.

Клетка с чижом уже через какие-нибудь пятнадцать минут была облеплена раскрасневшимися от любопытства эльфами Но едва из корабля показались люди - снова бегство.

- У них гигантофобия, - констатировала Вики - Они боятся всего, что крупнее их самих. И обожают все миниатюрное А что, если показать им микроскоп? Скажем, наш старенький "Биолам"?

Показали. Успех превзошел ожидания. Потом попытались провести типовой тест на звуковую речь - выносной транслятор с пишущими манипуляторами размером полтора на полтора метра распугал всех. Пришлось убрать его и вернуть полюбившийся микроскоп.

И вот теперь все сидели в кают-компании, готовясь к встрече Нового года, и Вики распаковала коробку с традиционной походной елочкой. Традиции свои космофлот лелеял бережно, до фанатизма, и все космонавты, встречавшие этот праздник вне Земли, обязательно подвешивали свою елочку вниз верхушкой - в память о первом Новом годе, встреченном русскими космонавтами.

- Что бы такого показать этим малышам на прощанье? - задумчиво повторил Стеф, поглаживая подбородок.

- А елочку, - предложила Вики. - Пусть познакомятся.

- Давай, - согласился командир. - Сбегай, у тебя это хорошо получается по этому проклятущему полю - я-то себе уже все связки растянул.

Часа через три, когда шафранный вечер опрокинулся на космодром, Вики принесла елочку обратно. Стеф повесил ее к потолку, и все уселись у праздничного стола.

- Я боялась, что запах весь выветрится... ап-чхи! - Вики затрясла рыжими кудряшками. - Ан нет, щекочет в носу. Откупоривай шампанское, Темир!

- Не торопи... Ч-ч-чхи!!!

- Воистину, - командир скосился на корабельный хронометр, по-нашему близится к полночи. Поднимем... а-а-ап... нет, пронесло. Поднимем новогодние бокалы за наших маленьких братьев по разуму, которые пусть еще не достигли... Чхоу! Доконала-таки! Стеф, ты еще не чихал?

- Пока... А... чжех! Вот, пожалуйста, куда доктор смотрит? Таблетку мне, таблетку!

- Вынужден присоединиться... Чхи! По-моему, мы подцепили какой-то вирус.

- Да нет же здесь никаких вирусов! - отбивалась Вики, массируя кончик носа всей ладошкой. - Поглядите на анализатор...

Все поглядели. На анализаторе светилось табло:

ВНИМАНИЕ! ВИРУС! ОПАСНОСТЬ НУЛЕВАЯ!

- Бред, - резюмировал командир. - Если вирус, к тому же инопланетный, то опасность никак не может быть нулевой. Экипаж, приказываю прекратить ужин! Аварийный старт! До самой базы всем находиться в анабиозных капсулах, а там разберут... апчхи! - ся.

- Микроскоп на кромке поля, командир!

- Пусть останется... на память. Внимание, старт!

Финиш был автоматическим - локаторы перехватили "Молинель" на подступах к дальним орбитам, и стройное тело разведывательного корабля послушно пошло к причалу карантинного спутника.

На спутнике выкинули желтый флаг и вызвали с Земли крупнейшего вирусолога Чезаре Идса.

Не извлекая многострадальный экипаж из капсул, доктор Идс провел исследования, получил антивирус и провел серию инъекций. Только странное дело! - лаборантки и сестры начали подмечать, что всегда такой сдержанный доктор Идс потихоньку хихикает, когда смотрит на пробирку с выделенным "викерзундским вирусом".

Наконец, лечение было закончено, экипаж разбужен и после естественной зарядки приглашен в иммунологическую лабораторию.

- Я не собираюсь читать вам лекцию о правилах иммунологической безопасности на чужих планетах, - строго глядя на заспанные лица молинелевцев, начал доктор Идс. - Я просмотрел все записи как внутри корабля, так и вне его, поэтому представляю себе, каким образом вы получили этот вирус.

Он почему-то обернулся к Вики и погрозил ей пальцем - впрочем, все уже видели, как смеются его глаза на массивном лице.

- Что же вы тогда хотите? - робко подал голос Темир.

- В составе исследовательской экспедиции я вылетаю на вашу планету. Язык, то есть пенье ваших микки-вики, мы расшифровали, микророботов для первичного контакта изготовили, а вот вам на прощанье я хочу просто-напросто продемонстрировать изображение вашего вируса естественно в сорокатысячекратном увеличении Прошу!

Засветился оливковый экран. Длинная до безобразия несимметричная молекула перечеркнула его от края до края образуя причудливую цепочку. Доктор Идс настроил резкость и молекула начала приобретать странные формы знакомые подозрительно знакомые...

- Да это надпись! - воскликнул Стеф который всегда умудрялся сказать то что остальным уже и так очевидно.

Это была действительно надпись выполненная гениальными молекулярными конструкторами на том уровне генной инженерии, которая землянам и не снилась.

С НОВЫМ ГОДОМ!

- Вот-вот, - сказал доктор Идс, - это то самое что вы, моя дорогая, нацарапали шпилькой вокруг елочки. А засим - до свидания, я спешу на свой корабль - не терпится познакомиться с эльфами, которые способны расписываться на молекулярном уровне!

Все молчали, пока он проходил шлюз, и ракета отчаливала от станции, и только тогда Вики взяла в руки микрофон и настроилась на волновой индикатор доктора Идса.

- Доктор, - проговорила она таким кротким тоном, что все сразу же заподозрили какой-то подвох - Мы были так ошеломлены, что даже не поблагодарили вас. А кроме того, я хотела вас предупредить мне кажется, рядом с микроскопом я оставила земной календарь со всеми праздниками года. А у наших микки-вики, - она притворно вздохнула, уже есть некоторый опыт в поздравлениях...

Прикрепленное изображение (вес файла 94.8 Кб)

Мальчик, щенок, котенок и лягушонок

Болгарская сказка

У одной женщины был сын-школьник. Каждое утро, когда мальчик уходил в школу, мать давала ему денежку и говорила:

- Возьми, сынок, денежку, купи себе белую булочку. Как-то раз мальчик шел по дороге, и вот видит он, что трое озорников бьют палками маленького щенка.

- Эй, вы! - закричал мальчик. - За что щенка бьете?

- Не твое дело! Иди своей дорогой, а то и тебя отколотим.

Щенок жалобно завизжал. Мальчик опять крикнул озорникам:

- Слушайте, отдайте мне щенка! Я вам за него дам денежку, а вы на нее булку купите.

- Ладно, - говорит один мальчишка, - давай денежку.

Отдал мальчик свою денежку и взял щенка. В тот день он остался без булки. Вернулся мальчик домой, мать увидела щенка, нахмурилась, но сказать ничего не сказала.

На другой день мать опять дала сыну денежку и проводила его в школу. Перешел мальчик через мост, видит - те же озорники мучают котенка: навязали ему на шею камень и собираются бросить его в реку. Котенок мяукает - ни дать ни взять дитя плачет.

Пожалел мальчик котенка и кричит озорникам:

- Стойте, не бросайте его в воду! Продайте мне, я вам за него денежку дам.

- Давай денежку! - крикнул старший мальчишка и подал ему котенка.

Мальчик отвязал камень, положил котенка в свою сумку, пошел в школу и опять проголодал до вечера. Вернулся он домой. Мать его увидела котенка, еще пуще нахмурилась, но опять ничего не сказала сыну.

И на третий день мальчик отдал свою денежку озорникам - выкупил у них лягушонка: он тайком от лягушки-матери выскочил из глубокого омута, вот его и поймали. Вечером пришел мальчик домой и пустил лягушонка на рогожку, где лежали щенок и котенок. Тут мать рассердилась не на шутку:

- Это еще что? Зачем ты приносишь в дом всякую дрянь? Кто их будет кормить? Или не знаешь, что нам самим есть нечего?

- Не сердись, мать, - говорит мальчик, - всякая тварь жить хочет.

- Выкинь их вон из дома, не хочу я их держать у себя!

- Ладно, мать, только и я уйду вместе с ними.

- Ступай куда хочешь! - кричит мать в сердцах.

Захлопнула мать ворота за сыном, думала - постоит-постоит, да и придет домой с повинной. А мальчик и взаправду ушел.

Побрел мальчик по большой дороге, а щенок, котенок и лягушонок за ним бегут. Шли-шли, подошли к большому городу. Сели передохнуть. Сидит мальчик, тяжело вздыхает.

- Что с тобой, братец? - спрашивает лягушонок. - Чего вздыхаешь?

- Тяжко у меня на сердце. Ведь хлеба-то у нас нет. Что будем делать?

- Заработаем, - говорит лягушонок.

- А как заработать?

- Я тебя научу как. Я стану песни петь - голос-то у меня звонкий, - а щенок с котенком будут плясать. Позабавим ребятишек, они нам денежек накидают. Вот мы и купим хлеба... Пойдем, попробуем.

Встали они и опять тронулись в путь. Вошли в город да прямиком на школьный двор. Лягушонок песни поет, а щенок с котенком в пляс пустились. И так лихо они отплясывали, что школьники наглядеться не могли. Накидали мальчику денежек полную шапку. Обрадовался мальчик. Себе купил каравай хлеба, лягушонку целую коробочку мух, щенку - кусок мяса, котенку - рыбку. Наелись все досыта, вышли из города и переночевали в копне сена. Наутро отправились они в другой город и там тоже пели да плясали, вот и заработали себе на хлеб.

Так они все шли да шли - из города в город, из села в село. Много сел и городов обошли. Много дней и годов миновало. Голос у лягушонка стал еще звонче, шея у щенка потолстела, хвост у котенка вырос длинный, а у мальчика над верхней губой пушок появился. Теперь уж он был не мальчик, а молодец молодцом.

И вот как-то раз лягушонок говорит:

- Знаешь что, братец, надоело мне бродить по белу свету да песни петь.

- А чего тебе хочется? - спрашивает молодец.

- Хочу вернуться в наш глубокий омут, к матери. Соскучился я по ней.

- И я по своей матери стосковался, - говорит молодец. - Давайте вернемся домой.

А лягушонок ему на это:

- Приведешь меня к моей матери, она мне обрадуется великой радостью и захочет тебя наградить деньгами. Ты, братец, денег не бери, а попроси у нее серебряную коробочку - мать ее всегда под языком носит.

И вот отправились наши путники в обратный путь. Дошли до глубокого омута. Лягушонок как квакнет:

- Матушка! Я вернулся! Вылезай встречать!

Старая лягушка его услыхала да от радости так высоко подскочила, что через мельницу перепрыгнула.

- Где ж ты пропадал, чадушко мое? - спрашивает лягушка.

Тут лягушонок ей все рассказал. Старая лягушка принялась благодарить молодца.

- Чем же тебя наградить? - спрашивает.

- Ничего мне не надо. Прошу только коробочку - ту самую, что ты под языком носишь.

- Ишь, какой! Знаешь, чего просить, - говорит лягушка. - Ну что ж, бери. Придет нужда, открой крышку - увидишь, что будет.

Оставил молодец лягушонка у старой лягушки, а сам пошел домой к матери. Щенок с котенком побежали за ним следом, Ступили за порог. Тут мать как всплеснет руками:

- Сыночек, да как же ты вырос! Смотри-ка - усики пробиваются. Жениться пора.

- Правда твоя, матушка, я и сам надумал жениться, уж и невесту присмотрел, - говорит сын. - Когда шли мы домой в нашу деревню, увидел я в соседнем городе девушку. Она стояла у источника, наливала воду в золотой кувшин. Вот на ней-то я и хочу жениться. Пойди посватай ее за меня.

- Как же мне ее сватать, сынок? А ты знаешь, кто эта девушка? Ведь она царская дочь, дитятко!

- Ну так что ж, что царская дочь? А мы разве не люди?

- Люди-то люди, да бедняки из бедняков.

- Ты все-таки пойди посватай ее, а там увидим, как дело обернется.

Встала мать, пошла в царский дворец. Старый царь оглядел ее с головы до пят и топнул ногой.

- Ты зачем пришла? - спрашивает строгим голосом.

Рассказала беднячка, зачем пришла. А царь как крикнет:

- Я отдам свою дочь за того, кто построит дворец больше и краше моего. Так и скажи своему сынку. А теперь убирайся вон!

Пришла беднячка домой, передала сыну, что требует старый царь. Выслушал сын свою мать, вспомнил про лягушкину коробочку, вынул ее из кармана и открыл крышку, а крышечка-то была маленькая, с ноготок. И вдруг потянулся из коробочки белый тонкий столбик дыма. Тянулся, стлался да вдруг и обернулся великаном – огромным преогромным, с гору величиной.

- Что прикажешь, господин? - спрашивает великан молодца.

- Приказываю тебе построить дворец, да побольше и покраше царского.

- Исполню! - проговорил великан и вмиг построил дворец высотой до небес.

Увидел старый царь этот дворец и язык прикусил. Делать нечего, пришлось ему выдать свою дочь за молодца. Зажили молодые во дворце.

Вот как-то раз молодец и говорит жене:

- Пойду погляжу, что на белом свете делается. А ты оставайся дома да меня поджидай, пока не вернусь.

Пошел молодец по большой дороге, а щенок с котенком за ним идут. Целый день шли. Под вечер подошли к одному городу. Замяукал котенок:

- Братец, мне есть хочется!

- Сейчас тебя накормлю, - говорит молодец. Сунул руку в карман - хотел коробочку вынуть, а коробочки-то и нету! Испугался молодец.

- Где моя коробочка? - кричит. - Видно, забыл я ее дома на полке под миской. Делать нечего, надо возвращаться. Возьмем мою волшебную коробочку и опять тронемся в путь.

Повернули путники назад.

А с коробочкой вот что приключилось.

Принялась молодая жена убирать горницу и нашла коробочку на полке под миской. Не знала она, что это за коробочка, взяла да и выбросила ее в окно. Упала коробочка на улицу, и послышался из нее голос:

- Ох!

В это время по улице проходил старьевщик. Услышал он оханье, нагнулся, поднял коробочку и открыл крышку. И вот из коробочки вылез великан.

- Что прикажешь, господин? - говорит великан старьевщику.

- Приказываю тебе взять этот дворец и перенести его вместе со мной на самый пустынный остров в море! И молодку с собой прихватим - вон ту, что сейчас из окошка выглядывает.

- Исполню! - проговорил великан и перенес дворец на остров.

Поздно вечером молодец, щенок и котенок добрались до места, где раньше стоял их дворец. А дворца-то и нет! Сел молодец на камень и горько заплакал.

- О чем плачешь, братец? - спрашивает его щенок.

- О дворце плачу, о жене своей плачу. Эх, была бы у меня сейчас моя коробочка!

- Не плачь, братец, мы ее тебе принесем, - сказал котенок и вместе со щенком побежал к морю.

Добежали он до берега, всмотрелись, видят в море одинокий остров, а на нем дворец. Котенок вскочил на спину щенку, а тот бросился в море и доплыл до острова. Прокрались во дворец. Котенок не утерпел, забрался на чердак и давай гоняться за мышами. И вот подбегает к нему старая крыса и спрашивает: .

- Ты чего моих мышей гоняешь?

- Хочу твоему хозяину отомстить.

- А что он тебе сделал?

- Украл коробочку у нашего братца. Где он сейчас, твой хозяин?

- Спит.

- А коробочка?

- Он ее в нос засунул. Коли тебе эта коробочка нужна, я ее принесу, только ты обещай не ловить моих мышек.

- Обещаю! - говорит котенок.

Побежала крыса на кухню и опустила свой хвост в красный перец. Потом прокралась в спальню к старьевщику. А тот спит себе, знать ничего не знает! Крыса тихонечко подползла по одеялу к его голове и пощекотала хвостом у него в носу. Попал старьевщику красный перец в нос, щекотно стало. Понатужился он да как чихнет -коробочка-то и выпала у него из носа, а крыса схватила ее зубами и отнесла котенку.

- На, - говорит, - неси своему братцу, чтобы он не плакал.

А котенок ей:

- Спасибо тебе большое!

Взмахнул котенок лапками, выскочил на двор, сел на спину к щенку, и поплыли они по морю - рады-радешеньки, что нашли коробочку своего братца. Выбрались на берег, видят - сидит молодец на камне и плачет.

- Не плачь, братец, мы тебе коробочку принесли! - кричит котенок и подает молодцу коробочку.

Тот вытер глаза и открыл крышку. В мгновение ока появился великан.

- Что прикажешь, господин? - спрашивает.

- Приказываю тебе перенести сюда дворец, мою жену и вора. И вот дворец мигом вернулся на место. Молодец вошел в него. А вор спит себе да спит глубоким сном. Молодец как затопает ногами - разбудил вора, дал ему затрещину, крикнул:

- В другой раз не будешь воровать чужие дворцы! А не то я заставлю великана тебе все кости переломать. Вон отсюда!

Старьевщик - шапку в охапку и наутек.

И вот все они стали жить да поживать: молодец с женой и матерью - во дворце, котенок - на чердаке, щенок - во дворе. А лягушонок, тот каждый вечер вылезал из глубокого омута и пел им песни - убаюкивал их, пока не заснут.

Музыкальная иллюстрация: Ronnie James Dio & Deep Purple With The London Symphony Orchestra - Sitting In A Dream (Live)

(Это, возможно, требует объяснений. В 1974 году был записан саундтрек к планировавшемуся полнометражному мультфильму "The Butterfly Ball and the Grasshopper's Feast" («Бал бабочек и пир кузнечиков»). Песни Лягушонка пел Ронни Джеймс Дио. «Sitting In A Dream» как раз одна из них. По финансовым причинам, мультик так и не был заснят полностью.)

А вот и отрывок из этого невышедшего мультфильма:

По техническим причинам, не смогла выложить вовремя:

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

7 января - Рождество Христово по юлианскому календарю (Православное Рождество)

Н.С.Лесков.

Зверь

Святочный рассказ

"И звери внимаху святое слово"

Житие старца Серафима

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Отец мой был известный в свое время следователь. Ему поручали много важных дел, и потому он часто отлучался от семейства, а дома оставались мать, я и прислуга.

Матушка моя тогда была еще очень молода, а я - маленький мальчик.

При том случае, о котором я теперь хочу рассказать, - мне было всего только пять лет.

Была зима, и очень жестокая. Стояли такие холода, что в хлевах замерзали ночами овцы, а воробьи и галки падали на мерзлую землю окоченелые. Отец мой находился об эту пору по служебным обязанностям в Ельце и не обещал приехать домой даже к Рождеству Христову, а потому матушка собралась сама к нему съездить, чтобы не оставить его одиноким в этот прекрасный и радостный праздник. Меня, по случаю ужасных холодов, мать не взяла с собою в дальнюю дорогу, а оставила у своей сестры, а моей тетки, которая была замужем за одним орловским помещиком, про которого ходила невеселая слава. Он был очень богат, стар и жесток. В характере у него преобладали злобность и неумолимость, и он об этом нимало не сожалел, а, напротив, даже щеголял этими качествами, которые, по его мнению, служили будто бы выражением мужественной силы и непреклонной твердости духа.

Такое же мужество и твердость он стремился развить в своих детях, из которых один сын был мне ровесник.

Дядю боялись все, а я всех более, потому что он и во мне хотел "развить мужество", и один раз, когда мне было три года и случилась ужасная гроза, которой я боялся, он выставил меня одного на балкон и запер дверь, чтобы таким уроком отучить меня от страха во время грозы.

Понятно, что я в доме такого хозяина гостил неохотно и с немалым страхом, но мне, повторяю, тогда было пять лет, и мои желания не принимались в расчет при соображении обстоятельств, которым приходилось подчиняться.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В имении дяди был огромный каменный дом, похожий на замок. Это было претенциозное, но некрасивое и даже уродливое двухэтажное здание с круглым куполом и с башнею, о которой рассказывали страшные ужасы. Там когда-то жил сумасшедший отец нынешнего помещика, потом в его комнатах учредили аптеку. Это также почему-то считалось страшным; но всего ужаснее было то, что наверху этой башни, в пустом, изогнутом окне были натянуты струны, то есть была устроена так называемая "Эолова арфа". Когда ветер пробегал по струнам этого своевольного инструмента, струны эти издавали сколько неожиданные, столько же часто странные звуки, переходившие от тихого густого рокота в беспокойные нестройные стоны и неистовый гул, как будто сквозь них пролетал целый сонм, пораженный страхом, гонимых духов. В доме все не любили эту арфу и думали, что она говорит что-то такое здешнему грозному господину и он не смеет ей возражать, но оттого становится еще немилосерднее и жесточе... Было несомненно примечено, что если ночью срывается буря и арфа на башне гудит так, что звуки долетают через пруды и парки в деревню, то барин в ту ночь не спит и наутро встает мрачный и суровый и отдает какое-нибудь жестокое приказание, приводившее в трепет сердца всех его многочисленных рабов.

В обычаях дома было, что там никогда и никому никакая вина не прощалась. Это было правило, которое никогда не изменялось, не только для человека, но даже и для зверя или какого-нибудь мелкого животного. Дядя не хотел знать милосердия и не любил его, ибо почитал его за слабость. Неуклонная строгость казалась ему выше всякого снисхождения.

Оттого в доме и во всех обширных деревнях, принадлежащих этому богатому помещику, всегда царила безотрадная унылость, которую с людьми разделяли и звери.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Покойный дядя был страстный любитель псовой охоты. Он ездил с борзыми и травил волков, зайцев и лисиц. Кроме того, в его охоте были особенные собаки, которые брали медведей. Этих собак называли "пьявками". Они впивались в зверя так, что их нельзя было от него оторвать. Случалось, что медведь, в которого впивалась зубами пьявка, убивал ее ударом своей ужасной лапы или разрывал ее пополам, но никогда не бывало, чтобы пьявка отпала от зверя живая.

Теперь, когда на медведей охотятся только облавами или с рогатиной, порода собак-пьявок, кажется, совсем уже перевелась в России; но в то время, о котором я рассказываю, они были почти при всякой хорошо собранной, большой охоте. Медведей в нашей местности тогда тоже было очень много, и охота за ними составляла большое удовольствие.

Когда случалось овладевать целым медвежьим гнездом, то из берлоги брали и привозили маленьких медвежат. Их обыкновенно держали в большом каменном сарае с маленькими окнами, проделанными под самой крышей. Окна эти были без стекол, с одними толстыми, железными решетками. Медвежата, бывало, до них вскарабкивались друг по дружке и висели, держась за железо своими цепкими, когтистыми лапами. Только таким образом они и могли выглядывать из своего заключения на вольный свет Божий.

Когда нас выводили гулять перед обедом, мы больше всего любили ходить к этому сараю и смотреть на выставлявшиеся из-за решеток смешные мордочки медвежат. Немецкий гувернер Кольберг умел подавать им на конце палки кусочки хлеба, которые мы припасали для этой цели за своим завтраком.

За медведями смотрел и кормил их молодой доезжачий, по имени Ферапонт; но, как это имя было трудно для простонародного выговора, то его произносили "Храпон", или еще чаще "Храпошка". Я его очень хорошо помню: Храпошка был среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый парень лет двадцати пяти. Храпон считался красавцем - он был бел, румян, с черными кудрями и с черными же большими глазами навыкате. К тому же он был необычайно смел. У него была сестра Аннушка, Которая состояла в поднянях, и она рассказывала нам презанимательные вещи про смелость своего удалого брата и про его необыкновенную дружбу с медведями, с которыми он зимою и летом спал вместе в их сарае, так что они окружали его со всех сторон и клали на него свои

головы, как на подушку.

Перед домом дяди, за широким круглым цветником, окруженным расписною решеткою, были широкие ворота, а против ворот посреди куртины было вкопано высокое, прямое, гладко выглаженное дерево, которое называли "мачта". На вершине этой мачты был прилажен маленький помостик, или, как его называли, "беседочка".

Из числа пленных медвежат всегда отбирали одного "умного", который представлялся наиболее смышленым и благонадежным по характеру. Такого отделяли от прочих собратий, и он жил на воле, то есть ему дозволялось ходить по двору и по парку, но главным образом он должен был содержать караульный пост у столба перед воротами. Тут он и проводил большую часть своего времени, или лежа на соломе у самой мачты, или же взбирался по ней вверх до "беседки" и здесь сидел или тоже спал, чтобы к нему не приставали ни докучные люди, ни собаки.

Жить такою привольною жизнью могли не все медведи, а только некоторые, особенно умные и кроткие, и то не во всю их жизнь, а пока они не начинали обнаруживать своих зверских, неудобных в общежитии наклонностей, то есть пока они вели себя смирно и не трогали ни кур, ни гусей, ни телят, ни человека.

Медведь, который нарушал спокойствие жителей, немедленно же был осуждаем на смерть, и от этого приговора его ничто не могло избавить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Отбирать "смышленого медведя" должен был Храпон. Так как он больше всех обращался с медвежатами и почитался большим знатоком их натуры, то понятно, что он один и мог это сделать. Храпон же и отвечал за то, если сделает неудачный выбор, - но он с первого же раза выбрал для этой роли удивительно способного и умного медведя, которому было дано необыкновенное имя: медведей в России вообще зовут "мишками", а этот носил испанскую кличку "Сганарель". Он уже пять лет прожил на свободе и не сделал еще ни одной "шалости". Когда о медведе говорили, что "он шалит", это значило, что он уже обнаружил свою зверскую натуру каким-нибудь нападением.

Тогда "шалуна" сажали на некоторое время в "яму", которая была устроена на широкой поляне между гумном и лесом, а через некоторое время его выпускали (он сам вылезал по бревну) на поляну и тут его травили "молодыми пьявками" (то есть подрослыми щенками медвежьих собак). Если же щенки не умели его взять и была опасность, что зверь уйдет в лес, то тогда стоявшие в запасном "секрете" два лучших охотника бросались на него с отборными опытными сворами, и тут делу наставал конец.

Если же эти собаки были так неловки, что медведь мог прорваться "к острову" (то есть к лесу), который соединялся с обширным брянским полесьем, то выдвигался особый стрелок, с длинным и тяжелым кухенрейтеровским штуцером, и, прицелясь "с сошки", посылал медведю смертельную пулю.

Чтобы медведь когда-либо ушел от всех этих опасностей, такого случая еще никогда не было, да страшно было и подумать, если бы это могло случиться: тогда всех в том виноватых ждали бы смертоносные наказания.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ум и солидность Сганареля сделали то, что описанной потехи, или медвежьей казни, не было уже целые пять лет. В это время Сганарель успел вырасти и сделался большим, матерым медведем, необыкновенной силы, красоты и ловкости. Он отличался круглою, короткою мордою и довольно стройным сложением, благодаря которому напоминал более колоссального грифона или пуделя, чем медведя. Зад у него был суховат и покрыт невысокою лоснящеюся шерстью, но плечи и загорбок были сильно развиты и покрыты длинною и мохнатою растительностью. Умен Сганарель был тоже как пудель и знал некоторые замечательные для зверя его породы приемы: он, например, отлично и легко ходил на двух задних лапах, подвигаясь вперед передом и задом, умел бить в барабан, маршировал с большою палкою, раскрашенною в виде ружья, а также охотно и даже с большим удовольствием таскал с мужиками самые тяжелые кули на мельницу и с своеобразным шиком пресмешно надевал себе на голову высокую мужичью островерхую шляпу с павлиным пером или с соломенным пучком вроде султана.

Но пришла роковая пора -- звериная натура взяла свое и над Сганарелем. Незадолго перед моим прибытием в дом дяди тихий Сганарель вдруг провинился сразу несколькими винами, из которых притом одна была другой тяжче.

Программа преступных действий у Сганареля была та же самая, как и у всех прочих: для первоученки он взял и оторвал крыло гусю; потом положил лапу на спину бежавшему за маткою жеребенку и переломил ему спину; а наконец: ему не понравились слепой старик и его поводырь, и Сганарель принялся катать их по снегу, причем пооттоптал им руки и ноги.

Слепца с его поводырем взяли в больницу, а Сганареля велели Храпону отвести и посадить в яму, откуда был только один выход - на казнь...

Анна, раздевая вечером меня и такого же маленького в то время моего двоюродного брата, рассказала нам, что при отводе Сганареля в яму, в которой он должен был ожидать смертной казни, произошли очень большие трогательности. Храпон не продергивал в губу Сганареля "больнички", или кольца, и не употреблял против него ни малейшего насилия, а только сказал:

- Пойдем, зверь, со мною.

Медведь встал и пошел, да еще что было смешно - взял свою шляпу с соломенным султаном и всю дорогу до ямы шел с Храпоном обнявшись, точно два друга.

Они таки и были друзьями.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Храпону было очень жаль Сганареля, но он ему ничем пособить не мог. Напоминаю, что там, где это происходило, никому никогда никакая провинность не прощалась, и скомпрометировавший себя Сганарель непременно должен был заплатить за свои увлечения лютой смертью.

Травля его назначалась как послеобеденное развлечение для гостей, которые обыкновенно съезжались к дяде на Рождество. Приказ об этом был уже отдан на охоте в то же самое время, когда Храпону было велено отвести виновного Сганареля и посадить его в яму.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В яму медведей сажали довольно просто. Люк, или творило ямы, обыкновенно закрывали легким хворостом, накиданным на хрупкие жерди, и посыпали эту покрышку снегом. Это было маскировано так, что медведь не мог заметить устроенной ему предательской ловушки. Покорного зверя подводили к этому месту и заставляли идти вперед. Он делал шаг или два и неожиданно проваливался в глубокую яму, из которой не было никакой возможности выйти. Медведь сидел здесь до тех пор, пока наступало время его травить. Тогда в яму опускали в наклонном положении длинное, аршин семи, бревно, и медведь вылезал по этому бревну наружу. Затем начиналась травля. Если же случалось, что сметливый зверь, предчувствуя беду, не хотел выходить, то его понуждали выходить, беспокоя длинными шестами, на конце которых были острые железные наконечники, бросали зажженную солому или стреляли в него холостыми зарядами из ружей и пистолетов.

Храпон отвел Сганареля и заключил его под арест по этому же самому способу, но сам вернулся домой очень расстроенный и опечаленный. На свое несчастие, он рассказал своей сестре, как зверь шел с ним "ласково" и как он, провалившись сквозь хворост в яму, сел там на днище и, сложив передние лапы, как руки, застонал, точно заплакал.

Храпон открыл Анне, что он бежал от этой ямы бегом, чтобы не слыхать жалостных стонов Сганареля, потому что стоны эти были мучительны и невыносимы для его сердца.

- Слава Богу, - добавил он, - что не мне, а другим людям велено в него стрелять, если он уходить станет. А если бы мне то было приказано, то я лучше бы сам всякие муки принял, но в него ни за что бы не выстрелил.

(продолжение следует)

Прикрепленное изображение (вес файла 443.8 Кб)