Сектор Орион - Мир Беллатрикс - Сказочный мир

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

14 июля — День взятия Бастилии

Легенда улицы кота-рыболова

Взято отсюда: https://paris10.ru/10-samykh-populyarnykh-legend-parizha

Rue du Chat qui Peche – одна из самых старых и коротких улиц в Париже, всего-то 15 метров в длину и 1,5 в ширину. Свое название улочка получила благодаря городской легенде 15-го века. Говорят, что неподалеку от этого места жил да был черный кот, который умел ловить рыбу лапой. Котом владел отец Перле, старый каноник Сен-Северена, которого подозревали в занятиях алхимией, а она в те времена практически приравнивалась к черной магии.

Однажды трое студентов Сорбонны обратили внимание, что кота и его хозяина никогда не видели вместе, и сделали вывод, что отец Перле – оборотень. Тогда троица подкараулила черного кота, возвращавшегося с рыбалки, убила его, а труп бросила в реку. Отца Перле никто в тот день в Париже так и не встретил. Поползли слухи, что студенты на самом деле убили не кота, а самого каноника, и правосудие свершилось невероятно быстро и без всякого следствия: королевский прокурор постановил повесить всех троих.

Через пару дней, к удивлению горожан, отец Перле вернулся в Париж из непредвиденной поездки за город и отслужил воскресную мессу в Сен-Северене. В тот же день черный кот вернулся к привычной рыбной ловле на берегу Сены. С тех пор улица и получила свое нынешнее название. А черного кота каноника больше никто и пальцем не тронул. Говорят, призрак кота-рыболова все еще пробегает по узкой парижской улочке.

Прикрепленное изображение (вес файла 184.1 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

14 августа — Медовый Спас

Абдулла Алиш

Нечкебиль

Посмотрите-ка, что вы видите перед собой, и знаете ли, что это такое?

Вон в шахматном порядке выстроились домики. В этих домиках живут пчёлы.

Пчёлы? Какие пчёлы? Пчёлы собирают сладкий мёд, делают воск для свечей. А летать они могут дале­ко-далеко. Пчёлы жалят. Если они ужалят человека, то доводят его до слёз.

Их домики окрашены в разные цвета: красный, как мак, зелёный, как трава, жёлтый, как песок, голубой, как небо.

А вон там, в сторонке, стоит пригорюнившаяся оди­нокая колода. Такими были раньше домики для пчёл. А теперь эти колоды лишь напоминают о старине.

Кто этого не знал, пусть погуляет по нашей колхозной пасеке и сравнит новые улья с колодой.

Из-за голубого горизонта, улыбаясь, поднимается солнце. Его лучи, словно медные стрелы, летят к уль­ям, коснутся его стен и говорят: «Поднимайтесь, под­нимайтесь, за дело принимайтесь!»

Пчёлы одна за другой вылетают из улья. А когда солнце поднимется высоко, воздух нагреется, они всей семьей спешат на работу... Дзинь-дзинь... Далеко-дале­ко - в сады и на поля, в леса и луга...

У этого голубого домика очень много хозяев. Узнать сколько их там, можно только тогда, когда ты­сячу раз пересчитаешь пальцы своих рук или звёзды на небе...

Целый день ярко светит солнце и греет землю. Оно показывает пример всем: насекомым, животным, лю­дям - и призывает всех работать.

К его призыву прислушиваются и жители голубого домика.

Нечкебиль проснулась раньше всех. Думая, что опоздала, торопливо вылетела из своего домика.

Поднявшись на высоту яблони, она сверху с опас­кой поглядела на свой улей: как бы не пришли какие-нибудь злодеи, не подменили домик, не сыграли бы над ней злую шутку.

Поэтому она ещё раз внимательно глянула на свой домик и постаралась запомнить его.

Домик был голубой, как небо.

- До свидания, мой прелестный домик! - промол­вила Нечкебиль. Потом она немного покружилась над ним и полетела вдаль.

Долго-долго летела Нечкебиль.

Спелая рожь приветствовала её, кланяясь налиты­ми колосьями. Радушно встречали Нечкебиль поля, покрытые цветами.

Кружась, как маленький самолётик, Нечкебиль опустилась на цветок. Вокруг пестрели цветы - бе­лые, жёлтые, синие, красные - они покачивались на лёгком ветру и радовали сердце. На лугу от цветов такой аромат, будто всё обрызгано духами. Нечкебиль перелетает с цветка на цветок и скоро вся покрывается цветочной пыльцой. Она переносит её с одного цветка на другой.

Так маленькая пчёлка помогала растить богатый урожай.

Собирая сладкий нектар, повстречалась Нечкебиль с Саранчой,

- Эй, мохнатая! - окликнула Саранча пчёлку.

- Меня зовут Нечкебиль. Если есть дело - подходи ко мне смело.

Саранча подлетела поближе и начала расспрашивать, что пчела делает, а потом и о себе кое-что рассказала:

- Издалека, со стороны Ирана, в голодные годы прилетели сюда мои предки. Видно, они думали, что здесь легче живётся. Но люди травили их ядом, а потом закапывали в глубокие канавы. Даже черногрудые скворцы и те их клевали.

- Если приносишь пользу, - сказала Нечкебиль, люди и ядом не травят, и в землю не закапывают, а наоборот - ухаживают. Чтобы нас было больше, они делают нам тёплые домики, поят сладким щербетом. А вы губите хлеба, потому от вас хотят избавиться.

Саранча, услышав слова Нечкебиль, вытаращила глаза.

В этот момент прилетела стая скворцов. Один из них, что посмелее, взял да и проглотил Саранчу.

А Нечкебиль полетела дальше.

Она порхала с цветка на цветок, пила сладкий нектар. Но вот опять кто-то её окликнул.

- Пчёлочка с жалом,- пропищал Комар,- подойди ко мне.

- Меня зовут Нечкебиль. Если есть дело - подхо­ди ко мне смело,- ответила Нечкебиль, а сама к Ко­мару не стала подходить.

И снова она слышит жалобы на людей и живот­ных:

- Тот рукой прихлопнет, этот хвостом прибьёт. И ещё боюсь солнца, поэтому прячусь под листьями и на охоту днём выхожу редко.

Нечкебиль ответила Комару:

- Вы пьёте кровь, разносите лихорадку...

Но Комар был голоден и поэтому не стал слушать пчелу. Жужжа, полетел он к человеку, который полол поле. Только сел ему на шею, как человек прихлопнул его.

А Нечкебиль полетела дальше.

В то время, когда Нечкебиль опять порхала с цвет­ка на цветок и пила нектар из цветка мака, её снова кто-то окликнул грубым голосом:

- Пчёлка, пчёлка, лети сюда!

- Меня зовут Нечкебиль. Если есть дело - под­ходи ко мне смело.

И вот из травы слышится жужжание. Смотрит Нечкебиль, а это ползёт Овод, с двумя крылышками и шестью ножками. Голова у него зелёная, а брови си­зые. Подполз Овод к пчеле, и начали они расспраши­вать друг друга о житье-бытье.

Сел Овод рядом с Нечкебиль на цветочное кресло и стал сетовать на трудную жизнь:

- Сенокос мы ждём с нетерпением, хотя после него мы и гибнем. В пору сенокоса еды всякой для нас бывало много: на лугах не счесть людей, жеребят, ло­шадей. А теперь вместо косарей и лошадей приезжает какая-то машина. Со своей косилкой она в один-два дня весь луг скашивает. Эта машина всё фыркает и противный запах разносит. И на спину ей садишься, и кусать стараешься, но толку никакого.

Нечкебиль улыбнулась и говорит:

- Раньше эти луга были барскими, а теперь они стали совхозными. Машины, которые фыркают, трак­торами называются, их заправляют керосином и при­цепляют к ним косилки.

Нечкебиль хотела всё подробно Оводу рассказать, но он почуял запах пота, не стал её слушать и улетел. Очень огорчил он этим пчелу.

Смотрит Нечкебиль, а по гладкой дороге, погоняя лошадь, едет человек. На дуге у лошади сидит Овод. Потом Овод перелетел на спину лошади, и лошадь прихлопнула его хвостом.

А наша Нечкебиль благополучно полетела дальше.

Летела Нечкебиль по своим делам и только хотела сесть на красивый цветок, как её опять кто-то окликнул:

- Эй, пчёлка, лети ко мне!

Оглянулась Нечкебиль и увидела Стрекозу с длин­ным туловищем, четырьмя крыльями и головой, похо­жей на зелёную пуговицу. Она, порхая, летала среди цветов и тоже, бледная, лакомилась сладким некта­ром. Стрекоза стала жаловаться:

- Почему меня так называют?..

Но тут уж Нечкебиль не успела её дослушать: она заметила, что солнце клонится к закату. Она была и сама сыта и мёду набрала. Пора было возвращаться домой. Сказала Нечкебиль Стрекозе «прощай»... и уле­тела.

Нечкебиль не заметила, как, собирая мёд с цветов, оказалась за далёким лесом. Когда она повернула до­мой, вдруг поднялся сильный ветер, нависла, туча и загремел гром. Ветер так бушевал, что уносил летящих птиц. Он же глупый, этот ветер, хочет и Нечкебиль унести с собой. Но она не сдаётся ветру, сопротив­ляется.

Бедная пчёлка устала, и к тому же, когда она уже была почти у дома, полил дождь.

- Что делать?

Нечкебиль не растерялась. Залезла под лопух и укрылась от дождя.

Вскоре поднялся сильный ветер и разогнал тучи.

Едва дождь перестал и засверкало солнышко, Нечкебиль опять пустилась в путь.

Только собралась Нечкебиль спрятать в ячейку мёд, который она принесла, как вдруг видит - стоят дедушка с мальчиком, они закрыли лица сеткой и окуривают голубой домик. Дым пугает пчёл, и они вы­ползают наружу. А тех, которые упрямятся и остаются сидеть на раме, сметают лёгким крылышком. Дед с мальчиком снимают рамы, полные мёду, и отдают их медогонам.

Вон там стоит белый жестяной аппарат. Машина крутит раму, жидкий мёд не может удержаться в ячейках, брызжет из сот на стенки бака и, как вода, стекает в деревянную кадку. Воздух напоён медовым ароматом, который слышно далеко вокруг.

Но почему же не видно здесь пчёл? Почему они не летают с жужжанием над посудиной, не мешают людям?

А потому, что мёду много в цветах и пчёлы сыты.

Если же они голодны и в эту пору запахнет мёдом, тогда пчёл не остановишь. Они густо облепят посуду, а некоторые даже в меду увязнут. Помогать пчёлам прилетают осы, и мёда как не бывало.

Но пока всё в порядке. Мёд стекает в деревянную кадку, а ячейки остаются пустыми.

А потом снова начинается горячая работа.

Неутомимые труженицы бросаются на соты. Нуж­но и ячейки поправить, и за младенцами присмотреть, согревать личинки в ячейках и содержать домик в чистоте и порядке.

Жёлтая, как воск, с длинным туловищем и корот­кими крыльями, единственная на весь улей матка откладывает яйца в каждую ячейку.

Только трутни-лежебоки не знают никаких забот, отлынивают от всякой работы. Они ничего не умеют делать, едят только мёд да только жиреют.

Все заботы лежат на рабочих пчёлах: они собирают мёд, строят соты, ухаживают за младенцами, работают на дому. Они бывают очень сильными и могут устоять против всяких врагов.

Нечкебиль тоже рабочая пчела. Она тоже заботится о голубом домике.

Однажды вернулась Нечкебиль с мёдом и ахнула. Из дверцы голубого домика одна за другой вылетали пчёлы и тучей кружатся над ним. Тревожно жужжат трутни.

Пчёлы всё летают, но в домик не возвращаются.

- Что случилось?

- Почему разлетелись пчёлы?

А дед с мальчиком радуются.

- Пчелы роятся,- говорят они.

На яблоневую ветку первой садится пчелиная мат­ка. Туда же садятся и рабочие пчёлы. Их становится много. Рой походит теперь на шерстяной клубок.

Дедушка и мальчик подождали, пока собрался весь рой, а потом принесли лукошко. Они натёрли лукошко лимонным маслом. Берестяным совочком дед осторож­но переложил пчёл в лукошко. Среди многих других попала туда и знакомая нам Нечкебиль.

Когда больше половины роя оказалось в лукошке, остальные пчёлы сами начали залетать в него.

- Поставь его в прохладное место, сынок,- ска­зал дед, когда все пчёлы перебрались в лукошко,- и завяжи сверху тряпкой.

Сам он принялся готовить домик для новой семьи.

В голубом улье пчёлы разроились бы, но дедушка с мальчиком схитрили. На место голубого домика они поставили другой, точно такой же. А прежний голубой домик перенесли на другой конец пасеки. Сами спо­койно ушли домой.

Как ни в чём не бывало рабочие пчёлы отправились за нектаром. Хоть и опасались пчёлки, но вернулись уже не в старый домик, а в новый. Старый дом осиро­тел. Зато в новом пчёлы не только быстро привыкли, но и начали жить и поживать в своё удовольствие.

Но пока в новом доме царит бедность.

В рамах еще нет сот с глубокими ячейками. В но­вом жилище ни одной капли мёда не найдёте. Искус­ственные соты надо доделывать. Ячейки должны стать такими, чтобы в них можно было налить мёду. Новые хозяева старательно собирают мёд, делают воск.

Они не жалеют сил, и новый дом с каждым днём крепнет.

Но... пчёлы думали, что на зиму мёду собрали до­вольно и забот у них больше нет, а дедушка с озор­ным мальчиком срезали все соты с мёдом и унесли.

Мёд, который они перегнали раньше, раздали кол­хозникам.

Вот и осень настала. На полях и лугах цветы дав­но исчезли. Подули холодные ветры. Нечкебиль прилетела без мёда. Дни стали унылыми. Пришла пора готовиться к зиме.

Трутни сами мёда не собирают, они очень смирные, даже жалить не умеют, но едят мёд, который пчёлы заготовили на зиму. Если оставить зимовать всех трут­ней, то им очень много еды нужно. У рабочих пчёл еды хватает только для себя, поэтому трутней ждёт гибель.

И начинается против трутней-дармоедов война. Нечкебиль тоже воюет, она выбирает себе жертву - толстого трутня и разрывает лежебоку на части.

Нынче Нечкебиль стоит у входа на страже, но ору­жия у неё никакого нет. Летом вход в улей никто не охранял. Почему же надо охранять его осенью? Кто догадается? Ну-ка скажите!

Вон видите чёрненькую, гладенькую чужую рабо­чую пчелу, она кружит вокруг домика, пытается влезть в него. Она знает, куда спрятаны кадочки с мёдом. Хо­чет поесть украдкой мёда и скрыться...

Старый пасечник прикрыл вход в голубой домик, этим он помог Нечкебиль, охранять ей стало легче. Впрочем она зорко стоит на посту и отгоняет всех врагов.

Однажды дед-пасечник с мальчиком начали готовить ульи к зиме.

Домик новой семьи пчёл они стали чинить, приво­дить в порядок и утеплять. Вся эта возня очень разо­злила подружку Нечкебиль.

«Видать, пришли последний наш мёд отбирать»,- подумала она и ужалила озорного мальчика в самый кончик носа.

Мальчик начал прыгать, вертеться и не выдержал, заплакал.

Седобородый дед поругал мальчика и строго сказал:

- Говорил же я тебе, что осенью пчёлы бывают сердитыми, а ты сетку не надел, заупрямился.

Жало пчелы осталось в носу мальчика. Пчела взлетела, но долго летать не смогла - упала и умерла.

Когда осыпались листья и птицы улетели в тёплые края, пчелиные ульи перенесли на зиму в омшаник.

Ярко-голубой домик Нечкебиль вместе с другими домиками тоже внесли туда.

На этом и нашей сказке конец.

Прикрепленное изображение (вес файла 56 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

19 августа — Яблочный Спас

Настасья Бетева

Притча о бедняке и яблоне

Однажды бедняк, не евший несколько дней, набрел на яблоневый сад. Плоды на деревьях были спелые и наливные, и у бедняка мгновенно свело желудок.

«Если я сейчас не полакомлюсь этим яблоком, я умру от голода» — подумал он. Взяв увесистый камень, он бросил его в яблоню, потому что плоды располагались чрезвычайно высоко. Камень ударил по яблоку, сбив его, и отлетел дальше, вглубь дивных яблоневых зарослей.

Но не знал бедняк, что этот яблоневый сад принадлежит королю, который в это время обедал на свежем воздухе недалеко от яблонь. Камень, брошенный бедняком, попал прямо в короля, больно ударив его по руке. Солдаты, охраняющие властителя, мгновенно сорвались с места и уже через пару минут привели испуганного бедняка. Справедливый король реши выяснить, зачем оборванец покушался на его жизнь, и стал расспрашивать его:

— Ты ли бросил в меня камень?

— Я, ваше величество. Простите меня.

— Ты желал моей смерти?

— Нет, вовсе нет! Просто, проходя мимо сада, я увидел множество красивых яблонь, и мой желудок свело от чувства голода: ведь уже почти пять дней в моем рту не было ни маковой росинки. Я сбил яблоко камнем и был счастлив: смотрите, я даже не успел выбросить огрызок от него. Я не могу знать, куда полетел дальше камень.

— Скажи, а как долго ты будешь сыт от того яблока? – спросил серьезно король.

— Нет, но у меня нет выбора.

— Эй, — обратился он тогда к слуге. – До самого конца жизни этого человека выдавай ему денег на пропитание.

— Но какое же это наказание? – возразил слуга. – Он ведь попал в вас камнем!

— Конечно, — рассмеялся король. – Ведь он целился в яблоню, а попал – в короля. А я, как король, могу дать ему гораздо больше!

Прикрепленное изображение (вес файла 242.9 Кб)

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

29 августа — Хлебный (ореховый) Спас.

О хлебных колосьях

Удмуртская народная сказка

Когда-то давным-давно хлеб на полях рос не таким, как теперь: он был и кустистее, и выше, а главное, соломины совсем почти не было, а по всему стеблю был колос, он начинался у самой земли. Это было в век, когда кылдысин жил на земле, и после того как он ушел с земли на небо и оттуда помогал удмуртам. Было бы так, наверно, и до сих пор если бы не бабья глупость.

В каком-то селении на праздник ржаного урожая собрались в поле все жители. Бабы принесли с собой своих младенцев. Дни тогда стояли жаркие, и много детей страдало поносом. Чтобы не пачкать лишних пеленок, бабы рвали в поле пучки наливающихся колосьев и обтирали ими ребятишек. Когда кылдысин увидел такое неуважение к хлебным зернам, он так разгневался, что повелел всем хлебным растениям не давать более ни одного зерна, расти вверх пустыми соломинами.

Будучи так жестоко наказанными, люди стали горько плакать и приносить жертвы кылдысину. Но кылдысин и слушать не хотел людские просьбы. В плачах и песнях начал тогда человек выражать свое горе перед всеми животными и природою. Наконец собака сжалилась над людьми и решилась выступить защитницей перед кылдысином. "Когда ты создавал колос, - сказала она кылдысину, - ты ведь выделил часть хлeба и для моего пропитания. Что же я-то тебе сделала, что ты отнял мой пай и заставляешь меня умирать с голоду?"

Кылдысин понял, что собака хлопочет больше о человеке, чем о себе. Смягченный раскаянием людей и их жертвами, более всего тронутый любовью собаки к человеку, он снова велел хлебным растениям приносить зерно, но так, чтобы колос рос не от земли, а только на самой верхушке соломины, длиною не больше собачьего носа. С тех пор человек получает от земли не свой прежний пай, а собачью долю.

Как знать, если бы собака не заступилась за человека, то, может, и вовсе не было бы хлeба на земле.

Прикрепленное изображение (вес файла 807.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

31 августа — день Фрола и Лавра, лошадиный праздник

Скакун

Казахская сказка

В далекие времена жил скупой бай. Было у него три взрослых неженатых сына. Бай дорожил своим хозяйством и говорил близким друзьям:

- Женитьба сыновей совсем разорит меня. За каждую невесту придется дать большой калым. Пусть лучше они подождут жениться!

Однажды братья собрались и стали толковать о своей горькой участи. Старший и средний сказали младшему:

- Наше терпение не сломит скупости отца. Сходи к нему и скажи, пусть он сделает все, чтобы женить нас.

Младший брат пошел к отцу и передал просьбу от имени всех братьев.

Отец сказал:

- Придет осень, маленькие жеребята в табунах перестанут сосать маток и станут взрослыми. Тогда я исполню вашу просьбу.

Наступила осень, но бай не сдержал своего обещания.

Он дал новый срок:

- Когда пройдет морозная зима и холода сменятся теплом, я вас женю.

Зима оказалась несчастливой. Во время джута погиб весь скот. Спасли братья только одного жеребенка. Кормили они его клевером, сами недоедали, но делились с ним кусочками хлеба.

Скупой бай не вынес голода и умер вместе с женой. Сыновья остались нищими. Ходили они по аулам и просили милостыню.

Подрос жеребенок и обещал стать конем невиданной красоты. Был он весь белый. Шерсть его блестела на солнце, как серебро. Грива была мягкой и пушистой.

Однажды младший брат сказал:

- Отдайте мне жеребенка. Я буду ездить по аулам, и все, что соберу, привезу вам.

Братья согласились. И стал младший брат кормить их. Так прожили они зиму и лето.

Однажды в соседнем ауле богатый бай устраивал большую байгу. Пятьдесят самых лучших иноходцев должны были принять участие в скачках.

Накануне байги младший брат встретил в степи гончую собаку.

"А ведь я смогу испытать прыть моего жеребенка!" - подумал он и обрадовался.

Жигит поравнялся с собакой, шевельнул поводьями и тронул коня. Конь перешел на рысистый бег. Собака, не отступая, бежала рядом с ним. Первое время жигит видел бегущую собаку. Но скоро гончая осталась далеко позади. Конь как будто плыл над степью - так лихо мчал своего седока.

Приехав домой, младший брат сказал:

- Наш жеребенок подобен стреле, пущенной из лука. Он легко обогнал гончую собаку. Я думаю, завтра на байге он обгонит любого иноходца.

Вспотевшего и уставшего жеребенка братья поставили на ночь отдохнуть. Утром они отправились на байгу.

Здесь уже красовались две лошади хана Барака. Ни одна байга не обходилась без них. Ни один конь еще не мог затмить славы двух знаменитых иноходцев. Но братья все же решили попытать счастья.

Посадили они на своего жеребенка бедного мальчика, которого в насмешку называли Паршивым.

Байские сынки сели на лучших скакунов и поехали к урочищу Кара-кой. Оттуда должна была начаться байга. Вместе с ними поехал и Паршивый.

Всю дорогу байские сынки смеялись над бедным мальчиком, сталкивали его с лошади, сбивали с головы шапку.

Когда подъехали к урочищу Кара-кой, подростки выстроились в один ряд, а мальчику пришлось стать позади них.

Начался бег.

Некоторое время мальчик отставал от своих соперников, но потом его жеребенок помчался быстрее ураганного ветра.

Мальчик нагнал первого всадника, сорвал с него шапку и сунул к себе под бешмет. Так он поступил и с остальными соперниками, пока не опередил всех. Позади остались и знаменитые кони хана Барака.

Близился конец бега.

Юные всадники, приближаясь к аулу, должны были кричать имена своих отцов. А бедный мальчик не знал, как поступить ему,- кричать ли имя хозяев жеребенка, или имя своего отца. И он закричал:

- Скакун! Скакун!

Хан Барак следил за скачками, ожидая, что его лошади, как и всегда, обгонят других. Но тут он увидел белого жеребенка, мчавшегося впереди всех.

- Не ошибаюсь ли я?- обратился хан Барак к народу.- Правда ли, что этот белый паршивый жеребенок идет впереди?

- Да, правда! Это лучший скакун на байге!- ответил народ.

Хан Барак рассвирепел и крикнул:

- Этот паршивый мальчишка пристал по дороге! Мы не пускали на байгу жеребенка. Немедленно уберите его!

Слуги поспешили выполнить приказание хана и бросились ловить жеребенка. Но он сшиб несколько человек и проскочил вперед.

Бедного мальчика из боязни ханского гнева никто не посмел встречать. И только никому не известная девушка поймала узду белого скакуна и помогла мальчику соскочить на землю.

Возмущенный хан Барак кричал:

- Эту лошадь нельзя считать. Она не участвовала в байге.

Тогда мальчик поднялся на сопку и сказал народу:

- Вот шапки моих соперников. Откуда же они у меня, если я не участвовал в скачках?

И мальчик бросил шапки на землю.

Опозоренный хан Барак отвернулся, ударил кулаком своего знаменитого иноходца и покинул байгу.

За победу своего жеребенка братья получили богатый приз - сорок иноходцев. Десять из них они отдали мальчику.

После байги дела у братьев поправились, они женились и стали жить хорошо.

А жеребенок получил большую славу в народе.

Прикрепленное изображение (вес файла 114.4 Кб)

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

1 сентября - День знаний

Настасья Бетева

Притча о мудреце и путнике

В густой лесной чаще жил мудрец, и было у него два верных ученика, которые никогда не оставляли своего учителя. Впрочем, в глухую чащу часто заглядывали и другие люди: в деревнях вокруг ходили слухи о невероятной силе разума старика, и многие обращались к нему за советом.

Но вот однажды мудрец решил отправиться к большой дороге и там встречать людей, которые шли к нему за советом. Он взял с собой учеников, и вместе они отправились в путь.

Много народу пришло к дороге, прослышав о том, что тут заседает великий мудрец. О разном спрашивали люди: об устройстве вселенной, смысле жизни, о том, что такое счастье… Только мудрец в ответ на все вопросы внимательно смотрел на спрашивающего, н ничего не отвечал.

Вскоре люди, решив, что мудрец дал обет молчания, стали расходиться кто куда. И в тот момент, когда на дороге никого уже не осталось, вдали показалась фигура, которая стремительно приближалась.

— Отец! – сказал юноша, наконец, дойдя до мудреца. – Скажи, как мне пройти к городу N?

— Все просто, — неожиданно воскликнул мудрец. – Вам нужно пройти по этой дороге до перекрестка, затем – повернуть налево и через пару десятков метров…

Мудрец долго рассказывал и показывал руками путь, но пришедший ничего не запомнил.

— Я провожу вас, а мои ученики помогут вам с поклажей, — сказал, наконец, мудрец. Путник благодарно кивнул.

— Скажи, учитель, — спросил один из учеников на обратном пути. – Почему всем тем людям, которые задавали тебе такие умные и глубокие вопросы, ты ничего не ответил, а страннику, которому нужно было всего-то узнать дорогу, ты так долго и подробно все рассказал?

— О, да просто он был единственным из всех, кто по-настоящему знал, чего он от меня хочет.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

9 сентября - Международный день красоты

Евгений Клюев

ЦАПЛЯ И… ЕЩЁ ОДНА ЦАПЛЯ

Цапля в одиночестве стояла у кромки воды и вслух размышляла о своей невероятной красоте. А красоты она была действительно невероятной, но дело не в этом. Дело в том, что ей явно не хватало собеседника, который мог бы с ней согласиться. Впрочем, совсем неожиданно услышала она голос, показавшийся ей знакомым, и голос этот произнёс:

– Да-а-а… таких грациозных птиц, как мы с Вами, на свете и правда раз-два и обчёлся.

– Мы с Вами? – переспросила Цапля обиженно.

Оно и понятно, что обиженно: Цапле совсем не понравилось, что кто-то ещё так же невероятно красив, как она.

Оглядевшись вокруг, Цапля поняла, чей это голос. Из воды на неё смотрело её отражение. Облегченно вздохнув, Цапля сказала:

– Что касается Вас, то Вы вообще не птица.

– То есть… как это? – обмерла Цапля-на-Поверхности-Воды.

– Да так, – беспечно прозвучало в ответ. – Вот если взять меня, то я – птица. Я существую на самом деле. А Вы только отражаетесь от меня.

Цапля-на-Поверхности-Воды осторожно переступила с ноги на ногу и задумалась. Через некоторое время она сказала:

– Кто из нас от кого отражается – это ещё надо доказать.

– Доказать? – Цапля-у-Кромки-Воды даже взъерошилась от возмущения. – Тут и доказывать нечего! У меня всё натуральное – и клюв, и перья, и… всё! А у Вас всё отражённое.

– Это никакое не доказательство, – сухо заметила Цапля-на-Поверхности-Воды. – Я тоже могу сказать: у меня всё натуральное – и клюв, и перья, и… всё, а у Вас – отражённое!

Цапля-у-Кромки-Воды опешила. Она внимательно осмотрела себя, приосанилась и с презрением произнесла:

– Не вижу смысла в этом разговоре. Подумайте, что с Вами случится, если я возьму да и улечу отсюда!

– Со мной ничего плохого не случится! – заверила её Цапля-на-Поверхности-Воды. – Постою-постою здесь да и тоже улечу отсюда. Или вот…

– Никуда Вы без меня не улетите! – перебила её Цапля-у-Кромки-Воды. – Вы просто пропадёте из виду. Исчезнете, понятно?

– Да как Вы можете такое говорить? – возмутилась Цапля-на-Поверхности-Воды. – Если Вы улетите отсюда, то перестанете меня видеть! Откуда же Вам будет известно, чем я здесь останусь заниматься? Может быть, я танец живота танцевать начну… как Вы об этом сможете узнать?

Цапля-у-Кромки-Воды задумалась, походила по берегу взад-вперёд, но ничего не придумала. По всем статьям получалось, что она и правда не сможет наблюдать за своим отражением, если улетит. А стало быть, не сможет и знать, чем отражение это в её отсутствие занимается. Но вместо того чтобы так и сказать, она воскликнула:

– Никакой танец живота Вы танцевать не начнёте… по крайней мере, до тех пор, пока я не начну! Потому как Вы полностью зависите от меня. Что я буду делать, то и Вы!

– А вот и не буду, – обиделась Цапля-на-Поверхности-Воды и отвернулась.

Цапля-у-Кромки-Воды тоже хотела немедленно отвернуться, но не смогла, потому что если бы она отвернулась, то перестала бы видеть своё отражение.

– Понятно? – спросила Цапля-на-Поверхности-Воды. – Вот Вам и доказательство того, кто из нас от кого зависит! Когда Вы перестанете видеть меня, Вы вообще не будете знать, существуете или нет. Да Вы и существуете только до тех пор, пока видите меня!

Последнее замечание настолько вывело Цаплю-у-Кромки-Воды из себя, что она всё-таки отвернулась. Отвернулась и, конечно, тут же перестала видеть своё отражение. И очень растерялась. И, не поворачивая головы, громко спросила:

– Эй, Вы… в воде, что Вы там делаете?

Ответа не было.

– Что Вы там делаете? – повторила Цапля-у-Кромки-Воды. – Я серьёзно спрашиваю!

Вода молчала.

Цапля поспешно обернулась: никакого отражения перед ней не оказалось. Отражение её вышагивало далеко в стороне – причём двигаясь в направлении от берега. С той кромки, где всё ещё стояла Цапля, отражение это было уже плохо различимо. Тем не менее Цапля заметила, что несколько перышек на его хвосте в полном беспорядке.

– Погодите! – закричала она вслед бывшему своему отражению и тоже заспешила в направлении от берега. – Не уходите так быстро… мне надо поправить несколько перышек на хвосте!

Тут бывшее её отражение взмахнуло крыльями и полетело – причём в обратную сторону, к берегу. Тогда и Цапле тоже пришлось взмахнуть крыльями и лететь вслед. С большим трудом нагнав бывшее своё отражение у самой кромки воды, она сказала задыхаясь:

– Ну, хорошо, хорошо! Таких грациозных птиц, как мы с Вами… – тут Цапля сделала паузу, потому что на самом деле у неё язык не поворачивался сказать такое, – …на свете и правда раз-два и обчёлся.

Тогда её отражение остановилось и ответило:

– Вот это совсем другое дело. Вот теперь поправляйте, пожалуйста, свои перышки, я обещаю стоять спокойно!

Цапля аккуратно поправила перышки на хвосте и на всякий случай ещё раз осмотрела себя со всех сторон, вперив глаза в водную поверхность. Что ж… наконец всё опять выглядело вполне и вполне опрятно – потому, замерев у кромки воды, Цапля снова принялась (сначала про себя, а потом вслух) размышлять о невероятной своей красоте.

Прикрепленное изображение (вес файла 47.6 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

9 сентября - Осенины, первая встреча осени.

Евгений Пермяк

Пропавшие нитки

Жила-была сварливая старуха. К тому же неряха. Стала как-то она шить. А у неряхи все нитки спутаны.

Распутывала их, распутывала нерадивая торопыга да и крикнула:

— Пропадите вы пропадом! Чтобы глаза мои не видели вас со всем вашим нитяным отродьем!

А нитки возьми да и пропади со всем своим нитяным отродьем: кофтами, юбками, платьями и бельем. Ничего нитяного в доме сердитой старухи не осталось.

Сидит старуха голышом и вопит на всю горницу:

— Батюшки-матушки, где же моя одежда?

Кинулась старуха за овчинным тулупом, чтобы себя прикрыть. А тулуп по овчинам на куски распался. Потому как овчинные куски тоже нитками были сшиты.

Мечется старуха из угла в угол, а по избе пух летает. Наволочки у подушек тоже из ниток тканые. Не стало в доме ни варежек, ни чулок, ни одеял, ни половиков. Ничего нитяного не стало.

Накинула старуха на себя рогожный куль да и давай у ниток прощения просить:

— Ниточки льняные, ниточки шерстяные, ниточки хлопковые, ниточки шелковые! Простите меня, старуху сварливую, торопливую, нерадивую. Вернитесь в мою избу.

И так-то жалобно старуха голосит-причитает, просит, что даже нитки, испокон веков молчальницы, и те заговорили.

— Назови, — говорят нитки, — половину того, что из нас, ниток, ткется, плетется, вьется и вяжется. Тогда вернемся, простим.

— Только-то и всего? — обрадовалась старуха. — Мигнуть не успеете, назову.

И принялась старуха называть. Назвала десяток-другой нитяных изделий-рукоделий да и осеклась.

Не всякий, кто круто берет, далеко идет. Спотыкается. Останавливается. Отдыхает.

Стала старуха вспоминать, что из ниток ткется, плетется, вьется и вяжется. День вспоминает, два вспоминает — десятой доли не вспомнила.

Шелка, бархата, сукна, ковры, половики, ситцы, кружева, одеяла, скатерти. Платки, шали, шарфы, ленточки разные…

Отдохнет и опять вспоминать примется: пояски, опояски, к ботинкам завязки, сапожные ушки, накидки на подушки, тюлевые шторки, плетеные оборки, сети-мережи и косынки тоже…

Месяц проходит, другой начинается. А нитки не возвращаются. Старуха из сил выбивается. Другой день больше двух-трех нитяных поделок и назвать не может.

Соседи старуху жалеть начали, подсказывают.

Сороки и те, как только выведают, где что новое из ниток делают, — старухе перестрекочут. Тоже жалеют. И вы ее пожалейте. Может быть, тоже десяток-другой нитяных поделок назовете.

Поняла она теперь, что нитки весь свет одевают, нигде без них не обходится

Прикрепленное изображение (вес файла 67 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

1 октября - Международный день пожилых людей

Настасья Бетева

Притча о доброй старушке

Одинокая сердобольная старушка получала большое удовольствие от того, что подкармливала  бездомных кошек недалеко от своего дома. Каждый вечер она выходила в парк, ставила на землю пластиковый контейнер с едой и садилась на лавочку в ожидании голодных кошек, каждой из которых она уже давно дала кличку. И пусть пенсии хватало лишь на пару пакетиков корма в день, бабушка никогда не забывала о своих подопечных. Когда у какой-то из кошек рождались котята, она всеми силами пристраивала их в добрые руки – иногда малышей брали соседи, а порой приходилось часами стоять у метро и раздавать котят из картонной коробки прохожим.

Однажды старушка кормила кошек в парке. Погода была скверная. Мимо проходил мужчина, который, раздраженно глянув на старушку, сказал:

— Устроили тут, кормите непонятно кого, разводите антисанитарию! Вон, в Африке дети голодают, а вы тут со своими кошками!

Женщина виновато улыбнулась и ответила:

— Милок, так ведь до Африки мне корм никак не добросить!

Прикрепленное изображение (вес файла 59.5 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

А ещё, 1 октября - Международный день музыки

Б. Сергуненков

Вечная память

В давние времена, о которых уже памяти никакой не осталось, жил мужик. Была у него жена, умница, красавица, женщина доброты необыкновенной. И жена своему мужу, и мать детям, и сестра братьям. Ей бы жить вечно, но пришёл срок, и она умерла. Не мог мужик смириться с её смертью: «Умру я, и забудут о ней, какая это была прекрасная женщина». Решил он: «Раз смертен человек, пусть хоть память о нём живёт вечно».

Вбил он в могильный холм дубовый кол. Дубовый кол сгнил. Принёс он на могилу камень. Дождь и солнце разрушили камень. Выковал он крест из железа. Ржа железо съела.

Видит мужик: не оставить ему по жене вечной памяти. Ест время и дерево, и камень, и металл. Запел он тут песню о своей великой печали — единственное, что у него осталось. И что же? Дерево, камень, железо истлели, а песня не умерла. Разлетелась она по всему свету, сохранилась на кончиках листьев, на цветах, травах, в лесах и полях. И дошла до наших дней.

Прикрепленное изображение (вес файла 765.8 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

Ну, и наконец, 1 октября - Международный день улыбки

Рэй Брэдбери

Улыбка

На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по-двое, по-трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.

Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче.

Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные, в цыпках, руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.

- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? - сказал человек за его спиной.

- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик

- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!

- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.

- Я же пошутил. - Задний положил руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо стряхнул ее. - Просто подумал, чудно это - ребенок, такая рань а он не спит.

- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? - сказал заступник, его фамилия была Григсби.- Тебя как звать-то, малец?

- Том.

- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку-верно. Том?

- Точно!

Смех покатился по шеренге людей.

Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда. Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок, но мало кто покупал, мало кому это было по карману.

Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.

- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.

- Ага, улыбается, - ответил Григсби.

- Говорят, она сделана из краски и холста.

- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал - была на доске нарисована, в незапамятные времена.

- Говорят, ей четыреста лет.

- Если не больше. Коли. уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.

- Две тысячи шестьдесят первый!

- Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была... И достались нам только рожки да ножки.

Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.

- Скоро мы ее увидим? - уныло протянул Том.

- Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четырех латунных столбиках бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.

- Ладно, сэр,

Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.

- А зачем мы все тут собрались? - спросил, подумав, Том. - Почему мы должны плевать?

Григсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.

- Э, Том, причин уйма. - Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. - Тут все дело в ненависти, ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города - труды развалин, дороги от бомбежек - словно пила, вверх-вниз, поля по ночам светятся, радиоактивные... Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?

- Да, сэр, конечно.

- То-то и оно... Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть но такова человеческая природа.

- А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? - сказал Том.

- Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в Прошлом! Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами - ядовитые троглодиты, ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников. Том. Наших праздников...

Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..

- Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я же разбил переднее стекло - стекло, слышишь? господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!

Том и впрямь словно услышал, как стекло рассыпается сверкающими осколками.

- А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же он это сработал, прямо мастерски. Бамм! Но лучше всего, - продолжал вспоминать Григсби, - было в тот раз, когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом нашли типографию и склад боеприпасов-и взорвали их вместе! Представляешь себе. Том?

Том подумал.

- Ага

Полдень. Запахи разрушенного города отравляли жаркий воздух, что-то копошилось среди обломков зданий. .

- Сэр, это больше никогда не вернется?

- Что - цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае не мне!

- А я так готов ее терпеть, - сказал один из очереди. - Не все, конечно, но были и в ней свои хорошие стороны...

- Чего зря болтать-то! - крикнул Григсби. - Всё равно впустую.

- Э, - упорствовал один из очереди, - не торопитесь. - Вот увидите: еще появится башковитый человек, который ее подлатает. Попомните мои слова. Человек с душой.

- Не будет того, сказал - Григсби.

- А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит к красивому. Он вернет нам - нет, не старую, а, так сказать, ограниченную цивилизацию, такую, чтобы мы могли жить мирно.

- Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!

- Почему же? Может, на этот раз все будет иначе. Наконец и они вступили на главную площадь. Одновременно в город въехал верховой; держа в руке листок бумаги, Огороженное пространство было в самом центре площади. Том, Григсби и все остальные, копя слюну, подвигались вперед - шли, изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце Тома билось часто-часто, и земля жгла его босые пятки.

- Ну, Том, сейчас наша очередь, не зевай! - По углам огороженной площадки стояло четверо полицейских - четверо мужчин с желтым шнурком на запястьях, знаком их власти над остальными. Они должны были следить за тем, чтобы не бросали камней.

- Это для того, - уже напоследок объяснил Григсби, - чтобы каждому досталось плюнуть по разку, понял, Том? Ну, давай!

Том замер перед картиной, глядя на нее.

- Ну, плюй же!

У мальчишки пересохло во рту.

- Том, давай! Живее!

- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!

- Ладно, я плюну за тебя!

Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.

- Она красивая, - повторил он.

- Иди уж, пока полиция...

- Внимание!

Очередь притихла. Только что они бранили Тома - стал как пень! - а теперь все повернулись к верховому.

- Как ее звать, сэр? - тихо спросил Том.

- Картину-то? Кажется, "Мона Лиза"... Точно: "Мона Лиза".

- Слушайте объявлени- сказал верховой. - Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять участие в уничтожении...

Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста... Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.

Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.

- Эй, Том, ты что же! - крикнул Григсби. Не говоря ни слова, всхлипывая. Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку, он бежал и бежал, не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.

На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башни, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит - спит мать, отец, брат. Тихонько, молча, он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.

- Том? - раздался во мраке голос матери.

- Да.

- Где ты болтался? - рявкнул отец. - Погоди, вот я тебе утром всыплю...

Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.

- Ложись! - негромко прикрикнула на него мать.

Еще пинок.

Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.

Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.

Мир спал, освещённый луной.

А на его ладони лежала Улыбка.

Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова: "Улыбка, чудесная улыбка..."

Час спустя он все еще видел ее, даже после того как осторожно сложил ее и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним - Улыбка. Ласковая, добрая, она была Там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.

Прикрепленное изображение (вес файла 254.1 Кб)

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

5 октября - Международный день врача

Автор под ником Zod4iy

Самый дорогой подарок

Взято здесь: https://pikabu.ru/story/samyiy_dorogoy_podarok_3754105

Одноклассник работает хирургом в больнице. Практикует в нескольких частных клиниках и сменами работает в небольшой государственной районной больнице. Как то разговорились с ним в кругу общих друзей, рассказывали случаи связанные с работой практикой и т.д. Плавно перешли к вещам, потом к подаркам, а потом тема зашла о самых дорогих подарках. Кто когда какие получал и т.д. В общем пьяные и веселые.

Очередь дошла до моего одноклассника и он рассказал такую историю:

Было ему тогда 28 лет. Привели к нему на осмотр в государственную больницу девочку лет 6 упала на руку, сильный ушиб. Посмотрел снимок, трещин нет, переломов нет, все ок. Но у девочки врожденный дефект кисти. На снимке видна патология. Осмотрел руку, пальцы немного двигаются, но кисть сама практически не двигается в чуть согнутом состояние. Родители сказали, что им предлагали операцию, но гарантий на результат не давали, денег у них тоже не очень много.

Он молодой хирург, случай для него интересный и смотря на снимок видел, что может он это исправить, говорит прям перед глазами уже в уме прокручивал операцию, что где дробить как собирать и т.п. Попросил родителей провести более подробный осмотр,чтобы привезли девочку к нему когда он будет в частной клинике.

Короче говоря, после нескольких осмотров и посоветовавшись с другими врачами он уже был уверен, что сможет помочь девочке. Договорился с директором клинике. Вызвал родителей с девочкой и сказал им, что операцию сделает бесплатно в клинике 3-5 дней пролежит бесплатно, но потом им нужно будет оплатить физиотерапию для девочки, потому что в их клинике этого не было, но посоветовал им другую клинику, которая сделает все что надо за чисто символическую плату.

Родители сомневались, и все время спрашивали, а вдруг станет еще хуже и какие есть гарантии:

- Я вам честно скажу – сказал одноклассник – пианисткой и теннисисткой она никогда не станет, но рука станет прямой и даже сможет нормально держать ручку и писать.

Тут голос подала девочка:

- Доктор, а рисовать я смогу? Я очень хочу рисовать.

Мать расплакалась прижав к себе девочку, а отец только опустил глаза и кивнул доктору.

*

- Вот так – сказал мой одноклассник нам с друзьями – а через год я получил самый дорогой подарок, который когда либо мне дарили. Ко мне на работу пришла эта девочка с родителями и подарила рисунок, который она нарисовала специально для меня.

И он показал нам на телефоне фотографию детского рисунка, огромный разноцветный цветок не открытый биологами, а внизу корявым детским почерком печатными буквами написано «Спасибо доктор!».

СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ

5 октября - Всемирный день учителя

Как найти лучшую школу

Притча

Взято отсюда: https://inoskaz.com/kak-najti-luchshuyu-shkolu/

Родители решили найти для сына лучшую школу. Но как? И они поручили это сделать самому старшему в семье — деду.

Увидев какую-нибудь школу, дед заходил во двор и ждал перерыва, чтобы поговорить с учениками.

Завидев старика в старой одежде, дети начинали скакать вокруг него и корчить рожицы.

— Какой смешной старик, — кричали одни.

— Эй, дедуган! ты что забыл в нашей школе? — кричали другие.

Были и другие дети, которые бегали и резвились, не обращая никакого внимания на старика, который пытался расспросить их об уроках и учителях.

Дед молча поворачивался и уходил.

Наконец он вошел в дворик маленькой школы и устало прислонился к ограде. Зазвенел звонок, и дети высыпали во двор.

— Здравствуйте, дедушка! Может, Вам принести воды? — послышались голоса с одной стороны.

— У нас во дворе есть скамейка, хотите сесть и отдохнуть? — предложили с другой.

— Может, Вам позвать учителя? — спросили другие дети и, увидев кивок, побежали в школу за преподавателем.

Когда из школы вышел учитель, дед поздоровался и сказал:

— Наконец я нашел лучшую школу для моего внука.

— Что вы? Вы ошибаетесь, дедушка, наша школа не лучшая: она маленькая и тесная.

— Это хорошо! Именно такая школа и нужна.

Вечером мама мальчика спросила деда:

— Отец, Вы уверены, что не ошиблись с выбором школы? Почему вы думаете, что нашли лучшую школу?

— Уверен! По ученикам узнают учителей, — ответил дед.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

10 октября - Всемирный день психического здоровья

Александр Иванович Куприн

Путаница

--Мне кажется, никто так оригинально не встречал рождества, как один из моих пациентов в тысяча восемьсот девяносто шестом году,-- сказал Бутынский, довольно известный в городе врач-психиатр.-- Впрочем, я не буду ничего рассказывать об этом трагикомическом происшествии. Лучше будет, если вы сами прочтете, как его описывает главное действующее лицо.

С этими словами доктор выдвинул средний ящик письменного стола, где в величайшем порядке лежали связки исписанной бумаги различного формата. Каждая связка была заномерована и обозначена какой-нибудь фамилией.

--Все это -- литература моих несчастных больных,-- сказал Бутынский, роясь в ящике.-- Целая коллекция составлена мною самым тщательным образом в течение последних десяти лет. Когда-нибудь, в другой раз, мы ее разберем вместе. Тут очень много и забавного, и трогательного, и, пожалуй, даже поучительного... А теперь... вот, не угодно ли вам прочесть эту бумажку?

Я взял из рук доктора небольшую тетрадку, в четвертую долю листа, исписанную крупным, прямым, очень нажимистым, но неровным почерком. Вот что я прочел (оставляю рукопись целиком, с любезного разрешения доктора):

"Его Высокородию г-ну доктору Бутынскому,

консультанту при психиатрическом отделении N-ской больницы.

Содержащегося в помянутом отделении дворянина Ивана Ефимовича Пчеловодова

Прошение.

Милостивый государь!

Находясь уже более двух лет в палате умалишенных, я неоднократно пробовал выяснить то прискорбное недоразумение, которое привело меня, совершенно здорового человека, сюда. Я обращался с этой целью и письменно и словесно к главному врачу и ко всему медицинскому персоналу больницы и в том числе, если помните, и к вашему любезному содействию. Теперь я еще раз беру на себя смелость просить внимания вашего к нижеследующим строкам. Я делаю это потому, что ваша симпатичная наружность, равно как и ваше человеческое обращение с больными заставляют предполагать в вас доброго человека, которого еще не коснулось профессиональное доктринерство.

Убедительно прошу вас -- дочитайте это письмо до конца. Пусть вас не смущает, если порой вы натолкнетесь на грамматические погрешности или на невязку во фразах. Ведь трудно, согласитесь, проживая в сумасшедшем доме два года и слыша только брань сторожей и безумные речи больных, сохранить способность к ясному изложению мысли на письме. Я окончил высшее учебное заведение, но, право, теперь сомневаюсь при употреблении самых детских правил синтаксиса.

Прошу же я вашего особого внимания потому, что мне хорошо известно, что все психически больные склонны считать себя посаженными в больницу по недоразумению или по проискам врагов. Я знаю, как они любят доказывать это и докторам, и сторожам, и посетителям, и товарищам по несчастию. Поэтому мне совершенно понятно недоверие, с которым относятся врачи к их многочисленным заявлениям и просьбам. Я же прошу у вас только фактической проверки того, что я сейчас буду иметь честь изложить.

Это случилось 24 декабря 1896 года. Я служил тогда старшим техником на сталелитейном заводе "Наследники Карла Вудта и КR", но в середине декабря сильно поссорился с директором из-за безобразной системы штрафов, которой он опутал рабочих, вспылил в объяснении с ним, накричал на него, наговорил пропасть жестких и оскорбительных вещей и, не дожидаясь, пока меня попросят об удалении, сам бросил службу.

Делать мне больше на заводе было нечего, и вот, в конце рождества, я уехал оттуда, чтобы встретить Новый год и провести рождественские праздники в городе N., в кругу близких родственников.

Поезд был переполнен пассажирами. В том вагоне, где я поместился, на каждой скамейке сидело по три человека. Моим соседом слева оказался молодой человек, студент Академии художеств. Напротив же меня сидел какой-то купчик, который выходил на всех больших станциях пить коньяк. Между прочим, купчик упомянул вскользь, что у него в N. на Нижней улице, есть своя мясная торговля. Он также называл свою фамилию; я теперь не могу ее припомнить с точностью, но -- что-то вроде Сердюк... Средняк... Сердолик... одним словом, здесь была какая-то комбинация букв С. Р. Д. и К. Я так подробно останавливаюсь на его фамилии потому, что, если бы вы отыскали этого купчика, он совершенно подтвердил бы вам весь мой рассказ. Он среднего роста, плотен, с розовым, довольно миловидным, пухлым лицом, блондин, усы маленькие, тщательно закрученные вверх, бороду бреет.

Спать мы не могли и, чтобы убить время, болтали и немного пили. Но к полуночи нас совсем разморило, а впереди предстояла еще целая бессонная ночь. Стоя в коридоре, мы полушутя-полусерьезно стали придумывать различные средства, как бы поудобнее устроиться, чтобы поспать хоть три или четыре часа. Вдруг академик сказал:

-- Господа! Есть великолепное средство. Только не знаю, согласитесь ли вы. Пусть один из нас возьмет на себя роль сумасшедшего. Тогда другой должен остаться при нем, а третий пойдет к обер-кондуктору и заявит, что вот, мол, мы везли нашего психически расстроенного родственника, что он до сих пор был спокоен, а теперь вдруг начал приходить в нервное состояние и что ввиду безопасности прочих пассажиров его не мешало бы заблаговременно изолировать. Мы согласились, что план академика прост и верен. Но никто из нас не высказывал первым желания сыграть роль сумасшедшего. Тогда купчик предложил, мигом рассеяв наши колебания:

-- Бросим жребий, господа! Изо всех троих я был самый старший, и мне надлежало бы быть самым благоразумным; но я все-таки принял участие в этой идиотской жеребьевке и... конечно, вытащил узелок из зажатого кулака мясоторговца.

Комедия с обер-кондуктором была проделана с поразительной натуральностью. Нам немедленно отвели купе.

Иногда, во время больших остановок, мы слышали около нашей двери сердитые голоса, громко говорившие:

--Хорошо-с... Ну а это купе?.. Потрудитесь его отворить!

Вслед за этим приказанием слышался голос кондуктора, отвечавшего в пониженном тоне и с оттенком боязни:

--Извините, в этом купе вам будет неудобно... здесь везут больного... сумасшедшего... он не совсем спокоен...

Разговор тотчас же обрывался, слышались удаляющиеся шаги. План наш оказался верным, и мы заснули, насмеявшись вдоволь. Спал я, однако, неспокойно, точно у меня во сне было предчувствие беды. Душили меня какие-то тяжкие кошмары, и помню, что под утро я несколько раз просыпался от собственного громкого крика. Я проснулся окончательно в десять часов утра. Моих компаньонов не было (они должны были сойти на одной станции, куда поезд приходил ранним утром). Зато на диване против меня сидел рослый рыжий детина в форменном железнодорожном картузе и внимательно смотрел на меня. Я привел свою одежду в порядок, застегнулся, вынул из сака полотенце и хотел идти в уборную умываться. Но едва я взялся за дверную ручку, как детина быстро вскочил с места, обхватил меня сзади вокруг туловища и повалил на диван. Взбешенный этой наглостью, я хотел вырваться, хотел ударить его по лицу, но не мог даже пошевелиться. Руки этого доброго малого сжимали меня точно стальными тисками.

--Чего вы от меня хотите? -- закричал я, задыхаясь под тяжестью его тела.-- Убирайтесь!.. Оставьте меня!..

В первые моменты в моем мозгу мелькала мысль, что я имею дело с сумасшедшим. Детина же, разгоряченный борьбой, давил меня все сильнее и повторял со злобным пыхтеньем:

-- Погоди, голубчик, вот посадят тебя на цепуру, тогда и узнаешь, чего от тебя хотят... Узнаешь тогда, брат... узнаешь. Я начал догадываться об ужасной истине и, дав время моему мучителю успокоиться, сказал:

-- Хорошо, я обещаю не трогаться с места. Пустите меня.-- "Конечно,-- думал я,-- с этим болваном напрасны всякие объяснения. Будем терпеливы, и вся эта история, без сомнения, разъяснится".

Остолоп сначала мне не поверил, но, видя, что я лежу совершенно покойно, он стал понемногу разжимать руки и, наконец, совсем освободив меня из своих жестоких объятий, уселся на диван напротив. Но глаза его не переставали следить за мною с напряженной зоркостью кошки, стерегущей мышь, и на все мои вопросы я не добился от него в ответ ни словечка.

Когда поезд остановился на станции, я услышал, как в коридоре вагона кто-то громко спросил:

--Здесь больной?

Другой голос ответил скороговоркой:

--Точно так, господин начальник.

Вслед за тем щелкнул замок и в купе просунулась голова в фуражке с красным верхом.

Я рванулся к этой фуражке с отчаянным воплем:

--Господин начальник станции, ради бога!..

Но в то же мгновение голова проворно спряталась, громыхнул замок в дверце, а я уже лежал на диване, барахтаясь под придавившим меня телом моего спутника.

Наконец мы доехали до N. Только минут через десять после остановки за мною пришли... трое артельщиков. Двое из них схватили меня крепко за руки, а третий вместе с моим прежним истязателем вцепились в воротник моего пальто.

Таким образом меня извлекли из вагона. Первый, кого я увидел на платформе, был жандармский полковник с великолепными подусниками и с безмятежными голубыми глазами в тон околышку фуражки. Я воскликнул, обращаясь к нему:

--Господин офицер, умоляю вас, выслушайте меня... Он сделал знак артельщикам остановиться, подошел ко мне и спросил вежливым, почти ласковым тоном:

--Чем могу служить?

Видно было, что он хотел казаться хладнокровным, но его нетвердый взгляд и беспокойная складка вокруг губ говорили, что он все время держится настороже. Я понял, что все мое спасение в спокойном тоне, и я, насколько мог связно, неторопливо и уверенно рассказал офицеру все, что со мной произошло.

Поверил он мне или нет? Порою его лицо выражало живое, неподдельное участие к моему рассказу, временами же он как будто сомневался и только кивал головой с тем хорошо мне знакомым выражением, с которым слушают болтовню детей или сумасшедших.

Когда я кончил свой рассказ, он сказал, избегая глядеть мне прямо в глаза, но вежливо и мягко:

--Видите ли... я, конечно, не сомневаюсь... но, право, мы получили такие телеграммы... И потом... ваши товарищи... О, я вполне уверен, что вы совершенно здоровы, но... знаете ли, ведь вам ничего не стоит поговорить с доктором каких-нибудь десять минут. Без сомнения, он тотчас же убедится, что ваши умственные способности находятся в самом прекрасном состоянии, и отпустит вас; согласитесь, что я ведь, в конце концов, вовсе не компетентен в этом деле. Все-таки он был до того любезен, что назначил мне в провожатые только одного артельщика, взяв с меня предварительно честное слово, что я никоим образом не буду выражать на дороге своего негодования и делать попыток к бегству.

Мы приехали в больницу как раз к часу визитаций. Ждать мне пришлось недолго. Вскоре в приемную пришел главный врач в сопровождении нескольких ординаторов, смотрителя психиатрического отделения, сторожей и человек двадцати студентов. Он прямо подошел ко мне и устремил на меня долгий, пристальный взгляд. Я отвернулся. Мне почему-то показалось, что этот человек сразу возненавидел меня.

--Только, пожалуйста, не волнуйтесь,-- сказал доктор, не спуская с меня своих тяжелых глаз.-- Здесь у вас нет врагов. Никто вас не будет преследовать. Враги остались там... в другом городе... Они не посмеют вас здесь тронуть. Видите, кругом все добрые, славные люди, многие вас хорошо знают и принимают в вас участие. Меня, например, вы не узнаете?

Он уже заранее считал меня сумасшедшим. Я хотел возразить ему, но вовремя сдержался: я отлично понимал, что каждый мой гневный порыв, каждое резкое выражение сочтут за несомненный признак сумасшествия. Поэтому я промолчал. Затем доктор спросил у меня мое имя и фамилию, сколько мне лет, чем занимаюсь, кто мои родители и так далее. На все эти вопросы я отвечал коротко и точно.

-- А давно ли вы себя чувствуете больным? -- обратился ко мне внезапно доктор.

Я отвечал, что я больным себя совсем не чувствую и что вообще отличаюсь прекрасным здоровьем.

-- Ну да, конечно... Я не говорю о какой-нибудь серьезной болезни, но... скажите, давно ли вы страдаете головной болью, бессонницей? Не бывает ли галлюцинаций? Головокружения? Не испытываете ли вы иногда непроизвольных сокращений мышц?

-- Наоборот, господин доктор, я сплю очень хорошо и почти не знаю, что такое головная боль. Единственный случай, когда я спал неспокойно,-- это в прошлую ночь.

-- Это мы уже знаем,-- сказал спокойно доктор.-- Теперь не можете ли вы мне подробно рассказать, что вы делали с того времени, когда сопровождавшие вас господа остались на станции Криворечье, не успев сесть на поезд? Какое, например, побуждение заставило вас вступить в драку с младшим кондуктором? Или почему вслед за этим вы набросились с какими-то угрозами на начальника станции, вошедшего в ваше купе?

Тогда я подробно передал доктору все, что раньше рассказывал жандармскому офицеру. Но рассказ мой не был так связен и так уверен, как раньше,-- меня смущало бесцеремонное внимание окружавшей меня толпы. Да, кроме того, и настойчивость доктора, желавшего во что бы то ни стало сделать меня сумасшедшим, волновала меня. В самой середине моего повествования главный врач обернулся к студентам и произнес:

--Обратите внимание, господа, как иногда жизнь бывает неправдоподобнее всякого вымысла. Приди в голову писателю такая тема -- публика ни за что не поверит. Вот это я называю изобретательностью.

Я совершенно ясно понял иронию, звучавшую в его словах. Я покраснел от стыда и замолчал.

--Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, я вас слушаю,-- сказал главный врач с притворной ласковостью.

Но я еще не дошел до эпизода с моим пробуждением, как он вдруг огорошил меня вопросом:

-- А скажите, какой у нас сегодня месяц?

-- Декабрь,-- не сразу ответил я, несколько изумленный этим вопросом.

-- А раньше какой был?

-- Ноябрь...

-- А раньше?

Я должен сказать, что эти месяцы на "брь" всегда были для меня камнем преткновения, и для того, чтобы сказать, какой месяц раньше какого, мне нужно мысленно назвать их все, начиная с разбега от августа. Поэтому я несколько замялся.

--Ну да... порядок месяцев вы не особенно хорошо помните,-- заметил небрежно, точно вскользь, главный врач, обращаясь больше не ко мне, а к студентам.-- Некоторая путаница во времени... это ничего. Это бывает... Ну-с... дальше-с. Я слушаю-с.

Конечно, я был неправ, сто раз неправ, и сделал неприятность только самому себе, но эти иезуитские приемы доктора привели меня положительно в ярость, и я закричал во все горло:

--Болван! Рутинер! Вы гораздо более сумасшедший, чем я!

Повторяю, что это восклицание было неосторожно и глупо, но ведь я не передал и сотой доли того злобного издевательства, которым были полны все вопросы глав-ного врача.

Он сделал едва заметное движение глазами. В эту же секунду на меня со всех сторон бросились сторожа. Вне себя от бешенства, я ударил кого-то по щеке.

Меня повалили, связали...

-- Это явление называется raptus -- неожиданный, бурный порыв! -- услышал я сзади себя размеренный голос главного врача, в то время когда сторожа выносили меня на руках из приемной.

.........................................................................

Прошу вас, господин доктор, проверьте все написанное мною, и если оно окажется правдой, то отсюда только один вывод -- что я сделался жертвой медицинской ошибки. И я вас прошу, умоляю освободить меня как можно скорее. Жизнь здесь невыносима. Служители, подкупленные смотрителем (который, как вам известно,-- прусский шпион), ежедневно подсыпают в пищу больным огромное количество стрихнину и синильной кислоты. Третьего дня эти изверги простерли свою жестокость до того, что пытали меня раскаленным железом, прикладывая его к моему животу и к груди.

Также и о крысах. Эти животные, по-видимому, одарены..."

--Что же это такое, доктор! Мистификация? Бред безумного? -- спросил я, возвращая Бутынскому рукопись.--Проверил ли кто-нибудь факты, о которых пишет этот человек?

На лице Бутынского мелькнула горькая усмешка.

-- Увы! Здесь действительно произошла так называемая медицинская ошибка,-- сказал он, пряча листки в стол.-- Я отыскал этого купца,-- его фамилия Свириденко,-- и он в точности подтвердил все, что вы сейчас прочитали. Он сказал даже больше: высадившись на станции, они вместе с художником выпили так много чаю с ромом, что решили продолжать шутку и вслед поезду послали телеграмму такого содержания: "Не успели сесть в поезд, остались в Криворечье, присмотрите за больным". Конечно, идиотская шутка! Но знаете ли, кто окончательно погубил этого беднягу? Директор завода "Наследники Карла Вудта и КR". Когда его запросили, не замечал ли он и окружающие каких-нибудь странностей или ненормальностей у Пчеловодова, он так-таки напрямик и ответил, что давно уже считал старшего техника Пчеловодова сумасшедшим, а в последнее время даже буйно помешанным. Я думаю, он сделал это из мести.

-- Но зачем же в таком случае держать этого несчастного, если вам все это известно? -- заволновался я.-- Выпустите его, хлопочите, настаивайте!..

Бутынский пожал плечами.

-- Разве вы не обратили внимания на конец его письма? Прославленный режим нашего заведения сделал свое дело. Этот человек уже год тому назад признан неизлечимым. Он был сначала одержим манией преследования, а затем впал в идиотизм.

1897

Прикрепленное изображение (вес файла 107.9 Кб)

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

14 октября — Покров

Дональд Биссет

Первый снег

Давно-давно жила в Африке девочка, которая никогда не видела снега. Звали её Амината.

Однажды Амината гуляла со своей собакой в саду. Ей было грустно-грустно.

— Почему тебе грустно? — спросила её собака. Собаку звали Кунуллу.

— Наверное, потому, что я никогда в жизни не видела снега.

— Гав! Я тоже.

— Мне так хочется увидеть снег! — вздохнула Амината.

— Гав! И мне,— сказал Кунуллу.

В этот вечер, когда Амината и Кунуллу ушли спать и в саду никого не осталось, цветы завели разговор.

— Ты слышала,— сказала чайная роза лиловым крокусам,— Амината ни разу в жизни не видела снега.

— Подумать только! — закивали в ответ крокусы.

— Такая славная девочка,— вставили своё слово и маргаритки.— Каждый вечер поливает нас из лейки.

— Надо что-то сделать! — решили все.

— Я знаю что! — сказал Южный ветер, который тоже гулял в этот вечер по саду.— Ждите меня, я скоро вернусь!

И он полетел на север. Далеко-далеко, через пустыни и горы, моря и равнины, через леса и замёрзшие тундры на Северный полюс, где жил Северный ветер. Вот куда прилетел Южный ветер.

— Тебе здесь что надо? — удивился Северный ветер.— Уходи-ка лучше, не то я тебя сейчас поймаю!

— А ну догони! — весело крикнул Южный ветер и полетел назад.

А Северный ветер помчался за ним. Но Южный был лёгкий ветерок и летел быстрей. Он спешил домой в Африку, и Северный ветер никак не мог его догнать. Он нёс с собой такой холод, такую стужу, что даже облака замёрзли и съёжились и вместо дождя на землю посыпал снег.

Белые снежные хлопья…

Наутро Амината вышла с собакой в сад и увидела, что всё вокруг белое-белое.

— Смотри, Кунуллу, как красиво! Всё такое белое, мягкое и пушистое. Наверное, это снег?

— Гав! Снег,— согласился Кунуллу.

А Южный ветер после длинной прогулки устал и спрятался в собачью конуру отдохнуть. Северному ветру надоело его ждать, и он улетел назад на Северный полюс.

Снова выглянуло солнышко, снег растаял, и опять в саду цвели цветы.

Прикрепленное изображение (вес файла 11.7 Кб)