Сектор Орион - Мир Беллатрикс - Сказочный мир

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

И наконец, 1 октября - Международный день музыки

В. Железников.

Топ и Тиша

Когда Петька родился, Топ уже был взрослой собакой — лохматый, медлительно-надменный, с громадной гривастой головой. Впервые он увидел Петьку, придя за ним к родильному дому, обнюхал его чёрными широкими ноздрями... и безраздельно отдал ему своё сердце на всю жизнь.

Сначала Топ был выше Петьки. Потом Петькина голова вытянулась до спины Топа, потом стала вровень с его головой. В это время Петька зажил самостоятельной жизнью; он поступил сразу в две школы, в обыкновенную и музыкальную, где изучал «правила фортепьянной игры». Так говорила его учительница музыки, а попросту это значило, что Петька обучался играть на пианино.

Однажды Петька вернулся домой какой-то странный. Топ бросился ему навстречу, но почуял чужой запах и остановился: «Что за безобразие, что за новости!» Топ увидел в руках хозяина белый комочек.

Это была крошка болонка.

- Ну-ну, Топ. - сказал Петька. - Ты что не понимаешь, он маленький. Понюхай. - И положил собачку на пол. - Зовут его Тиша. Запомнил?

Топ неожиданно для себя ударил Тишу своей увесистой лапой. Тиша отлетел в дальний угол коридора и завизжал. Потрясённый Петька схватил Тишу на руки, но тот продолжал скулить. Он скулил весь день и всю ночь, не давая никому спать.

Утром Петька побежал с Тишей в ветеринарную больницу.

В доме с Топом никто не разговаривал, его все презирали, и он лежал в своём углу, и скупые тяжёлые слёзы катились по его морде. Иногда он смахивал их лапой.

Топ страдал; впервые в жизни он поднял на другого лапу!

С этого дня, каждый раз, когда Петька возвращался домой с улицы, Топ бросался ему навстречу, желая услышать знакомый Тишин запах.

Но Тишу привезли из больницы только на вторую неделю в каком-то странном седле. Оказывается, от удара Топа у него лопнуло ребро.

Топ униженно и подобострастно подлизывался к маленькому Тише. Уступал ему лучшую еду, кости, самое тёплое место на подстилке, облизывал его и лелеял.

Вскоре Тиша обнаглел. Он брал самую большую кость, например, обгладывал до полной сытости и бросал. Но стоило Топу подобрать кость, почувствовать её необыкновенный сладостный вкус и заурчать от удовольствия, как Тиша немедленно подскакивал и требовательно тявкал. Что означало на собачьем языке: «Отдай сейчас же мою кость!»

Топ послушно открывал пасть, показывая страшные клыки, а Тиша не спеша, лениво вытаскивал оттуда кость.

Когда же Тише бывало скучно, он шутил, кусая исподтишка Топа, и прятался под диван. Щель под диваном была узка, Тиша туда проскакивал, а Топ, естественно, нет. Тише эта игра очень нравилась. Он сидел под диваном и давился от хохота. Такой наглый пёс был этот Тиша.

Ещё они любили слушать музыку. А Петьке нравилось им играть — Топ и Тиша были достойные слушатели, они ведь никогда не делали ему замечаний о неправильной игре.

Но вдруг случилось несчастье: старый Топ тяжело заболел.

Петька с отцом отнесли его в ветеринарную больницу навсегда.

Домой Петька вернулся печальный, Тиша ждал его у дверей. По Петькиным глазам, по виноватому виду мальчика или ещё по чему-то, что известно только собакам, Тиша всё понял. Ссутулился, уронил голову, еле дотащился до подстилки и затих. От еды он отворачивался, гулять не ходил.

Позвали врача.

- Сейчас мы ему сделаем укол, - сказал врач и вытащил из портфеля шприц. - у него появится аппетит, а следовательно, желание жить. Это так важно, чтобы было желание жить.

Тиша мужественно перенёс момент, когда длинная острая игла вошла ему в тело, потом снова скрутился в комочек — аппетита у него так и не появилось.

Снова пришёл врач и сказал:

- Страстная натура... Преданная. Не может забыть друга... - Покачал головой. - Ему трудно помочь — И ушёл.

Ночью Петька проснулся от каких-то звуков — то ли кто-то сморкался, то ли приглушённо чихал. Петька прислушался и понял: это рыдал Тиша. Он взял несчастного Тишу к себе в постель.

Однажды к Петьке пришла заниматься учительница музыки. Петька играл плохо. Всё время ошибался.

- Блеф! - сердилась учительница. - В твоей игре сплошной блеф! - Она даже топала ногами, а один раз ущипнула нерадивого Петьку за ухо.

Петька взвыл от возмущения и боли.

В это время у них за спиной раздалось нечто отдалённо напоминающее собачий лай. Они оглянулись — перед ними стоял Тиша — жалкий, полуживой.

- Это ещё что такое? - возмутилась учительница. - Брысь!

- Это не кошка, а собака, - вступился Петька.

- Всё равно брысь! А ты садись за инструмент! - И снова топнула ногой.

Петька с тоской посмотрел на собаку. Ну что мог сделать Тиша? Кусаться он не был обучен. Сил у него не было. Тиша между тем приблизился к учительнице и... пописал на ножку её стула.

Медленно, вызывающе отошёл, и стал ждать, что же будет дальше.

Учительница испуганно посмотрела на лужицу, которую оставил Тиша, лицо её покрылось румянцем. Может быть, она задыхалась от гнева? И вдруг её прорвало, учительница... захохотала. Но как! Во всяком случае, ни Петька, ни Тиша никогда такого громкого смеха не слыхали; от него зазвенели струны в пианино, закачалась люстра под потолком.

Затем учительница принесла из кухни половую тряпку, вытерла свидетельство Тишиного хулиганства и объявила Петьке:

- Скажи спасибо этой собачке, а то я бы обязательно влепила тебе двойку. - Оделась и была такова.

После этого случая Петька сделал деревянную рамочку, вставил в неё фотографию Топа, молодого ещё, сильного, с открытой пастью и красным языком, и повесил над Тишиной подстилкой. Неизвестно, имело ли это какое-нибудь значение для Тиши, только он начал потихоньку успокаиваться и приветливо встречать Петьку.

Правда, музыку он больше никогда не слушал.

Прикрепленное изображение (вес файла 53.4 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

4 октября - Всемирный день защиты животных

Сказка собственного сочинения

СКАЗКА О БЕЛОМ МОРЖЕ

В далёкие времена, многие люди не верили, что Земля круглая, многие сомневались, а некоторые, хотя и верили, но непременно желали проверить. Ведь если Земля подобна шару и крутится как клубок, насаженный на спицу, значит, должно быть такое место, малая точка, с которой в какую сторону не шагни, стрелка компаса обязательно на юг покажет. Вот собрались однажды самые отважные из таких мечтателей, снарядили корабль и отправились в холодные моря, всё дальше и дальше к северу.

Вот плыли они так не месяц и не два, и на каждом острове, если был он обитаем, спрашивали у рыбаков да охотников, далеко ли место, где куда не шагни, всё на юг пойдёшь. Да только ни охотники, ни рыбаки о таких местах и не слыхивали.

А дело уже к осени, а там и зима недалеко. Скрылось солнышко, потянуло ветром ледяным, почернело море холодное. Стал корабль между льдов, нет пути ему дальше на север. Пришлось повернуть назад, к островку малому, который днём раньше прошли.

Встал корабль в бухте у острова, вышли рыбаки местные навстречу. Спрашивают рыбаки путешественников:

- Куда же вы путь держите на зиму глядя?

- Плывём мы к северу, ищем место такое, на твёрдой земле, или посреди волн океанских, а может, и во льдах вековых, где есть точка малая, с которой куда не шагай, хоть вперёд, хоть назад, хоть влево или вправо, всё на юг пойдёшь — отвечают путешественники.

- Нет вам пути на север, пока солнце вновь не покажется и зима не пройдёт. - молвят рыбаки. - А о местах таких, какое вы ищете, мы вовек не слыхали. Но знаем, кто указать дорогу вам может. Живёт у нас на краю острова Великий Белый Морж. Нет на свете никого, его мудрее. Отправляйтесь в наше стойбище, гости дорогие. Перезимуете у нас, потому как дальше плыть — верная гибель. А как первая пурга пройдёт — встанемте на лыжи, отведём вас к Великому Белому Моржу. Может, он вам и присоветует, куда по весне путь держать.

На том и порешили. Пошли путешественники в стойбище, разместились по чумам да ярангам, стали зимы ждать. А как выпали снега белые-глубокие, надели они лыжи да и отправились с рыбаками на другой край острова, где жил, как говорят, Великий Белый Морж.

Приходят — что за чудо? Гора не гора, сугроб не сугроб, а огромный, более всякого вероятия морж гигантский, цветом снега белее! Поклонились низко ему рыбаки и молвят:

- Здравствуй наш Великий Белый Морж! Помоги гостям нашим дорогим-нежданным, присоветуй, куда и когда им путь держать. Ищут они в наших морях место небывалое, а какое, мы и уразуметь не можем. Пусть сами они тебе скажут. - и капитана вперёд подтолкнули.

Удивились путешественники до крайности но поклонились моржу, а капитан сказал:

- Здравствуй, Великий Белый Морж! Плыли мы на корабле нашем, искали, где север кончается. Ищем мы место, где бы ни было оно — на земле, во льдах, или в открытом океане, где, хоть и с пути не сворачивай, дальше дороги на север не будет, только на юг, в какую сторону не иди. Скажи нам, далеко ли до такого места?

- Знаю, есть такое место. - отвечает им Великий Белый Морж. - Как покажется снова солнышко, треснут да разойдутся льды, пролетят птицы, отправляйтесь гости дорогие дальше к северу. Плыть вам до самых льдов никогда не тающих. Причалите вы к этим льдам, возьмите все-все верёвки, какие только найдутся, привяжите к кораблю и ступайте на север. Там, посреди полей ледяных, где никогда ничья нога не ступала, вы и найдёте место искомое — год пути, час радости, славы на всю жизнь. Да берегитесь верёвку покинуть — ежели налетит пурга внезапно, не найдёте вы корабля своего, погибнете от холода и голода.

Поблагодарили сердечно путешественники Великого Белого Моржа, вернулись с рыбаками в стойбище. Стали зиму коротать, пережидать ночь полярную. А как стало вновь вставать солнышко, раскололись да расплылись льды морские, стали птицы прилетать ко гнездовьям, распрощались они с рыбаками и дальше на север отправились.

Доплыли они до полей ледяных бескрайних. Собрали все верёвки, как им морж посоветовал, двинулись по компасу дальше. Шли они долго, а сколько, и не знают — не заходит солнышко, так и ходит кругами по небу. Кончилась верёвка, а желанного места так и не достигли. Тут некоторые стали советовать:

- Братцы, а зачем нам назад поворачивать? Вдруг место, которое мы ищем, совсем рядом, в десятке шагов? Давайте, поставим вешки, чтобы с пути не сбиться, и дальше пойдём!

Не хотелось никому возвращаться ни с чем. Согласились, стали вешки готовить. Тут потемнели вдруг небеса, замглилась даль ледяная, налетела пурга, будто и не кончилась зима нисколько. Ничего не поделаешь — схватились путешественники за верёвку, назад к кораблю заторопились. А ветер их ещё и в спину подталкивает, чуть ли не волоком тащит. Добрались до корабля, поплыли к югу, рады, что спаслись. Решили, дескать, путь теперь знакомый, на другой год взять с собой верёвок побольше, подарков для рыбаков, у них снова перезимовать а весной опять на поиски двинуться.

Плывут они обратно, а их как с другого корабля или с берега увидят, так салютом и встречают. Ведь целый год прошёл, их уже и ждать перестали, думали, что сгинули в холодных морях. Как где к берегу пристанут — так их сразу в гости зовут к местным царям да королям всяким. И слушали короли, цари, да послы чужеземные, рассказы путешественников про север крайний, про ночь полярную, о сиянии небесном и о Великом Белом Морже.

И запала история о Белом Морже в души царям да королям. Один пожелал этого моржа добыть, да чучело из него в своё собрание всяческих диковин поместить. Другому захотелось, чтобы ему моржа живым доставили, чтобы жил он у него в зверинце. Третий возмечтал о бивнях огромных, дескать, закажет он сделать из одного бивня трон, а из другого — тоже трон. И за такой-то подарок, в виде трона из кости моржовой, любой король дочку свою за него замуж отдаст. А в приданное за ней даст рудники серебряные, земли пахотные, леса строевые да шахты угольные.

И стали они созывать моряков, рыбаков да охотников, чтобы добыли они Великого Белого Моржа. Отказались моряки:

- Мы, - говорят, - в северных морях, среди льдов, плавать не обучены. Попадёт наш корабль промеж льдин, треснет обшивка — ничего не останется, как ко дну пойти. На такое мы не согласные.

И рыбаки отказались:

- Мы, - говорят, - рыбу сетями ловим, а чтобы моржей — это и не знаем, как к такому делу подступиться. А вот запутается морж в сетях, да нырнёт поглубже — только нас и видели! В момент утонем.

Не согласились и охотники:

- Мы, - говорят, - зверя, хоть пушного, хоть морского, бить никогда не против. Только ведь морж белый — это диво дивное, один он всего. Надо бы подождать, хотя бы годков десять, чтобы наплодилось таких побольше, тогда и добыча будет, и на развод останется.

А королям да царям всё не терпится. Стали они разбойников да прочих лихих людей нанимать. А разбойники-то торгуются. Пока о цене спорили, на пристани корабли снаряжаются. А тут и весна наступила, путешественники снова на север собрались. Услыхали они в порту, о чём моряки с разбойничьего корабля толкуют, решили рыбакам островным рассказать, пусть предупредят они Великого Белого Моржа, может, спасётся.

Приплыли они опять к тому острову, встречают их рыбаки радостно, а капитан им и говорит:

- Отведите нас скорее к Великому Белому Моржу! Плывут за нами на своих кораблях лихие люди да разбойники всякие, одни хотят его убить, а другие — посадить в клетку, лишить воли вольной!

Опечалились рыбаки, отвели скорее капитана к Великому Белому Моржу. Поклонились ему и молвят:

- Здравствуй наш Великий Белый Морж! Приплыли к нам снова гости дорогие, говорят, что беда по их следам идёт. Плывут, дескать, за ними злые люди хотят тебя жизни лишить! Посоветуй, что нам делать, как защитить тебя от лиходеев?

Отвечает им Великий Белый Морж:

- Не к добру гости вас тогда посетили, зла не желая, рассказали они негодным людям о чудесах северных. Да уж сделанного не воротишь, слова сказаны, назад не вернуться. Защитить меня вы не сумеете, только сами зря поляжете. Придётся мне остров покинуть. А вы, как разбойники понаедут, так им говорите: «Никакого, дескать, моржа отродясь не бывало, а что кому спьяну да от скуки зимней привиделось, то не наше дело!». Будут хмельное подносить — не пейте, а настаивайте на мхе да грибочках малых и им же подносите. А советы вам я теперь только во снах давать буду. - Сказал и нырнул в воду, исчез в волнах, словно и впрямь не бывало его никогда.

Опечалились путешественники, что невольно беду навлекли они на рыбаков да на Великого Белого Моржа. Говорят они:

- Люди добрые, а давайте вперёд подготовимся. Штоф очищенной возьмём, настоим, как Морж посоветовал, и, когда разбойники пристанут, вы им его и вынесете.

Сказано — сделано. Пристают корабли разбойничьи к острову, а их уже всё племя встречает. Впереди старейшина, у него на подносе штоф зелёный, в нём влага, как слеза хрустальная чистая, а на самом донышке грибочек малый покоится.

- Откушайте, гости дорогие! - молвит.

Ну, разбойники да лихие люди себя упрашивать не заставили, и штоф зараз и употребили. На всех хватило. Как Морж говорил, так всё и вышло. Поверили они, что Великий Белый Морж путешественникам просто причудился. Так и царям-королям доложили. Те огорчились, конечно, да и забыли про это дело.

А Великий Белый Морж с тех пор, является во снах только тогда, когда действительно важно и нужно. Да не ко всем, а с большим разбором.

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

5 октября - Международный день врача

Как доктор Уокер преподал судье урок вежливости

Американская сказка

Случилось это давно, но рассказывают эту историю и по сей день.

Жил в штате Арканзас в местечке под странным названием Гарнизон один славный человек. Звали его — доктор Уокер. Роста он был невысокого, но зато отличался высокими идеями насчет того, как себя вести, как хранить свое достоинство, и всякое такое прочее. Правда, не все соседи соглашались с ним в этом, а потому и говорили, что он чудак. Так всегда говорят про тех, чьи идеи вам чужды.

Он утверждал, что все на свете прекрасно, кроме женщин, которые свистят, куриц, которые кукарекают, каминных решеток, которые скрипят, и скрипачей, которые фальшивят.

Слишком привередлив был этот доктор Уокер, и Бог за это наказал его. Его родная дочка, красотка Джейн, сбежала из дома со скрипачом, который безбожно фальшивил.

Когда правительство штата переехало в Литл-Рок, доктор Уокер купил себе в его окрестностях ферму.

В те времена не так уж населены были эти места. Ближайший сосед Уокера жил в двух милях от него. Звали его – судья Ровер.

Однажды судья Ровер пришел к доктору Уокеру.

– Послушайте, Уокер, – сказал судья Ровер, – мне нужно ярмо, чтобы запрячь вола и вспахать землю. Мое сломалось пополам. Не одолжили бы свое на время?

– Берите, пожалуйста, судья. Пользуйтесь им, сколько потребуется.

Ровер взял ярмо, пользовался им, сколько было надо, а потом «забыл» его вернуть.

Уокер ждал, ждал… Ярмо ему самому было нужно, и он послал человека с весточкой к Роверу. Ровер в тот день был в плохом настроении и рявкнул:

– Если оно ему так срочно нужно, пусть сам придет и возьмет!

Услышав ответ судьи, Уокер чуть не задохнулся от возмущения. И, прихватив хорошо смазанное ружье, отправился к дому судьи Ровера, хотя день был жаркий и идти надо было две мили. Но меньше всего он думал о солнце.

Судью Ровера он нашел на заднем дворе, тот осматривал молодого бычка.

– Дэвид Ровер, – сказал доктор Уокер, наставив ружье на судью, – берите-ка ярмо, которое вы у меня когда-то одолжили, и немедленно отнесите его ко мне домой или вы обратитесь в прах!

Ровер глянул на дуло ружья и сказал:

– Миленькое обращение с соседями! Я что, по-вашему, обворовал церковный алтарь? Ладно, я пришлю ваше поганое ярмо с моим человеком!

– Ни с кем вы его не пришлете! Вас следует учить добрососедским отношениям и простой вежливости. Снимайте-ка с гвоздя ярмо и несите ко мне домой, не то…

Ровер перевел взгляд с Уокера на ружье, нацеленное ему в грудь, и прикусил язык. Он снял со стены тяжелое ярмо, надел на себя и отправился в путь. Две мили по солнцепеку. А Уокер шел за ним по пятам с ружьем на плече.

Ровер еле передвигал ноги. Ярмо с каждым шагом делалось все тяжелей. Он трижды хотел остановиться и сбросить его на землю, но каждый раз доктор Уокер приставлял дуло ружья к его затылку и говорил:

– Вперед!

Наконец они дошли до дома Уокера. У ворот Ровер сбросил ярмо и прислонил его к изгороди.

– Вы взяли его не у ворот, – заметил Уокер строго, – а в сарае. Отнесите его туда, где взяли. – Тон его не терпел возражений.

Ровер поднял ярмо и отнес в сарай. Когда он повесил ярмо на место, Уокер опустил ружье и сказал миролюбиво:

– Пойдемте на веранду, судья Ровер. Там лучше продувает, а день-то жаркий. Я попрошу мою жену сходить за водой и приготовить нам прохладный напиток.

Они сели на веранде, Уокер позвал жену, и она приготовила им прохладный напиток.

Доктор Уокер поговорил с судьей о том о сем, о ферме, о делах, а потом добавил:

– Ровер, вы в любое время можете брать мое ярмо для вола, только, чур, уговор: когда закончите пахать, верните его на место, чтобы мне не приходилось просить об этом. Вот это будет по-добрососедски.

И они расстались друзьями.

Прикрепленное изображение (вес файла 20.8 Кб)

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

А ещё, 5 октября - Всемирный день учителя.

Булат Окуджава

Поступают в светское общество

Разве мог я понимать, как прекрасны люди, пока не попал сюда?

Мои восьмиклассники сидят передо мною неподвижно. Они еще многого не знают, но они прекрасны и они мои. Им еще сладка неграмотность, но это не их вина. И холодная осень стремительно кружится по монастырю и обрамляет их лица.

Лица моих учеников неподвижны, но в их глазах давно горят огоньки здравого смысла, иронии, доброты, непримиримости и надежды.

А в это время на деревьях, что раскинулись вокруг, сидят птицы. И они поют. Они похожи на последние осенние листья. Я отчетливо слышу их звонкое пение даже сквозь двойные рамы окон.

Коля Зимосадов входит в класс в стоптанных сапогах, в залатанном пальтишке, с офицерской сумкой через плечо. Это уже через много лет он станет офицером. А пока он садится на свое место, коренастый и неторопливый, и устраивается, и всё раскладывает по своим местам, и смотрит на меня, словно надеется, что именно сейчас-то и раскрою я ему все премудрости учености. Он давно уж перерос свои пятнадцать лет, взрослый маленький мужичок с грубоватыми руками.

- "Окно" пишется, Коля, через "о"... Забыл?

Он краснеет, крутит головой, старательно исправляет ошибку. Кто-то обучал их не очень влюбленно.

- Нравится вам ваша школа?

- Хорошая школа, каменная, - говорит кто-то.

Мне вспоминаются испуганные маленькие глаза Шулейкина, когда я объявил ему, что первый диктант весь класс написал на единицу.

- Что с вами? - спрашивает он.

- Всё в порядке, - говорю я. - Вот посмотрите.

Он дрожащей рукой перелистывает странички.

- Может быть, у вас с дикцией не всё хорошо?

- С чем?..

- Может, вы диктовать не умеете?

- Ну, знаете!..

- Такой грамотный класс, и нате...

Он так говорит об этом, что я чувствую себя виноватым, хотя и недели не прошло, как я вошел в этот класс.

- Вы отметки в журнал не ставьте, - говорит он. - Кошмар какой-то...

- Что случилось? - спрашивает Клара Ивановна.

Она завуч. Она преподает ботанику. Ботаники они почти не знают. Она просто читает ученикам главы из учебника. Наверное, потому лицо у нее всегда испуганное.

Она смотрит то на меня, то на Шулейкина круглыми коровьими глазами, и полные ее губы слегка приоткрыты в томительном ожидании.

Потом она всплескивает руками:

- Что же вы наделали?!

- Я думаю, нужно еще один диктант провести, - говорит Шулейкин. Полегче...

- Катастрофа, - говорит Клара Ивановна.

Виташа подмигивает мне по-дружески из другого угла учительской.

- Ну что же, - говорю я, - давайте попробуем.

Мы пробуем.

Шулейкин приносит мне новый текст для диктанта. Текст примитивен и короток.

- Это же для учеников пятого класса, - говорю я.

- Вот и хорошо, - говорит он. - Будет положительный результат.

Он при этом смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую себя дураком.

- Вот и хорошо, - говорит он, - сложное мы еще успеем.

- Дурак, - шепчет мне Виташа, - начнешь с простого, отметки будут хорошие, а потом перейдешь к сложному - колы пойдут... А кто обучал? Ты... Кто виноват? Ты... Дурак.

Я диктую этот примитивный текст. Я диктую, как Левитан. Я декламирую, как Яхонтов. Пусть они не думают, что у меня с дикцией слабо.

А птицы поют. Красные, желтые, зеленые, черные, они поют, сидя на ветках деревьев.

А Шулейкин медленно ходит по рядам. Он иногда останавливается. Тычет пальцем в тетради моих учеников.

- Разве здесь одно "н"?..

- Подумай-ка над этим словом... Вот теперь другое дело.

- Запятые-то позабыл...

- Зачем вы подсказываете? - говорю я шепотом.

- Какие же это подсказки? - говорит он громко. - Они волнуются... Это помощь маленькая. Потом мы вместе проверяем диктанты.

- Ну это можно за ошибку не считать, - говорит он, - и это, пожалуй, тоже...

Он улыбается мне:

- Теперь вам будет легче. Не помоги я, кто знает, что было бы...

Он делает жест правой рукой, словно пытается понять себя. Он доволен. Единиц нету. Двоек нету. Троек много, но это не страшно. У Гены Дергунова пятерка.

- Ничего не понимаю, - смеется Шулейкин, - это же самый слабый ученик...

- Вы ему много подсказывали.

- Да помогал я! Какие это подсказки? Даже не помогал, а подбадривал.

Потом он сам, собственноручно выставляет отметки в журнал.

Потом он говорит по телефону с заведующим районо. Я слышу:

- Новенький?.. - говорит Шулейкин и улыбается мне. - Отлично. Успеваемость дает стопроцентную...

Я делаю ему знаки. Я пытаюсь его остановить. Это очень неудобно, когда тебя хвалят при тебе же. И за что?

Но что-то теплое обволакивает меня. Теплое и волнующее. На одно мгновение. В детстве, когда тетка говорила обо мне кому-нибудь: "Он самый хороший мальчик", я испытывал то же самое.

Неужели так просто и покупается покой? Я смотрю на Шулейкина. Он скромен, вежлив, сдержан... Он хочет мне добра... Но он учит меня подлогам!.. Нет, он хочет мне добра... и себе... и всем. Он учит меня подлогам.. Легко возмущаться и обвинять... Нет, он учит меня подлогам... Нет, он хочет мне добра... Вот он улыбается и кивает мне. Он улыбается, потому что скрутил меня!.. Но в его улыбке - что-то дружеское и теплое. Приятна его улыбка и нужна. Я совсем одинок. Я пока никого не знаю. Кто-то нужен рядом. Клара Ивановна глупа и истерична. Виташа смотрит в свой огород... Шулейкин тоже одинок... Нельзя видеть в людях только плохое, нельзя... У него нелегкая жизнь... Ему приходится бороться... За что?.. И Клара Ивановна улыбается...

А птицы горланят во всё горло. Их пестрый хор отчетливо слышен сквозь двойные рамы окон.

И Ваня Цыганков, рыжеволосый и косматый, разинув рот, влюбленно вслушивается в их пение. И мне не хочется его будить, отрывать, мешать ему.

Он сидит за партой неуклюже, рассыпавшись на составные части: нога там, рука - в другом месте, голова под солнцем, под последним... Впрочем, никакого солнца и нет...

А Саша Абношкин, сын председателя колхоза, продолжает свою речь:

- ...После этого они поступали в светское общество...

- Как это "поступали"?

Он мнется. Он самолюбив. И колок. Ну ладно, я ведь тоже всё это прошел и знаю. Я тоже самолюбив... Мне только двадцать шесть, а не пятьдесят.

- Как это "поступали"? Это что, учреждение? Школа?

Он молчит. Я сбил его.

- Ну как ты это себе представляешь? Здание такое, да?

- Ну, здание...

- Двери, окна, вывеска над входом, да?.. Написано: "Светское общество", да?

- Кто его знает...

Потом, когда я с грехом пополам вдалбливаю в их неприспособленные, практичные головы эту абстрактную чепуху, Саша Абношкин говорит мне, прищурившись:

- А зачем это нам? Трактор и без этого пойдет.

- Ты это серьезно?

Он усмехается.

- Ладно, - говорю я миролюбиво, - будем считать, что теперь истина установлена.

- А я и раньше знал, - говорит Саша Абношкин.

Голова его вздернута неимоверно. Он старается смотреть на меня сверху вниз. Он из тех, кто участвует в соревнованиях только тогда, когда абсолютно уверен в своей победе. Если он не уверен, он откажется от соревнований. Он будет тайком тренироваться до тех пор, пока не почувствует, что готов выйти и победить. Он начинает огрызаться, презирать, ненавидеть...

- Всякий нормальный человек должен любить читать, - говорю я.

- А вот бабка Прасковья не любит, - медленно говорит Гена Дергунов. Что ж она, ненормальная?

Они объявляют мне войну. Не кровавую, не смертельную, не ожесточенную... Но такую, что держи ухо востро перед их ранней земной мудростью и насмешливостью. Это война добрая. Это означает, что тебя признали... Наверное, это честь для меня, что они снизошли до единоборства со мной. Легкое, изящное "кто - кого", оно ведь нам не в тягость...

- Но оно мешает, - мягко говорит Шулейкин. - С ними нужно быть построже... Распускать нельзя... всякие вопросики... каламбурчики... Ученик учиться пришел? Вот и пусть учится, а над учителем подтрунивать...

- Мне видней, - говорю я.

- Нет, мне видней, - мягко говорит Шулейкин. - По диктанту тоже спорили, а вышло...

- Вышел подлог, - говорю я шепотом.

Почему я говорю об этом шепотом?

Он молчит.

- Здорово ты его рубанул, - смеется на улице Виташа.

- А ты-то что же молчал? - спрашиваю я.

- Да я не успел, - говорит он растерянно.

Ужасно заставлять людей врать и оправдываться...

- Ладно, - говорю я, - замнем. Я пошутил.

- Мне здесь жить, - говорит Виташа. - Ты-то уедешь. Ты сегодня здесь, завтра - там... А мне здесь оставаться.

А птицы поют...

Прикрепленное изображение (вес файла 1892.1 Кб)

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

Ну, и ещё, 5 октября - Всемирный день архитектора.

Камень Лу Баня

Китайская сказка

Есть в уезде Цзянцзинь старинный каменный мост через реку. Рассказывают, что, когда только приступали к его постройке, однажды в полдень подошел к реке старый, худой человек. Одежда на нем была ветхая, за поясом торчали бурав и молоток. Он присел отдохнуть, покурил и начал измерять камень, на котором сидел. А вокруг кипела работа: одни разбивали камни, другие носили глину, никто не обращал внимания на старика.

Наступил вечер. Мастеровые прекратили работу и, вытирая пот, стали собирать инструменты. А старик все сидел, курил, о чем-то размышлял и смотрел на камень. Старшина артели собрался уходить, увидал старика и ласково спросил:

— Что ты сидишь здесь, мастер? Кого ждешь?

— Я жду старшину артели.

— Я и есть старшина. Зачем я тебе нужен?

— А! Так значит ты старшина? — Старик встал. — Я прохожий. Пришел сюда издалека. В дороге издержался и хотел бы у вас немного заработать. Может быть, вам нужны люди?

Старшина поглядел на него и подумал: «Староват, хватит ли у него сил разбивать камни?»

— Разрешите остаться? — продолжал просить старик. — Может быть, я принесу пользу. Старого человека, конечно, не сравнить с молодым — у молодого сил больше, но зато у старого больше опыта.

— Хорошо. Оставайся, — согласился старшина. — Как тебя зовут?

— Юй Жи, — ответил старик и начал расспрашивать старшину о строительстве моста.

На следующий день старшина представил его артели:

— Старый мастер Юй пришел издалека. Он хочет несколько дней поработать у нас. Вот вы и решите, какую работу ему можно дать.

Мастеровые посмотрели на старика, и никто не был обрадован. Забивщики свай сказали:

— Для нашей работы нужны сильные руки.

— Для нашей работы нужны хорошие глаза, — сказали те, кто делал перила.

— Для нашей работы нужна крепкая спина, — сказали каменщики.

Одним словом, никто не хотел брать в свою бригаду такого старого человека. Тогда старшина предложил ему:

— Ну что ж. В бригадах люди не нужны. Делай,что сам считаешь нужным.

Старый мастер опустил голову и молча пошел к камню, на котором вчера отдыхал. Он начал медленно обтесывать его, изо дня в день все обтесывал и обтесывал. Камень принял странную форму. Он был и не квадратным и не круглым: со всех сторон торчали углы. Рабочие посмеивались над стариком.

Несколько мастеров считали себя самыми искусными и презирали старика. Однажды вечером, когда гонг возвестил о конце рабочего дня, они проходили мимо и, увидев, что он продолжает работать, начали над ним зло шутить. Остальные весело смеялись. Старый мастер как будто ничего и не слышал, продолжал свое дело. А строители продолжали насмехаться над ним. Старый мастер не стерпел:

— Я делаю свое дело, вы — свое. Ведь речная вода и колодезная не мешают друг другу. Нехорошо издеваться над человеком, который старше вас. А кроме того, вы и в мастерстве-то мало разумеете.

Мастера рассердились, стали его бранить и пригрозили, что выгонят отсюда. Подошел старшина артели, но не встал на его защиту. Понял старый мастер, что больше здесь нельзя оставаться.

— Хорошо! Я сам уйду, — сказал он. — Здесь я не получал ни чоха и потому возьму с собой этот камень.

Старик заткнул за пояс бурав и молоток, взвалил камень на спину и, не оглядываясь, ушел. Отойдя на три ли, он остановился у дверей лавки, опустил камень на землю и сел отдохнуть.

Хозяйка лавки, одинокая старушка, была доброй и ласковой. Заметив у дверей лавки старика, она пригласила его войти.

— Откуда, мастер, идешь? — спросила она.

— Со стройки моста.

— Куда же ты пойдешь дальше? Уже темно.

— Я еще не решил куда.

Старый мастер подробно рассказал ей о своей работе на стройке, об обиде, нанесенной ему мастерами. Старушка посочувствовала и предложила:

— Оставайся у меня ночевать. Уже ночь. Поблизости селений нет. А завтра решишь, куда идти.

Она принесла ужин, налила чашку вина и пригласила старика за стол. Старик не стал церемониться, поел и лег спать.

На следующий день на рассвете старушка услыхала за дверью стук. Вышла она во двор и увидела, что старик сидит у входа и старательно обтесывает принесенный вчера камень.

— Что ты делаешь, мастер? — спросила она.

— У меня нет денег заплатить тебе за еду. Этот камень мне не нужен. Я сделаю из него корытце и оставлю тебе в оплату за услугу.

— Стоит ли вести разговор из-за одного ужина. Мне ничего не нужно, — ответила старушка.

Но мастер все-таки сделал корытце и, уходя, сказал:

— Береги это корытце. Придет время, найдутся покупатели. Дешевле, чем за тысячу лянов серебра,не продавай. Но смотри не отбей у корытца какой-нибудь из углов.

Старушка была удивлена и не очень-то поверила его словам. Внутри корытце было гладким, а снаружи выглядело довольно уродливо: во все стороны торчали углы. «Глупый старик! — подумала старушка. — Кто купит этот камень за тысячу лянов серебра?!»

Прошло три года. Старушка совсем забыла о старом мастере, а корытце все стояло у дверей лавки.

Мост за три года почти закончили: возвели арку, замостили, поставили перила. Осталось недоделанным только одно место в середине моста. Не хватало камня особой формы, с пятью углами.

Когда начинали строить мост, думали, что обтесать такой камень будет нетрудно. Но теперь оказалось, что это не так-то легко. Камень-замок должен был вплотную закрыть отверстие. Он должен быть не большим и не маленьким, не толстым и не тонким. Строители обтесывали камень за камнем, но ни один не подходил. У самых искусных мастеров ничего не получалось. Ничего не вышло и у старшины артели.

Как-то раз строители вместе со старшиной зашли в лавку старушки выпить вина. Старшина увидел у входа корытце. И формой и размерами оно напомнило ему камень, который был нужен, чтобы закрыть отверстие в мосту. Старшина присел на корточки и рассмотрел корытце. У камня было пять углов. Он был не толстый и не тонкий, не большой и не маленький, каждая сторона его была хорошо отполирована — видно, обтесывал его искусный мастер.

— Бабушка! Кто сделал вам это корытце? — спросил старшина у старушки.

— Три года назад проходил мимо старый мастер. Он и сделал.

— Отдай это корытце нам. Мы принесем тебе другое, лучше этого. Ну, как?

Вдруг старушка вспомнила, что сказал старый мастер.

— Я могу продать корытце. Меняться не буду.

— А сколько ты хочешь за него?

— Тысячу лянов серебра.

— Почему так дорого за простое корытце?

— Мастер, который делал его, велел продать за эту цену.

Старушка рассказала о старом мастере: каков он собой и как говорил. Строители вспомнили, как три года назад приходил к ним наниматься старый мастер.

— Тысяча лянов серебра — пустяки, — сказал старшина. — Но нужно сначала проверить, подойдет нам камень или нет. Если подойдет, деньги сразу же отдадим.

Старушка согласилась. Строители взяли камень, отнесли на мост и вставили в отверстие. И удивительно! Камень вошел так плотно, что, сколько его ни раскачивали, не поддавался. Хотели вытащить из отверстия и не смогли — как будто врос.

Старшина артели вспомнил имя старого мастера и взволнованно воскликнул:

— Старый Юй Жи! Ведь к нам приходил наниматься не кто иной, как сам мастер Лу Бань. Да! Конечно это был он!

А те мастера, которые дразнили и издевались над старым Юй Жи, услышав, что настоящее его имя Лу Бань, покраснели и опустили головы.

Строители назвали камень-замок «камнем Лу Баня». Этот камень и сейчас можно увидеть на мосту.

Прикрепленное изображение (вес файла 54.2 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

14 октября - Покров

Бианки Виталий Валентинович

Мой хитрый сынишка: Приказ на снегу

Пообещал я как-то сынишке взять его с собой на охоту — тропить зайцев. И с тех пор не стало мне покоя. Каждое утро, чуть свет, сынишка врывается ко мне:

— Вставай! Сегодня пойдём? Погода хорошая.

Ему на охоту идти погода всегда хорошая. А зверя тропить, то есть разыскивать по следам, — не всякий день удобно. След разный бывает, смотря по погоде.

Я откажусь идти, а сынишка хныкать:

— Опять не хочешь! Ведь откладываем да откладываем… Когда же наконец пойдём?

И придумал я военную хитрость.

— Слушай, — говорю, — мою команду!

Он сразу руки по швам.

— Есть, — говорит.

— Ну вот: зря меня больше не буди. Утром, как встанешь, первым делом беги в садик. Там на снегу прочтёшь мой приказ — выходить в поход или нет.

— Есть, — говорит, — выходить утром в сад.

Он лёг спать, а я взял палку и вышел из дому.

Дом у нас с палисадничком. Зимой в палисаднике никто не ходит. Снег там как выпадет, так и лежит нетронутый. Я просунул палку сквозь забор и написал на снегу печатными буквами — сынишка у меня ещё маленький, только по-печатному разбирает:

СЕГОДНЯ НЕ БУДИТЬ!

В ту ночь я выспался хорошо: сынишка не пришёл будить меня спозаранку. Я встал, оделся и посмотрел в окно. Моё окно выходит как раз в палисадник, и моя надпись видна мне прямо из комнаты. Утро было серенькое, безветренное, тёплое: градусник за окном показывал чуть-чуть выше нуля. Снег не блестел, казался грязноватым, как плохой мел. Тусклым, скучным лежал мой приказ на снегу.

Я порадовался своей выдумке: ведь по этой надписи мне каждый день будет видно, какие изменения происходят и со следами в поле.

Стенки букв подтаивали, буквы расплывались, как на промокашке. В такой хмурый день свежие следы быстро расплываются, а прежние следы кажутся одинаково старыми.

Я спокойно сел за работу.

На второй день опять не пришёл будить меня сынишка.

Утро было солнечное; ещё с ночи завернул такой мороз, что снег стал, как пастила: сверху подсохла толстая корка — наст. По нему не только лёгкий зайчишка — волк и тот не провалится. И следа никакого не оставит — разве кой-где когтями царапнет. Надпись моя казалась нацарапанной ножом по льду. Стенки букв сверкали, как срезанный металл. Ямки наполнились мёрзлой крупкой. В такую погоду найдёшь одни старые следы, новых нет.

И третий день не принёс ничего хорошего.

Опять был мороз да ещё с ветром — позёмкой. Сухой крупитчатый снег мело по земле — пудрило следы. Буквы точно кто столовой солью посыпал. Пойдёт заяц утром с поля, где кормился, — с жировки, — его следы сразу и припудрит.

Как их отличишь от его вечерних следов?

Сынишка ходил насупленный, но молчал — приказ оставался в силе.

Я поздно засиделся в ту ночь за работой. Лёг под утро.

— Подъём! — вдруг кто-то крикнул мне в самое ухо, как бывало на военной службе. Но что-то больно уж тоненький голосок у дневального.

Я с трудом открыл глаза.

— Будись живо! — кричал сынишка. — Я уже чай пью.

Я только глянул в окно — и сразу убедился, что он не напрасно меня поднял: на оконной раме, на заборе лежал толстый, пухлый, как вата, снег.

Значит, перед рассветом выпала мёртвая пороша.

Так называют охотники выпавший ночью густой снег — лучший помощник следопыта. Он начисто засыпает все старые следы. Утром в поле глазам охотника открывается мёртвая белая пелена. И только самые свежие — утренние — следы зверей чётко отпечатываются в новеньком рыхлом снегу.

Я так заторопился на охоту, что забыл посмотреть на свою надпись. Да и ни к чему было: её, конечно, так же занесло, как и все старые следы.

Зимой зайца трудно увидеть — не только белоснежного беляка, даже серого русака.

Но только мы с сынишкой выехали за кладбище, сразу увидели след заячий.

Слышу, сынишка шепчет про себя тихонько стишки собственного сочинения:

Лап от задних пяточки

Впереди,

От передних пятачки

Позади.

Он у меня уже знает, что заяц на бегу заносит длинные задние ноги вперёд передних. След от задних продолговатый, пяточкой впереди, от передних — круглый, как пятачок, позади.

— Сам на кладбище пошёл помирать, — уверенно доложил сынишка. — Поворачивать?

— Нет, постой, — предупредил я, занося лыжи немного вбок. И снял с плеча ружьё. — Это ведь русачий след, а русаку чащи не надо, чтобы залечь. Смотри: дальше след оборвался. Тут заяц двойку сделал: повернул и пошёл назад своим следом. А вот скидка: он прыгнул в сторону, погоди-ка, вон не у того ли куста он залёг?

И только мы стали подходить к этому кусту, за ним мелькнули чёрные кончики длинных ушей. Я выстрелил. Здоровый русачина подскочил выше куста, перекувырнулся через голову и пропал.

Когда мы подошли, он уже не дрыгал, зарывшись в снег.

Без труда мы вытропили ещё трёх русаков и одного беляка. Но застрелить удалось ещё только этого беляка: остальные благополучно от нас удрали.

Мы отыскали длинную палку, привязали к ней за лапки обоих зайцев — серого и белого — и понесли их домой. Я держал палку в руке, сынишка положил другой конец её себе на плечо.

У самого дома нам встретился сосед. Он посмотрел на нашу добычу и сказал:

— Дельно! Тропили?

— Тропили.

— Так. Хорошее дело. Я вот тоже своего парнишку от молодых ногтей приучаю к разным следам присматриваться. Следопыт-охотник и на войне всегда первый разведчик и партизан тоже.

Слово «война» напомнило мне про мой приказ на снегу.

— А тебя всё-таки наказать надо, — сердито сказал я сынишке. — Ведь приказ-то был не будить меня!

— Я не виноват, — заявил он, нисколько не испугавшись. — Что осталось на снегу от приказа, то я и сделал.

— Как так? — не понял я.

— Сам посмотри.

Я взглянул через забор в палисадник. Там в ярком солнечном свете ослепительно блистало на снегу одно только короткое слово:

БУДИ

Остальных букв не было и следа.

— Я вижу, — объяснил сынишка, — каждый день буквы всё хуже. Я взял дощечку и прикрыл эти четыре буквы, чтобы приказ совсем не замёрз.

Маленький, маленький, а какой хитрый!

Прикрепленное изображение (вес файла 326.7 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

16 октября - День шефа

В.М. Дорошевич 

Суд над сановником 

Нравоучительная персидская сказка

В старые годы, давным-давно, в славном городе Тегеране случилось такое происшествие. Во дворец великого визиря в час, назначенный для приема жалоб, явился крестьянин Абдурахман.

Так как он пришел с подарком, то стража пропустила Абдурахмана, а начальник караула даже похвалил его:

- За догадливость и за усердие. Вдвое.

Абдурахман подошел к слуге, которому было поручено принимать жалобы и доказательства. Поклонился ему до земли, как Аллаху, и сказал:

- Великий шах, - да прольется благодатный дождь над его садом, и только дорожка, по которой он изволит гулять, пусть останется сухой! - великий шах наш поставил своего великого визиря, чтобы его рукой рассыпались милости, награды и подарки на головы достойных, отличившихся, преданных и мудрых сановников. Вот все, что я имею, - уздечка для осла. Я хотел бы подарить ее хану Магомету-Бэн-Ахмету, но так как награды должны сыпаться на головы сановников рукою великого визиря, то я принес ему эту уздечку. Пусть он своими руками передаст этот подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету! Сказал и ушел.

Великий визирь никогда не упускал случая отличить достойного сановника.

Узнав о приношении Абдурахмана, великий визирь чрезвычайно заинтересовался:

- Чем это хан Магомет-Бэн-Ахмет так сумел заслужить расположение и благодарность народа, что простой крестьянин приносит ему в подарок последнее, что имеет?

С другой стороны, он обеспокоился:

- Слова этого мужика кажутся мне загадочными: почему это он хочет украсить голову хана Магомета-Бэн-Ахмета ослиной уздечкой? Что это значит? И нет ли тут унижения для власти?

Великий визирь приказал немедленно разыскать Абдурахмана.

Абдурахмана схватили и привели.

- Почему, - грозно спросил великий визирь, - ты принес в подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету ослиную уздечку? Говори так, как будто бы ты говоришь перед самим Аллахом и в последний час твоей жизни!

- С самым младшим из твоих слуг я говорю так, как будто я говорю с самим Аллахом! - стоя на коленях, ответил Абдурахман. - Как же я осмелюсь иначе говорить перед тобой самим? А что касается до последнего часа, - с тех пор, как я умираю от голода, я каждый час своей жизни считаю последним. Я действительно принес ослиную уздечку в подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету. На что мне уздечка, если хан Магомет-Бэн-Ахмет украл у меня осла? У него осел, у него пусть будет и уздечка!

Великий визирь вскричал:

- Может ли это быть, чтобы хан у мужика украл осла?!

- Последнего! - кланяясь в ноги, с покорностью подтвердил Абдурахман. - И так я был нищ, а теперь хан Магомет и вконец меня обобрал. Единственный способ, чтобы я не умер от голодной смерти, это - посадить меня на кол.

- Может ли это быть? - хватаясь за чалму, воскликнул великий визирь. - Неужели это правда?!

- Правда! - отвечал, кланяясь в ноги, Абдурахман. - И если бы мои ребра могли говорить, они подтвердили бы, что я говорю правду. И глаза тоже. Я сам, вот этими глазами, видел хана Магомета-Бэн-Ахмета на моем осле. Осел даже закричал от радости, увидав меня. Люди врут, ослы, ты сам знаешь, - никогда. И если бы ослы могли говорить, а люди замолчали, в мире слышалось бы столько же правды, сколько теперь лжи. И я, и осел сказали, что хан едет на краденом животном. Но хан Магомет дал ослу один удар палкой, а мне - столько, что каждое ребро мое может подтвердить правоту моих слов.

- Иди, - сказал великий визирь, грозный, как туча, - и живи спокойно: дело будет разобрано, и виновный получит то, что заслужил.

И приказал позвать к себе хана Магомета-Бэн-Ахмета.

- Тебя следовало бы посадить на кол, - закричал великий визирь, едва хан Магомет переступил порог его покоя, - если бы ты не заслуживал, что бы тебя повесили вот на этой уздечке! Как?! Хан украл у нищего мужика последнего осла?!

Хан Магомет, видя, что великий визирь все знает, стал на колени и сказал:

- Мой отец Саид-Али-Бэн-Омар был великий воин и своими победами прославил и расширил границы Персии. Я женат на дочери Ассумана-Бэн-Ралида, богатейшего среди торговцев Тегерана. Прошу тебя не за себя, а за этих знаменитых и славных людей. Подумай, какое горе и бесчестье причинишь ты им, подвергнув меня позору!

- Славному Саиду-Али-Бэн-Омару лучше было бы быть убитым в первом же бою, когда он еще был холостым, чем иметь потом такого сына, как ты, - гневно ответил великий визирь, - а почтенному Ассуману-Бэн-Ралиду лучше бы вечно видеть дочь девушкой, чем тебя - своим зятем! Ты посадил их честь на краденого осла. Когда ты будешь болтаться на этой уздечке, с них будет снято грязное пятно: в их роду не будет вора!

Великий визирь призвал к себе судью Азирби-на-Бэн-Асмана и приказал:

- Да воссияет хоть на этот раз справедливость! Преступление слишком кричит о себе, чтобы правосудие молчало. Исследуй вину этого человека и доложи ее совету сановников. Пусть совет сам увидит, в чем этот человек повинен, и отдаст его верховному суду! Ступайте все и ищите справедливости.

В тот же вечер собрался совет сановников, и судья Азирбин-Бэн-Асман встал, поклонился всем и сказал:

- Аллах - как воздух. Аллах невидим, но Аллах везде. И без Аллаха мы не могли бы дышать. И, говоря в вашем почтенном собрании, я говорю в присутствии Аллаха. Не подозревайте же меня в кознях, злобе или низких замыслах. Свидетель Аллах, с радостью я посадил бы на кол Абдурахмана за ложный донос, за клевету на хана: "Тебе приходили в голову гнусные мысли, когда ты лежал у себя на постели, - может быть, придут хорошие, когда ты будешь сидеть на колу!" Но сказанное им - увы! - совершенная правда. Лучшие из свидетелей видели осла Абдурахмана в стаде хана Магомета: мои глаза. И если бы было наоборот, - если бы Абдурахман украл осла у хана Магомета, - я не задумался бы вынести приговор: "Абдурахман - вор". Отрубил бы ему правую руку, посадил бы его на кол, а на друзей его и родственников наложил бы штраф: "Вы сами должны быть плохими людьми, если среди вас водятся воры. Тухлая та вода, в которой лежит тухлая рыба". Но сказать это хану Магомету-Бэн-Ахмету! Сказать это вам, почтенные сановники, его друзьям, близким и знакомым! Не значило ли бы это оскорбить вас? А если даже судья, поставленный охранять уважение к власти, оскорбляет вас, что же будет делать простой народ?

Весь совет, потупившись, задумчиво гладил бороды.

- Великий визирь возмущен, - продолжал судья Азирбин-Бэн-Асман, - чем? Тем, что в Персии украли осла? Но воруют даже слонов! Тем, что вор пойман? Но этому надо только радоваться! Великий визирь возмущен до глубины своей праведной души тем, что вором оказался сановник. Сановник возмущен, - чего же ждать от простого народа? Если негодует свой, чего же ждать от чужих?

Не скажут ли нам: "Вы - тухлая вода, если в вас лежала тухлая рыба?" Не уроним ли достоинства власти, назвав деяние хана Магомета-Бэн-Ахмета "кражей"? Да свершится правосудие! Я - судья, и первый говорю это. Но да не будет произнесено слово "кража", - я стою на страже достоинства власти, и первый этого требую. Мы не можем сказать: "Хан Магомет-Бэн-Ахмет украл осла у нищего крестьянина Абдурахмана".

Тяжелое молчанье воцарилось после этих слов судьи в совете.

Кто не хан?

- После этого хоть не выезжай на улицу, если мы - сами ханов так честим!

Тамбэн-Бэн-Абдалла первый прервал молчание и, погладив свою седую бороду, сказал:

- Судья Азирбин-Бэн-Асман совершенно прав. Следует сказать так: "Хан Магомет-Бэн-Ахмет виновен в том, что взял без спроса осла у крестьянина Абдурахмана". Так будет лучше!

- Позволь, почтенный Тамбэн-Бэн-Абдалла! - с живостью воскликнул сановник Абдрохаман-Бэн-Бамба. - Отпуская яд, надо взвешивать каждую крупинку. Слово - яд. И мы должны взвешивать каждое слово. Почему же непременно: "у крестьянина Абдурахмана". Хан Магомет мог и не знать, что осел принадлежит именно Абдурахману. Он взял просто чужого осла. Так и скажем: "Виновен в том, что взял без спроса неизвестно кому принадлежащего, чужого осла"!

Все согласились было, но хан Али-Бэн-Ивесси воскликнул:

- Стойте, почтенное собрание! "Неизвестно кому принадлежащего". Это уж меняет дело! Неизвестно кому принадлежащая вещь. Это находка! И хан Магомет-Бэн-Ахмет виновен в "утайке находки, неизвестно кому принадлежащего, чужого осла"!

- Верно! Верно! - послышалось было среди сановников, но их остановил Абаха-Бэн-Мохаддин:

- Сановники! Это уже несправедливо! Хан Магомет взял не чужого осла. Раз осел был находкой, половина принадлежала нашедшему. Значит, хан Магомет взял не чужого осла, а только не совсем своего. Это разница! Он принял не совсем своего осла за своего. Это большая ошибка! Хан Магомет-Бэн-Ахмет должен лучше знать своих ослов! И не ошибаться!

Судья Азирбин-Бэн-Асман вскочил даже с места:

- Вот, вот! Скажи, что ты ешь, почтенный Абаха-Бэн-Мохаддин, что ты такой умный? Скажи, чтобы и я поел этого блюда! Кражи, следовательно, совсем не было! Хан Магомет виновен только в том, что он сам не знает своих ослов.

И совет сановников единогласно постановил:

- Разобрав все подробности дела, признать хана Магомета-Бэн-Ахмета виновным в том, что он не знает своих ослов. Ввиду же того, что это незнание повело к тяжелым последствиям для крестьянина Абдурахмана, предать хана Магомета верховному суду.

Верховный суд собрался, грозный, как всегда. Перед судом стояла плаха. Около нее стоял палач с остро наточенной секирой. Его помощники держали наготове заостренные и обитые железом колья.

Но хан Магомет-Бэн-Ахмет вошел в это грозное судилище с гордо поднятой головой, со смелым взглядом, как человек, у которого в карманах нет ничего чужого.

Старейший из судей сказал:

- Хан Магомет-Бэн-Ахмет, сын хана Саи-да-Али-Бэн-Омара, ты обвиняешься в том, что не знаешь своих ослов. Это причинило тяжелое несчастье крестьянину Абдурахману, который, благодаря твоему незнанию, должен умирать с голода. Так обвиняют тебя люди. Обвиняет ли тебя твоя совесть?

Хан Магомет с достоинством поклонился судьям и ответил:

- Нет! В том, что крестьянин Абдурахман, когда у него взяли осла, помирает с голода, я не виноват: не моя вина, что у него, кроме осла, ничего не было. В том же, что я не знаю своих ослов, я виноват не больше, чем вы. Сделаем опыт. Прикажите смешать вместе все стада ваших ослов. И пусть каждый из вас отберет своих. Всякий, который чужого осла примет за своего, платит большой штраф. А все ослы, которые не будут опознаны их хозяином, идут в пользу шаха. Желаете?

В верховном суде все переглянулись. Хан Магомет улыбнулся:

- Почему же, в таком случае, вы судите меня, а не я - вас?

Старший из судей спросил его:

- А сколько у тебя ослов? Хан Магомет ответил:

- Пятьсот.

Верховный суд вынес приговор:

- Принимая во внимание, что невозможно знать в лицо 500 ослов, признать хана Магомета-Бэн-Ахмета оправданным.

Хан Магомет отправился к великому визирю, поклонился ему и сказал:

- Правосудие изрекло свое слово. И все ли должно пред ним преклониться?

- Все! - твердо отвечал великий везирь.

- Даже клевета?

- Как низкая гадина, она должна ползти по земле, пока ее не раздавят пяткой.

- Почему же я не вижу ползущего у моих ног Абдурахмана? - воскликнул хан Магомет. - И почему же твоя пятка не раздавит его? Он обвинил невинного, - это доказал суд, оправдавши меня. Ты справедлив. Ты не отказал в правосудии крестьянину Абдурахману. Надеюсь, ты не откажешь в справедливости хану Магомету.

Великий визирь воскликнул:

- Ты прав! Я требовал правосудия, но и сумею заставить его уважать, когда оно пришло.

Он приказал немедленно привести Абдурахмана. Но Абдурахман, оказалось, скрылся.

- Он бежал в тот же самый день, как ты приказал отдать под суд хана Магомета! - донес посланный.

- И о нем нет ни слуха ни духа? - спросил великий визирь.

- Убегая, он оставил письмо домашним. "Дорогие мои, - писал Абдурахман своим близким, - завтра, с рассветом, увидев, что меня нет, вы спросите с горем и недоумением: почему же Абдурахман бросил свой бедный, милый дом, близких, которых он любил, деревню, в которой родился, страну, населенную его народом? И когда же? В тот день, когда его злодей, когда хан Магомет отдан под суд? На это я вам отвечу старой сказкой. Лисица встретила на опушке леса зайца. Заяц летел сломя голову из родного леса. "Что случилось?" - спросила лисица. "И не говори! - ответил заяц. - Большое горе: пришли люди, убили волка!" - "Тебе-то что? Разве ты так любил волка?" - "Любил! Тоже скажешь! Первый лиходей! Деда, прадеда, пра-пра-пра-прадеда разорвал. Всех моих близких!" - "Чего ж тебе так волноваться?" - "Не понимаешь! Раз уж волка - и того убили, чего же, значит, зайцу-то ожидать?" Вот почему я бегу из моей страны, мои близкие. Раз самого хана Магомета отдали под суд, чего же Абдурахману ждать?"

Великий визирь выслушал письмо.

Долго гладил бороду.

И сказал:

- Да!.. Сановников не надо отдавать под суд. Это пугает простой народ.

<1923>

Прикрепленное изображение (вес файла 239.1 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

16 октября - Всемирный день продовольствия.

Сказочка собственного сочинения

Давным-давно, в одном восточном селении жил мальчик по имени Люй. Мечтал он стать сильным магом, или, на худой конец, героем, бродить по свету и творить добро. И во всех своих играх он представлял себя великим и непобедимым. Оттого никто из ребятишек играть с ним не хотел.

«Ничего, - думал Люй. - Вот вырасту, выучусь на волшебника, стану самым великим героем, тогда пожалеете, что не хотели со мной дружить!»

Когда Люй подрос, он поступил в ученики к старому волшебнику из соседнего селения и многому у него научился. Постиг искусство превращений, науку исцеления, знание сути предметов и истину равновесия. Напоследок, учитель дал Люю совет:

- Мальчик мой! Никогда не берись за трудное дело, если рядом с тобой не будет верных друзей. Творя добро, не забывай о равновесии. Не действуй сгоряча и будь щедрым. Всегда помни о том, что сделанного не воротишь. Удачи тебе, малыш!

Поблагодарил Люй своего старого учителя и стал в путь собираться. Налепил он пельменей, заморозил, сложил в заговорённый короб, чтобы не растаяли, и отправился искать Чудесную гору, с которой весь белый свет видать.

Шёл он, шёл, и вышел к Хрустальной реке. Перед ним вода струится, слева над цветами шмель гудит, справа комарик пищит звонко.

«Вот, - думает Люй — мне и первый товарищ!»

Раскинул он руки, сказал волшебное слово, ладони соединил — оказались в ладонях и шмель и комарик. Сказал Люй другое слово, развёл ладони — вылетела фея Тинь-Гу. Крылья у неё цвета лунного сияния, халат золотого шёлка, чёрными драконами расшитый. В рукавах две флейты. Как подует Тинь-Гу в левую флейту, так пойдёт по земле гул — горы задрожат, как заиграет на правой, звон зазвучит такой, что трава поляжет, в фанзах стёкла потрескаются.

Пошли они дальше вдвоём. Поднялись на Чудесную гору, глянул Люй далеко-далеко в закатную сторону. Видит, в прериях зверёк небольшой — отважное сердце. Дикой кошки-кугуара не испугался, распушил свой мех чёрно-белый — отступила кошка, фыркая и отплёвываясь.

«Вот, - думает Люй — и второй товарищ!»

Протянул он мысль творящую, перенёс скунса к себе, превратил в маленького героя Юного Фу. Ни перед кем Фу не отступит, любого врага в бегство обратит.

Проголодался Люй от таких дел, да и друзей следовало накормить. Развёл он костерок, надёргал дикого хрена, чтобы пельмени вкуснее есть, стал тереть...

«О! - сообразил, - вот и третий товарищ!»

Поколдовал Люй над хреном — встал перед ним Мастер Х. Два меча у него, звёздочки метательные, нунчаки на поясе, а сколько по карманам секретных штук — то никому не ведомо. В самом деле, великим мастером клинка был Мастер Х.

И за четвёртым товарищем дело не стало. Превратил Люй последний пельмень в Могучего Вэня. Был Вэнь великий силач а ещё мог в одно мгновение заморозить что угодно.

И пошли они все вместе странствовать и творить добро. Слишком много и долго пришлось бы рассказывать об их приключениях. Везде их радостно встречают, везде провожают с благодарностью.

Вот шли они однажды в Диких горах, приходят в селение, а там со всех домов крыши сорваны, окна побиты, заборы поломаны.

- Что же такое здесь случилось? - спрашивает Люй у крестьян.

- Ой, беда! - отвечают ему крестьяне. - Живёт по соседству с нами великан Большой Ын. Никогда не чинил он нам никакой обиды, а как осень началась, вдруг стал он гром и ветер на нашу деревню напускать. Была у нас волшебница, прекрасная Син, пошла она к великану, хотела его унять. Не знаем, что случилось, только вдруг стала она древней старухой. Некому теперь нам помочь, хоть деревню бросай!

- Вот это дело для нас! - ответил им Люй. - Солнце зайти не успеет, как избавим мы вас от злого великана!

- Тогда идите, повидайте сперва волшебницу Син, если не померла она ещё. Расскажет она всё, что знает про великана.

Пришли друзья в крайнюю фанзу, смотрят — лежит на кане старушка древняя-предревняя. Спрашивает Люй:

- Не вы ли, бабушка, будете волшебница Син?

- Ох, дитя, была я когда-то Прекрасной Син. Не хотелось мне становиться старухой, и выучилась я волшебству, чтобы сохранить красоту и молодость на десять тысяч лет. Не счесть, сколько раз я встречала вёсны в этих горах, так бы вечно мне жить да радоваться, да вот попросили меня односельчане унять великана, Большого Ына. Пошла я к нему, а того не знала, что есть у него амулет чудесный, всякое волшебство разрушающий. Лишилась я враз и красоты и молодости и силы волшебной. Чувствую, недолго мне осталось, помру от старости.

- Не бойся, Прекрасная Син! Победим мы великана и верну я тебе красоту и молодость. - пообещал ей Люй. - А если не выйдет у меня, я своего старого учителя призову, он всё сможет.

Вышел Люй с товарищами из деревни, договорились, как будут великана окружать, разделились — спереди Тинь-Гу и Юный Фу, сзади — Могучий Вэнь и Мастер Х. Люй должен был стоять в стороне и колдовать по надобности.

Вот увидели они великана. Сидит Большой Ын в ущелье, нос вытирает. Двинулся к нему Юный Фу, прячась в кустах, а Тинь-Гу полетела следом, флейты из рукавов достала, а великан как чихнёт! Дикий порыв ветра пронёсся по ущелью, унесло Тинь-Гу в неворотимую сторону, а что с Фу случилось — неизвестно.

Тут сзади Мастер Х. и Могучий Вэнь подошли, мечи вынимая. Только приблизились — и упали пельменем и кучкой хрена.

А Большой Ын сгрёб их ладонью, в рот засунул, прожевал и говорит:

- Вкусно! И хрен хорош, так нос и прочистил!

А Люй расстроился.

- Оставил ты меня без моих товарищей! Как мне теперь тебя победить, деревню от тебя избавить?

Большой Ын ему отвечает:

- Вылечи меня от насморка, перестану я чихать, и не будет здесь больше бурь. Деревню я быстро отстрою, а раз остался ты без товарищей, буду я тебе помогать. Только ты готовь мне пельмени, такие же, как этот был.

Так и сделали. Вылечил Люй великана, потом призвал учителя, и тот исцелил Прекрасную Син. А Большой Ын с Люем отправились дальше странствовать и творить добро. Ын подвиги свершает, а Люй при нём пельмени стряпает.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

17 октября - Ерофеев день.

В работниках у лесного

Сказка Чердынского уезда Пермской губ.

Набивается мужик в строк, и некто его не берёт. Говорит мужик: «Хоть бы меня лесной взял». Немного время идет мужик с базара, а навстречу ему другой мужик: «Поряжаешь-ся?» — «Поряжаюсь». И вспомнил, что говорил про лесного, и сказал: «Погоди, я к попу схожу». Сходил мужик к попу, списал молитвенник, приходит наниматься. «Пойдём», — говорит лесной, схватил мужика за крошки и потащил; тащил, тащил, у мужика колпачок слетел. «Стой, — говорит мужик, — у меня шапочка спала». — «Мы убежали, — говорит лесной, — сто вёрст, пока ты говорил». Доносит лесной мужика до дому; легли спать. В полночь хлест по стене батогом: «Айда на службу». Лесной отвечает: «Хорошо». Утром встали: «Пойдём на службу», — говорит лесной мужику, и строшного с собой. Пошли, подходят к озеру. Глядят, из озера летят каменья по кулю: шурят их черти в лесных; лесные выдергивают громатные ёлки из земли и хлещут ими по озеру. Воевали, воевали, черти одолевать стали. «Што ты, строшной, глядишь? Нас одолевают». Строшной выдернул из кормана молитвенник, стал махать им, а черти россыпались, как дождь. «Хорош, молодец строшной, молодец, давай домой пойдём». Пошли домой, а хозяин строшным не нахвалится. «Чего тебе нужно в награду?» — «Нечего мне не надо, отправьте меня домой». Дали строшному старого сивого мерина, наделили, сел строшной и поехал по указанной дороге. Доежжат до избы, привезал мерина ко столбу, сам входит в избу. Выходит мужик из избы, а у крыльца, у столба стоит седой-преседой старик. «Откуда ты, дедушка, взялса?» — «Спасибо тебе, дитетко, это ты на мне приехал. Взят я был маленькой лесным, оборотил он меня в коня, и всю жизнь я у него пробыл. Пришел ты, отдал он меня тебе, вот и вывел ты меня, и сам ты вышол в Россею умереть. Спасибо, дитетко». И пришли строшной и старик домой вместе.

Прикрепленное изображение (вес файла 59.6 Кб)

Настасья Бетева

Притча о путнике и собаке

Однажды по длинной пустынной дороге шел путник в сопровождении своего пса. Они шли уже много дней и были сильно измучены. Путь был действительно сложным: нигде не было ни источников, чтобы напиться, ни тени деревьев, чтобы отдохнуть.

Но вот они увидели вдалеке большой красивый дворец, перед которым раскинулся целый зеленый сад. Подойдя поближе, путник разглядел фонтаны и ручьи, и ему сразу же смертельно захотелось пить.

Лакей у ворот был предельно добр и услужлив, предложив путнику остановиться на ночлег и посулив ему много вкусной еды и разных напитков.

— Только пса вам придется оставить за воротами, — сказал лакей. – Наш хозяин ненавидит собак.

— Я не могу, — сказал путник, на что лакей только развел руками.

И путник отправился дальше, страдая от голода и жажды. Его пес еле переставлял ноги, изнуренный длинной дорогой.

Они шли разу часов, когда впереди замаячило какое-то сооружение. На поверку оно оказалось небольшим, но очень красивым коттеджем, в котором жила милая старушка. Открыв дверь, она сразу же протянула путнику стакан воды, как будто читая его мысли.

— Не приютишь ли ты меня на одну ночь, и не поделишься ли с нами чем-нибудь съестным, добрая женщина? – спросил путник.

— Возможно, — ответила женщина расплывчато.

— Только, знаете, я с псом, и я не могу оставить его, так что, если с ним нельзя, лучше скажите сразу.

— Заходите оба, — улыбнулась старушка.

За ужином женщина рассказала путнику о том, что на самом деле ни он, ни собака не перенесли долгой дороги и умерли по пути, а теперь они попали на небеса. И, добравшись до дома старушки, они наконец-то дошли до настоящего Рая.

— Тут недалеко был дворец, — задумчиво сказал мужчина. – Получается, он тоже из мира мертвых? Кому он принадлежит?

— О, это дворец самого Сатаны, — грустно сказала старушка. – Это вход в Ад. Но они всегда искусно зазывали к себе людей, как ты смог пройти мимо?

— Все просто. Они не хотели пускать моего лучшего друга, — ответил путник, взглядом указывая на пса.

https://historytime.ru/pritchi/pritcha-o-putnike-i-sobake/

Прикрепленное изображение (вес файла 16.5 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

31 октября — Хеллоуин

Анри Труайя

Странный случай с мистером Бредборо

Редакция "Женского Ералаша" послала меня взять у мистера Оливера Бредборо интервью по поводу его разрыва с лондонским обществом психических исследований и отставки с поста президента Клуба искателей призраков. Я знал его как автора статей об оккультизме и, будучи в этом деле новичком, полагал, что такой человек должен жить в старинном особняке, где стены украшены оленьими рогами, окна завешены тяжелыми портьерами, полы устланы медвежьими шкурами, а в невероятных размеров камине пылают огромные поленья.

Меня ожидало разочарование, от которого интервью неминуемо должно было пострадать. Мистер Бредборо жил в пансионе с табльдотом на Корт Филд Гарденс. Дом как дом: фасад кремового цвета с парочкой колонн; в подъезде чисто, дорожка на лестнице, половицы в коридоре скрипят, освещение не хуже, чем в витрине магазина, только слегка пахнет кухней. Может быть, комната Оливера Бредборо обставлена в согласии с моим воображением? Я постучал в дверь с затаенной надеждой.

- Войдите!

Увы, действительность вновь обманула меня: обои в цветочках, стандартная мебель, стандартный газовый камин... Я почувствовал себя так, словно меня обокрали.

Хозяин комнаты поднялся мне навстречу.

- Мистер Бредборо?

- Он самый.

Это был кряжистый, несколько сутуловатый здоровяк. Загорелое лицо траппера, седые волосы, подстриженные ежиком, светло-голубые глаза, усы торчком, как у кота... Редакция предупредила его о цели визита. Он был явно польщен.

- Не думал, что столь серьезный вопрос может интересовать ваших читательниц, - сказал он, устремив на меня внимательный взор.

Французским языком мистер Бредборо владел в совершенстве. У него был низкий голос, и слова грохотали во рту, как булыжники.

Я что-то промямлил насчет высокого культурного уровня наших подписчиц. Он хихикнул.

- Ладно, садитесь. Виски? Вы парень ничего. Так что же вам надо?

Я чувствовал себя неуверенно: мистер Бредборо разочаровал меня, как и вся обстановка. Должно быть, на здоровье не жалуется, любит кровавый ростбиф, холодный душ по утрам, прогулки на свежем воздухе... Ничто в нем не выдавало, что он - завсегдатай астрального мира, водится с призраками и укрощает вертящиеся столики. Все же я начал:

- Публика с удивлением узнала о том, что вы заявили об уходе с поста президента Клуба искателей призраков, и мне хотелось бы...

- Выяснить причины?

- Да.

- Дорогой мой, вы уже пятнадцатый журналист, задающий этот вопрос. Отвечу, как и вашим предшественникам. Но вы, как и они, не напечатаете того, что я вам расскажу.

- Уверяю вас...

- Не уверяйте, я знаю.

- Неужели такая страшная история?

- Не страшная, а странная. В высшей степени странная. Но сначала скажите, вы верите в призраков?

- Да... То есть... - замялся я.

- Врете. Но скоро поверите.

- Скоро?

- Как только выслушаете мой рассказ. До последнего времени я полностью разделял мнение членов нашего клуба о природе призраков. Бесплотные существа, общение с которыми доступно лишь тем, кто наделен особым даром, существа бессмертные, всеведущие и так далее. Но после событий, о которых я вам поведаю, мои убеждения поколебались настолько, что я просто вынужден подать в отставку.

- Что же вы узнали?

- Что призраки смертны, как и мы с вами. Они живут, как и мы, но в мире, отличном от нашего; они умирают, как и мы, от старости, болезней и несчастных случаев, но тотчас же воплощаются в другие существа. Ничто не гибнет безвозвратно, ничто не возникает из ничего.

- Переселение душ?

- Вроде того.

- Но как же духи Наполеона и Юлия Цезаря, которых вызывают спириты?

- Шутки других духов! Духи Наполеона и Юлия Цезаря давным-давно скончались. Вернее, вселились в кого-нибудь, совершая кругооборот. А среди духов есть немало шутников, играющих на легковерии спиритов.

- Я поражен...

- И я был поражен, когда понял это. Слушайте же!

Мистер Бредборо понизил голос и, отведя глаза, вперил их куда-то в пространство.

- Месяца два тому назад мои друзья Уилкоксы пригласили меня на уик-энд в свой замок в Шотландии...

Я вынул блокнот и карандаш.

- Не надо! Мой рассказ настолько необычен, что вы запомните все и без записи. Замок Уилкоксов стоит на вершине голого каменистого холма, вечно окутанного туманом. Его не реставрировали, как почти все шотландские замки, и он подставлял всем ветрам свой дряхлый фасад с узкими стрельчатыми окнами, массивными башнями и зубцами, увитыми плющом. Впрочем, мои друзья жили в южном крыле, переустроенном по их вкусу: скрытые светильники, двери на роликах, современная мебель, похожая на ящики... Комнатами для гостей - а они расположены в северном крыле пользовались редко. Как только я приехал, мне объявили, что в комнате, предназначенной для меня, появляется призрак. Не стеснит ли это меня? Не предпочту ли я ночевать в гостиной? Я наотрез отказался.

Мы провели весь день в прогулках и беседах на сугубо земные темы. В одиннадцать часов вечера Джон Уилкокс предложил проводить меня в мою комнату. Так как в этой части замка электричества нет, он вручил мне три свечи и коробку спичек, взял подсвечник с горящей свечой, и мы двинулись длинным коридором, стены которого были увешаны потемневшими от времени картинами и рыцарскими доспехами. Каменные плиты пола гулко отражали звуки наших шагов. Слабый свет свечи падал то на чье-то бледное лицо, склоненное над молитвенником, то на блестящее лезвие шпаги, и эхо, казалось, шло нам навстречу.

Доведя меня до двери, Уилкокс пожелал мне доброй ночи и удалился. Желтоватое пламя свечи окружало его словно ореолом. Я остался один...

- Наверное вы очень волновались?

Мистер Оливер Бредборо отхлебнул виски и отрицательно покачал головой.

- Нисколько. Я давно привык к уединению и к призракам. Все вы делаете одну и ту же ошибку: вы их боитесь. А бояться совершенно нечего, надо привыкнуть к этим явлениям природы, как привыкают к молниям, к блуждающим огням, к насморку. Здравый смысл должен быть превыше всех суеверий!

Но вернемся к тому вечеру. Я вошел в комнату. Высокий потолок, кровать с балдахином, массивная мебель, слабый запах переспелых яблок. Внизу, под окном, темнел ров, которым опоясан замок. Звериные шкуры и лохмотья, бывшие некогда штандартами, прикрывали стены. Царило могильное молчание, лишь изредка раздавался крысиный писк или доносился крик ночной птицы. Я вставил свечу в канделябр и начал раздеваться. На кресло возле кровати положил револьвер, а рядом - фотопистолет своего изобретения, которым еще ни разу не пользовался; с его помощью я рассчитывал сфотографировать призрака при яркой вспышке, доказав тем самым его существование. У пистолета оказались и другие свойства, но об этом я тогда не знал. Минут через десять я лег на отсыревшие простыни, и сон быстро одолел меня.

Как долго я спал? Не знаю. Меня разбудили яростные завывания ветра и стук дождевых капель о стекло. Я открыл глаза. Вспышки молнии то и дело озаряли комнату, вырывая из мрака отдельные предметы. Сквозь шум ливня и ветра я различал и какой-то другой звук, что-то вроде пощелкивания пальцами или постукивания клювом о стекло: тук-тук! Затем раздалось визгливое, протяжное мяуканье, будто где-то поблизости рожала кошка. Мне показалось, что от окна исходит слабое свечение. Оно трепетало, приобретая постепенно неясные очертания, и наконец превратилось в высокую белую фигуру, прозрачную, как хвосты китайских рыбок. Лицо трудно было различить, но глаза фосфоресцировали, а ноздри темнели.

Мистер Бредборо сделал паузу, чтобы насладиться моим удивлением. У меня и в мыслях не было записывать его слова - затаив дыхание; я внимал поразительному рассказу.

- Что же вы сделали?

- То, что сделал бы каждый на моем месте: стал ждать, что будет дальше. Призрак принялся бродить по комнате, постукивая по стенам костяшками пальцев: тук-тук! тук-тук! Пожал смутно видными, будто в тумане, плечами и, приблизившись к двери, прошел сквозь нее, впитался, как клякса в промокашку. Я вскочил с кровати, схватил револьвер и фотопистолет и бросился вслед за духом. В коридоре светились следы. Босиком, на цыпочках, я двинулся по ним в надежде настичь духа и убедить его покинуть замок, чтобы не причинять беспокойства моим друзьям. Он убегал молча; в лицо мне веял разреженный будто в горах воздух. Когда я почти настиг его и громко закричал "Стой! Стой!", произошло нечто ужасное: призрак обернулся, и вокруг него заполыхали зеленые искры гнева. Он поднял над головой длинные руки, простер их ко мне, и внезапно шпага, висевшая до того на стене, упала к моим ногам, едва меня не поранив. Вслед за тем массивный щит задел мое плечо и с грохотом покатился по плитам коридора.

Я прижался к стене и заорал: "Что вы делаете? Я не желаю вам зла!" В ответ просвистела стрела и вонзилась в стену, вибрируя в считанных сантиметрах от моей щеки. В панике я выхватил револьвер и нажал курок. Вслед за громким выстрелом послышался дребезжащий смех. Призрак подбрасывал на светящейся ладони маленькую темную пулю. Тотчас вторая стрела разорвала рукав моей пижамы. Тогда я непроизвольным движением нажал на спуск фотопистолета; сам не знаю, как это пришло мне в голову. Раздался щелчок, яркая вспышка озарила мрак коридора, а затем наступила тишина. Я успел заметить, как подогнулись слабо светившиеся колени призрака. Он рухнул на плиты и остался недвижим. Мужской голос, задыхающийся, без всякой интонации, доносился как бы издалека: "Я ранен!".

Я рванулся к своей жертве. "Я ранен! - повторил голос. - Ваше оружие смертельно для меня". - "Откуда мне было знать..." - пробормотал я. - "Но я-то знал, вернее, предчувствовал. И поэтому бежал, увидев этот пистолет на вашем кресле. И защищался, когда вы преследовали меня. Теперь уже поздно..." - "Но разве духи умирают?" Он покачал смутно очерченной головой. Пятнышки ноздрей стали шире, зрачки поблескивали, словно два светлячка. - "Увы, мы так же смертны, как и вы", - простонал он.

И я стал свидетелем небывалого, потрясающего, непостижимого зрелища: смерти призрака.

Из груди, на которой он скрепил руки, вырывалось прерывистое дыхание, но губы оставались невидимыми. Его тело, неплотный сгусток субстанции, материализованной лишь частично, порою резко вздрагивало.

- О, как я страдаю! Нет, вы не виноваты, вы же не знали, не могли знать. Как больно! И я боюсь, боюсь будущего. В какое существо я перейду? Дайте вашу руку!

Его холодные, светящиеся пальцы коснулись моей ладони.

- Кто вы? - спросил я.

- Неважно. Призрак, каких много.

- Могу ли я что-нибудь сделать для вас?

- Останьтесь со мной. Я чувствую, что умираю. В меня проникает иная жизнь... Это ужасно! Моя душа вселяется в чуждое мне тело, я как бы между двумя мирами... Не хочу умирать, я так молод. Я многого не успел узнать. Хочу...

Свет, испускаемый призраком, стал медленно угасать, мерцая. Голос был еле слышен.

- Нет, лучше исчезнуть. Довольно страданий! Я покину свою оболочку, так надоевшую мне, я узнаю мир. Прощайте...

Пробормотав это, призрак содрогнулся в последний раз. Я склонился над ним, но увидел только каменные плиты. Его рука растаяла в моей, как тают снежные хлопья. Все было кончено.

Некоторое время я стоял там, потрясенный до глубины души. Затем вернулся в комнату, открыл окно и выбросил в ров револьвер и фотопистолет. В углу послышалось мяуканье: в мое отсутствие кошка произвела на свет черных котят. Они копошились, сбившись в кучку, и тихо пищали. Дождь перестал лить, ветер утих; лишь ветви деревьев за окном продолжали ронять капли.

На другое утро я покинул замок. А еще через день подал в отставку.

Мистер Бредборо умолк. Я не мог отвести глаз от этого здоровяка с румянцем во всю щеку, вернувшегося из потустороннего мира так спокойно, будто он побывал в бане.

- Какая замечательная история, - промямлил я. И тут же вздрогнул, услышав мяуканье. Выгнув спину, мягко ступая кривыми лапками, ко мне приближался черный кот. Его зрачки блестели, как драгоценные камни.

- Я взял одного, - сказал мистер Бредборо. - Почем знать... Его зовут Тук-тук.

Прикрепленное изображение (вес файла 33.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

1 ноября - Международный день вегетарианца

Редька

Русская сказка

Жил-был старик да старуха. У них росла редька; росла да росла — до неба доросла. Старик стал лестницу ладить; ладил да ладил — три годы проладил. Полез на эту лестницу-ту, срезал редечки и стал спущаться; спущался да спущался — три годы проспущался.

Пошел к старухе да и сказал: «Поди, старуха, к верху-то полезь». Старуха-то и пошла; полезла с мешком, нарезала редьки полон мешок; спустилась взад-ту до половины да и пала, — у старухи все косточки разлетелись. Старик-от пошел, собрал косточки-те да и склал на хлеб.

Позвал соседей выдергивать эту редечку. На ту пору дожжик задожжал, — старик-от с лестницы-то и пал.

Вот полезли соседи. Опять дожжик задожжал, — и соседи все пали. И все.

Прикрепленное изображение (вес файла 970.8 Кб)

Евгений Клюев

Одно зловещее заклинание

Когда очень-очень старый дом на центральной городской площади отремонтировали, сразу стал виден узор над его дверью. Узора этого прежде никто не замечал – и теперь все, понятное дело, принялись внимательно его разглядывать.

Странный это был узор, прямо скажем! Состоял он из тонких палочек, дужек, крестиков и уголков и ничего определенного не напоминал.

– Как Вы думаете, что этот узор означает? – спросила Табличка, на которой было написано имя владельца дома, у другой Таблички, на которой было написано название площади.

Табличка-с-Названием-Площади задумалась. Она не знала, что и предположить.

– Мне кажется, этот узор изображает птичьи следы, – наконец произнесла она.

– Никогда не видела узоров, изображающих птичьи следы, – призналась Именная Табличка. – Наверное, это всё-таки не птичьи следы… Наверное, это какая-нибудь надпись на иностранном языке.

– Пожалуй, Вы правы, – согласилась Табличка-с-Названием-Площади. – Действительно, похоже что надпись. Например, по-японски. Может быть, это какая-нибудь очень мудрая мысль… такая, как «яблочко от яблони недалеко падает».

– У японцев мудрые мысли не про яблоки, – возразила Именная Табличка. – У японцев они… про вишни. Например, «вишенка от вишни недалеко падает».

– Какая разница… яблочко, вишенка? – почему-то обиделась Табличка-с-Названием-Площади и, видимо, не в силах больше бороться с любопытством, крикнула в направлении Узора-над-Дверью: – Нельзя ли узнать, что Вы означаете, если не секрет?

– Это… – растерялся Узор, который и сам уже давно забыл, что он означает, – это… этого я не могу Вам сказать.

– Значит, секрет! – шепнула Именная Табличка соседке: обе они висели гораздо ниже, чем располагался Узор, и рассчитывали на то, что он их не услышит, хотя тот, конечно, прекрасно все слышал. – Наверное, это какое-нибудь зловещее заклинание, которое нельзя произносить вслух!

– Почему нельзя? – спросила Табличка-с-Названием-Площади.

– Ну-у… – задумалась Именная Табличка, – потому, например, что можно накликать беду.

– Как это – накликать беду? – не поняла соседка.

– Как, как!… Произнесёшь его – и пропал, вот как!

– Куда пропал? – опять не поняла Табличка-с-Названием-Площади.

Именная Табличка вздохнула: какую же всё-таки тупицу она выбрала себе в подруги!…

– Хорошо… не обязательно – пропал, – скучным голосом сказала она. – Бывают ещё такие заклинания, что произнесёшь – и превратишься в кого-нибудь… например, в жабу.

– Очень бы не хотелось, – представив себе эту омерзительную картину, произнесла собеседница. – Неприятно, когда жаба на доме висит– вместо таблички с названием площади… или с именем владельца… – Она подождала некоторое время и опять крикнула Узору:

– Скажите, пожалуйста, а если Вас произнести – превратишься в жабу?

Именная Табличка тут же зашикала на неё, а Узор сказал:

– Конечно превратишься. И многие уже превратились! Табличка ойкнула и даже пошатнулась вправо. Между тем Узор продолжал:

– Я самое зловещее заклинание в мире на самом зловещем в мире языке. Потому меня и поместили так высоко над землей… я очень опасен! Если мной неправильно пользоваться, можно даже погубить мир. Сначала подует страшный ветер, потом начнётся ливень и смоет с лица земли всё сразу. И ничего не останется вокруг – ни единого дома, ни единого дерева, ни единого живого существа… кроме жаб, конечно!

Тут Именная Табличка принялась дрожать от страха, застучав по входной двери медным своим лбом.

– Кто-то стучит, – послышалось из дома, и Хозяин вышел на улицу.

– Никого нет, – сказал он появившейся вслед за ним Хозяйке.

И вместе они с удовольствием окинули взглядом своё отремонтированное жилище.

– До чего же всё-таки красиво стало! – не впервые восхитился Хозяин. Но на сей раз добавил: – Особенно торжественно выглядят эти римские цифры высоко над входом. Просто поверить трудно, что дом был построен в 1865 году… но поверить приходится: видишь, вот тысяча, потом идут сотни… восемь сотен, потом десятки – шестьдесят… и в конце пятерка – галочкой.

– Тысяча восемьсот шестьдесят пять, – повторила за ним Хозяйка.

Они ещё немножко полюбовались домом и ушли внутрь. В мёртвой тишине Табличка-с-Названием-Площади, снова покачнувшись, прошептала:

– Они произнесли заклинание! Что с ними теперь будет?

– Понятно что… – отозвалась Именная Табличка, снова начиная дрожать. – Завтра утром из этого дома на работу запрыгают две жабы…

– Вот гадость-то! – чуть не оторвалась Табличка-с-Названием-Площади.

И, в ужасе переглянувшись, обе с нескрываемым отвращением принялись ждать утра следующего дня.

Прикрепленное изображение (вес файла 83.1 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

12 ноября — Зиновий-синичник, синичкин день.

Скребицкий Георгий Алексеевич

Наши дела и новости: Снеговик

За ночь выпало много снега. Утром, когда ребятишки пошли в детский сад, они просто не узнали свою улицу: она была вея белая — и мостовая, и тротуары, и крыши домов. А воздух был чистый, прозрачный, и в нём так хорошо пахло свежим, только что выпавшим снегом!После завтрака ребятишки оделись и вместе со своей воспитательницей Марьей Ивановной вышли во двор. Тут они принялись за работу: накладывали на санки лопаточками снег, отвозили его на середину двора и сваливали в большую кучу. Ребята старались наложить на санки побольше снега, потом один впрягался и тянул за верёвку, а другой подталкивал сзади. Тот, кто тянул, был лошадью, фыркал и брыкался, а кто подталкивал — был возчиком. Он покрикивал на лошадь и даже слегка подстёгивал её хворостинкой. Лошадь на это не обижалась.

— Вот мы с Петей какой огромный воз привезли! — крикнул Коля, подвозя санки к Марье Ивановне.

— Молодцы! — похвалила она. Другие ребятишки тоже не отставали в работе, и скоро посреди двора выросла большая куча снега.

Тогда начали лепить деда-снеговика. Сначала слепили туловище, потом скатали из снега круглый ком и положили на туловище — получилась голова. Вместо глаз вставили два уголька, а вместо носа приделали большую, толстую морковь. Руки Марья Ивановна вылепила из снега и в одну дала метёлку, а другою снеговик упёрся в бок. Так он и стоял, подбоченясь, с метлой в руке. На голову ему надели старую соломенную шляпу.

Эта шляпа ребятам была давно знакома. Прошлым летом на даче Марья Ивановна сначала ходила в ней за грибами. Потом как-то раз грибов набрали очень много — их некуда было класть, и тогда шляпа Марьи Ивановны превратилась в корзинку. Затем из корзинки она превратилась в сачок, ребята ловили им головастиков и водяных жуков.

А теперь Марья Ивановна опять достала шляпу из кладовки, вставила сбоку вместо пера прутик и надела её на голову снеговику:

— Ну, вот и готово! Ребятишки и Марья Ивановна отошли в сторону, чтобы издали полюбоваться на свою работу. И вдруг все так и замерли: с соседнего дерева прямо на голову снеговику спорхнула синичка. Ребята её хорошо знали. Она постоянно летала вместе с воробьями по двору возле дома и клевала хлебные крошки. Ими дети кормили птиц. Эта синичка была очень смелая. Она часто садилась на подоконник и даже на форточку. Вот и теперь она прыгала на шляпе снеговика и несколько раз что-то с неё склюнула. А потом перелетела на длинный морковный нос и давай его долбить!

— Марья Ивановна, Марья Ивановна! — заволновались дети. — Она ему весь нос отклюёт!

— Нет, ребята, не бойтесь! — засмеялась Марья Ивановна. — А знаете, что я придумала? Давайте так устроим, чтобы наш дед-снеговик кормил птиц.

— Давайте, давайте! — закричали все, перебивая друг друга.

Синичка испугалась, взлетела на дерево и уселась на ветку.

— Слушайте, — сказала Марья Ивановна, — мы дадим снеговику в руки не метёлку, а дощечку, чтобы он держал её перед собой, как поднос. А на дощечку каждое утро будем сыпать разные крошки и зёрнышки. Вот наш снеговик и станет кормить птиц.

— Ой, как хорошо! — обрадовались дети и даже запрыгали от восторга. Они быстро отыскали подходящую дощечку и принесли её Марье Ивановне.

Тогда она переделала руки снеговику. Теперь он держал ими дощечку. На неё дети насыпали хлебных крошек, зёрен, а маленькая Таня даже положила кусочек сахару, который оставила от чая для куклы. Угощенье было готово, и дети побежали домой, чтобы глядеть в окно, как птицы прилетят к деду-снеговику.

Но в этот день почему-то никто из крылатых гостей не захотел попробовать угощения ребят.

Зато на следующее утро птицы, наверно, перестали бояться. Первой прилетела на дощечку бойкая синица, а следом за нею туда же собралась целая стайка воробьёв.

Дед-снеговик угощал птиц. Он держал дощечку, как блюдо, на вытянутых руках и поглядывал на воробьёв и синичку чёрными угольными глазами, будто хотел сказать: «Кушайте, кушайте получше, набирайтесь побольше сил».

И птицы очень охотно клевали крошки и зёрнышки.

Прикрепленное изображение (вес файла 145.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

27 ноября - День Чёрной кошки

Мой кот - пришелец с другой планеты

(Автора не помню)

Однажды ненастным вечером в нашу квартиру позвонили. Я открыл дверь и никого не увидел.

— Федя, кто пришел? — крикнула с кухни жена.

—   Никого,— ответил я озадаченно. Потом поглядел себе под но­ги и увидел роскошного, пушистого, черного, как ночь кота.

Он внимательно смотрел мне в ли­цо ярко-желтыми бесовскими гла­зами.

—   Ну, входи, раз уж пришел! — сказал я растерянным голосом.

—   Боже, какой красавец! Навер­ное, соседи подбросили! — несколь­ко нелогично воскликнула жена.

—   А может, это он сам позво­нил? — пошутил я.

—   Сам! — закричала Светка, хватая кота на руки.— Никому не отдам мо­его Микки.

—   Микки? — удивился я.

—   Конечно! — твердо заявила дочь.— Разве не видно?

...На следующий день начались чудеса. С утра меня вызвал началь­ник и предложил новую должность. Причем даже не ту, о которой я так долго мечтал, а совсем другую, еще на ступеньку выше.

Когда я, счастливый, как на крыль­ях примчался домой и торжественно вытащил из портфеля бутылку шам­панского, жена не заворчала, как обычно, а, напротив, улыбнулась так, как не улыбалась мне со дня свадьбы.

—     Умница! Как ты догадался? — сказала она нежно.

—   О чем? — удивился я.

—   Что у нас сегодня такой счаст­ливый день! Представляешь, Светка получила пятерку за диктант!

—   Не может быть! — ахнул я.— Ведь выше тройки она никогда...

—    А я отхватила себе сапоги. Им­портные! И веришь, ни рубля не пе­реплатила.

...В последующие дни чудеса про­должались. Я выиграл в шахматы у кандидата в мастера. Светку поймал на улице и предложил сниматься в фильме какой-то кинорежиссер, а Рита выиграла в спортлото четыре рубля.

Уложив спать Светку, мы уютно устроились в нашей гостиной.

—   Милая,— сказал я жене и при­тянул ее к себе, чтобы поце­ловать.

Рита приложила палец к губам:

—   Тсс. Он смотрит.

—   Кто смотрит? — завертел голо­вой я, оглядывая комнату.

—   Он.

—   Кто?

—   Наш Микки.

—    Что за глупости!— рассердился я.—Нет здесь никакого Микки.

—   Здесь,— непоколебимо ответила жена.

—   Где ты его видишь?

—   Я не вижу, я чувствую! — гор­до заявила Рита и доверительно до­бавила: — Ты знаешь, по-моему, я экстрасенс!

—   Кто? — я даже подпрыгнул в кресле.

—     Экстрасенс! Ты что, не слышал никогда? У нас на работе один чудак лекцию читал. Экстрасенсы — это люди, которые биополе чувствуют. Вот, скажем, с кем-то где-то чего-то случилось, а они чувствуют.

—    И ты чувствуешь?

—      Конечно! Ты сам сколько раз удивлялся — не успеешь ключ в за­мочную скважину вставить, а я уже говорю Светику: «Вот наш папочка опять с какого-то банкета заявился!» Было?

—    Было!—вздохнул я подавленно.

—         То-то же! Ты еще только вы­пить собираешься, а я уже чувствую!

—   Значит, ты экстрасенс?

—    Послушай,— сказала вдруг она жарким шепотом,— тебе не кажется, что наш Микки вовсе не кот?

—    А кто же он, собака, что ли? — хихикнул я.

—    Он не кот, а... пришелец!

—    Кто?!

—    Пришелец! С другой планеты.

—    Эх, ты! — сказал я соболезну­юще.— Вот что значит лекции невни­мательно слушать. На летающих тарелках к нам прилетают гуманоиды. Ясно? А не коты!

—    Нет, я не спорю,— снова зашеп­тала жена.— Гуманоиды гуманои­дами. Но разведчиков они же навер­няка к нам засылают.

—    Зачем?

—    Чтобы информацию собирать.

—    Информацию?

—    Конечно. Кто меньше всех вы­зовет у человека подозрение? Безу­словно, кот! Причем, обрати внима­ние — во все времена именно чер­ным котам приписывали некую ма­гическую силу. Ты же видишь, как нам стало везти с тех пор, как явил­ся Микки?

—    А зачем ему это надо? — сдав­ленно спросил я.

—    Усыпляет бдительность. Мы с то­бой «хи-хи» да «ха-ха», а он тем временем нас изучает и передает своим, дескать, внедрился в рядо­вую советскую семью. Муж — инже­нер, жена — бухгалтер, дочь в чет­вертый класс ходит. Так, мол, и так!

...То, что Микки—пришелец, не­долго оставалось тайной. Надо знать мою супругу. К нам зачастили ее по­други. Оживленно болтая, они обша­ривали глазами квартиру и вдруг замирали в мистическом экстазе, обна­руживая кота.

—   Невероятно,— шептали они друг другу. А затем лихорадочно припуд­ривались и, накрасив губы, начинали нести какую-то невероятную ученую чепуху, искоса поглядывая на Микки: сглатывает он информацию или нет.

Микки презрительно щурился и внезапно исчезал. Все кидались его искать, но напрасно — если Микки не хотел показываться, никто его найти не мог. Я пытался разгадать тайну черного кота. Когда я оставался один в квартире, то старался вызвать его на серь­езный мужской разговор. Читал ему из газет рецензии на спектакли и спортивные репортажи. Кот слушал внимательно, потом вставал и куда- то бесследно исчезал...

Я стал ловить себя на том, что об­ращался к коту на «вы» и вообще относился к нему, как лев к своему дрессировщику, с легким испугом.

Тем временем судьба по-прежнему была к нам благосклонна. Рите выде­лили путевку в пансионат матери и ребенка на Черном море. Только я их проводил, как неожиданно полу­чил премию за давно забытое раци­онализаторское предложение. Такое событие полагалось отметить. Я при­гласил домой своих друзей — аспи­ранта Витю и профессионального поэ­та Василия Подкову.

Профессионализм Василия заклю­чался в основном в том, что он ни­где не работал. Однажды напечатав стихотворение в молодежной газете, Подкова понял, что рожден быть поэ­том, решительно уволился из наше­го бюро и с тех пор занимался мно­гочисленными тяжбами с издатель­ствами, которые никак не хотели опубликовать его книгу стихов.

Выпив две рюмки, Василий, обычно озлобленный, подобрел и стал читать нам стихи.

Стихи были громкие, с надрывом, так что Витя слегка всплакнул. Меня же, напротив, после коньяка всегда тянет на спор.

—   Душевно, старик, ничего не ска­жешь. Но старо как мир. Любовь, морковь!

—   А ты что, можешь подсказать новую тему? — захохотал Подкова, показывая прокуренные зубы.

—   Могу! — заявил я.

—   Ну-ка, ну-ка! — загомонили при­ятели.

—    Пожалуйста! Про космос!

— Про космос было,— вяло возра­зил Василий.

—    А я — с новым поворотом!

—    Каким поворотом?

—    Про кота!

Приятели смеялись до слез, а на Василия вообще напала икота.

-— Зря смеетесь! – обиделся я – Мой кот пришелец с другой планеты.

—   Докажи!

Пожалуйста! Он вроде бы здесь, в квартире, а потом — рраз и нету!

—    Как нету?

— Так. Исчезает в космическом пространстве!

Подожди, давай разберемся! — строго сказал аспирант Витя.— Сей­час где твой кот?

—    В квартире,— твердо сказал я.— А потом вдруг исчезает.

Да, непонятно,— кивнул головой Витя. Что же, давай проверим экс­периментальным путем.

—   Микки! — позвал я.

Раздался странный скрип,  и мы изумленно увидели, как кот неожи­данно выпрыгнул из книжного шкафа.

— Что он там делал? — ошарашенно спросил Василий.

— Собирал информацию,— невоз­мутимо заявил я.

Кот индифферентно прошел мимо нас и... исчез на кухне.

— Вот видите! — с торжеством за­метил я.—Ушел через черную дыру в космос.

—    Этого не может быть! — заявил Витя.

Мы обшарили всю кухню, загляну­ли в каждую кастрюлю — кота не было.

— Значит, он здесь, за плитой,— упрямо сказал Витя.

—    Но здесь и мышь не проле­зет,— заспорил я.

— Ты котов плохо знаешь,— мрач­но заметил Василий, стоя на четве­реньках и пытаясь снизу заглянуть под плиту.— Дай-ка вон ту палку, я его пугану.

Мне очень не хотелось, чтобы оби­жали Микки, но чистота эксперимен­та превыше всего. Однако тыканье палкой под плиту ни к чему не при­вело. Кот не откликался. Тогда Витя схватил чайник и полил за плиту сверху. Хотя образовалась порядоч­ная лужа, кота так и не обнару­жили.

-— Сдаюсь,— торжественно заявил Витя.— Верно, что твой кот — при­шелец.

Мы выпили за торжество космиче­ской науки и расстались. Вскоре раз­дался телефонный звонок.

—    Федя — послышался хриплый, замученный голос Василия.— Ради бо­га, скажи своему коту, что я прошу у него прощения.

—    Что-нибудь случилось?

-— Он на меня послал сразу два несчастья: во-первых, меня залили соседи сверху, а во-вторых, размок­ли все мои стихи! Пропал многолет­ний труд. Умоляю, чтобы он меня простил. А то у меня завтра свида­ние с любимой девушкой, как бы не случилось чего похуже...

Через минуту позвонила жена Ви­ти.  Рыдающий голос меня проинфор­мировал:

—    У нас чепе...

—    Что-нибудь с Витей?

—    Да... пошел играть к соседу в шахматы, а тот его на пятом ходу шарахнул черным конем по голове... Витя лежит с примочкой и просит со­общить о случившемся твоему Микки для принятия космических мер... Он что, большой начальник, твой прия­тель Микки?

Я тихо положил трубку, встал на колени и тихо произнес:

-— Микки, ну не надо больше! Да­вай простим этих болванов. Они ведь не со зла...

В ответ я услышал тихое мурлы­канье. Пополз на звук. Под гардеро­бом увидел коробку из-под Ритиных сапог. Там лежал Микки, а рядом с ним... шесть очаровательных котят.

—  Микки! — сказал я тихо.—Мик­ки! Значит, ты не пришелец? И вооб­ще, ты не он, а она?

—   Мурр,—сказала Микки и нача­ла с азартом облизывать своих беленьких и черненьких детенышей.

Добро пожаловать, милые пришельцы!

Прикрепленное изображение (вес файла 31.3 Кб)