Сектор Орион - Мир Солнце - Царство Флоры

КРАПИВА

(Из статьи С. В. Мельниковой “Сказки и «волшебные» растения“)

...Волшебным растением, частое упоминаемым во всевозможных легендах и сказках, считается и самая обыкновенная крапива. Она ассоциировалась с болезненными уколами любви, а также была символом жизни, полной отчаяния и страданий. Полагали, что только юная невинная девушка может спокойно срывать ее голыми руками и не обжигаться. Греки считали крапиву афродизиаком, она являлась компонентом любовных напитков. У славян крапива считалась средством против ведьм и русалок. В народном календаре был даже праздник – русальное заговенье, в который было принято хлестать друг друга крапивой для защиты от русалок.

Как лекарственное растение крапива известна с глубокой древности. Ее использовали для лечения подагры, мигрени, заболеваний почек и печени, при сахарном диабете, дизентерии, малярии, бронхите и неврозах, для укрепления волос и в косметических целях. Свежий сок крапивы, смешанный с медом, употребляли при болезнях сердца, коклюше, простуде. Благодаря раздражающему действию на кожу крапиву считали хорошим средством от ревматизма.

В современной официальной медицине препараты крапивы используются при нарушениях обмена веществ, ревматизме, астме, малокровии, атеросклерозе, как противолихорадочное и тонизирующее средство. При употреблении крапивы укрепляются стенки сосудов и повышается свертываемость крови.

Пожалуй, самая знаменитая сказка, где упоминается крапива, – «Дикие лебеди» Андерсена. Эльза, чтобы спасти своих братьев-принцев, заколдованных злой мачехой, должна была сплести им рубашки из стеблей крапивы. Действительно, несколько веков назад, до широкого распространения хлопчатника, крапива была обычным прядильным растением. В X в. из нее делали холсты, канаты, шили паруса. Из корней крапивы получали желтую краску, а из листьев – зеленый пищевой краситель.

Прикрепленное изображение (вес файла 103 Кб)

ЛЕСНАЯ ГЕРАНЬ

Как и множество других часто встречающихся лесных цветков герань обычно описывается как "тот розовый цветочек". Лесная герань неприхотлива и растёт в более-менее светлых местах леса или по опушкам, охотно заселяет обочины и придорожные канавы, вплетается в разнотравье луговых трав и может стать сорняком на дачной грядке. У герани есть корневище, и по многим признакам, в частности, по цветению полянками в одном и том же месте на протяжении множества лет, это многолетнее растение, предпочитающее "осёдлый" образ жизни, однако в справочниках приводятся данные о её размножении семенами.

Лесная герань - медонос, и является лекарственным растением, весьма востребованным в народной медицине. Для облегчения ряда болезненных состояний используется засушенная трава лесной герани. Заготовка травы производится в период цветения, когда в траве содержатся алкалоиды. Свежие отвары или настои (примерная пропорция - чайная ложка сухой травы на 1 стакан 200 мл) употребляются в качестве кровоостанавливающего, вяжущего и болеутоляющего средства.

Самостоятельное заготовление травы возможно, но только в том случае, если вы знакомы с общими принципами заготовки лекарственных трав. И прежде, чем пить отвары по рецептам из интернета - посоветуйтесь с врачом.

В разного рода литературе о ландшафтном дизайне и украшении сада встречаются заметки об использовании герани лесной как культурного декоративного растения, вероятно, для этого используются какие-то выведенные сорта. Однако для ленивого дачника перспектива ухаживать за тем, что и без ухода прекрасно заполонило целые лужайки на ближайшем поле, представляется странной.

Многие девочки получают первое представление о накладных ногтях с помощью лесной герани. Неизвестно, кто и когда придумал это развлечение, но лепестки герани, приклеенные слюнками к ногтям, создают эффект заточенных коготков, покрытых лиловым лаком. В советские времена этим баловались даже девчонки-подростки, но нынешнее поколение тинейджеров уже получило доступ к маникюру и всевозможным краскам-лакам для изменения себя, поэтому в ногти из герани играют нынче только младшие школьницы.

Ещё одна корреляция между лесной геранью и красками - то, что из цветков герани с древнейших времён производили красители для ткани, которые позволяли получать серо-голубоватые оттенки.

Взято тут: http://dnda.ru/

Прикрепленное изображение (вес файла 79.8 Кб)

ЛЬВИНЫЙ ЗЕВ

Льнянка.

Когда цветет, она похожа на пламя свечи. И живой огонек этот теплится до конца лета, где на песчаных осыпях, где на бросовом клочке земли. Растение-огонек — не что иное, как льнянка обыкновенная (Linaria vulgaris), вездесущий сорняк, сильно досаждающий полеводам и огородникам. Избавиться от него совсем не просто: даже при ручной прорывке он нет-нет да проскочит заново. А все дело в том, что льнянка — корнеотпрысковое растение. Ежели в почве останется хотя бы кусок горизонтального корня с заложенной почкой - прямому кустику опять быть тут как тут. Сорняки ведь живучи. Взрослые отпрыски льнянок почти неотличимы от своих замещенных предшественников, такие же крепкие и свежие.

И, правда, что траве этой сделается? Цветки всегда закрыты, и нежная пыльца будет сбережена и в дождь и в изнурительное вёдро. Стебель тоже защищен, он густо усажен очередными листочками, да и сами листочки приспособлены к засухе, ведь неспроста же они узкие, твердые и заметно навощены. Такой зелени зной нипочем. По осени взгляните на семена, и они оригинальны. Когда загрубелые коробочки треснут по рубцам и раскроются вверх, льнянка вытряхнет на ветер маленькие утолщенные к середине диски. Это и есть семена. А то, что семена-диски окружены пленочкой, — тоже неспроста. Так легче им подниматься в воздух и лететь. И, наконец, сравните корневища! У льнянки, выросшей в бору, корневище хоть и развито великолепно, вместо стержня оно пускает два боковых горизонтальных корня. Это и понятно, питательная среда тут ближе к поверхности лесной подстилки. Зато на землях пахотных красивый сорняк обзаводится глубоко проникающим главным корнем: такую льнянку не заглушить зеленым соперницам. Выходит, корневище льнянки умеет приспосабливаться к разным почвенным условиям.

Но все же самое удивительное в льнянке — венчик цветка. Губастый и похожий на зев, он к тому ж наделен маленьким сосудом — шпорой. В шпоре этой хранится сладкий сок, до которого так лакомы насекомые. Только вот незадача, никому из шестиногих, кроме шмеля, не отдает его льнянка. Шмели помогают ей в опылении, а она их за это как бы угощает подношением.

Происходит примерно так. Мохнатый шмель садится на нижнюю губу венчика, с силой протискивается через лопасти, закрывающие зев, добирается до шпорцы, запускает хоботок в нектар — и пьет, набирается душистой жидкости. Пока все это он проделывает, потревоженная цветень пыльников осыпается ему прямо на спину, выгружаясь из тычинок. Теперь стоит шмелю приподняться и в воздухе он окажется с ношей. В другом цветке наш посредник опыления нанесет пыльцу на рыльце, за что крылатый селекционер, в свою очередь, возьмет от льнянки толику нектара. Дружба тут настолько давняя, что и насекомое, и растение словно приноровились друг к другу. Во всяком случае, льнянка никому из насекомых больше не доверяет свое опыление.

Да и кому из них по силам проделать эту операцию? Ведь длинный хоботок — привилегия шмелей. И хотя до лакомств средь насекомых недостатка в охотниках нет, добыть нектар льнянки они не могут. Правда, некоторые перепончатокрылые все же ухитрились доставать нектар обход-ным путем: они прогрызают шпорцу извне и через отверстие легко опоражнивают налитый сосудик.

Кроме медоносности, славится льнянка еще одним качеством: неплохой источник извлечения желтой краски. Не осталась без внимания и красота цветков этого растения: садовые формы льнянок радуют свежестью колера, необычным сочетанием контурных линий. Видно, за причудливость цветков и прозывалась эта травка в народе башмачником. Название «льнянка» дано за сходство со льном: до цветения растений их листики весьма похожи. В некоторых русских селах слыла льнянка еще как жаберник, жабра, желунец, желтые звоники, зайцев лен, остудник (на ощупь холодная), соски, сахарники, нутренник, а также под загадочным названием гримон. Употреблялась в народной медицине от чесотки и геморроя, кое-где была в ходу в роли снотворного.

Кормовыми достоинствами обыкновенная льнянка не обладает. Больше того, ее не без основания считают ядовитой для скота: наблюдались случаи отравления лошадей, коров и телят. Животные, поев ее, явно чувствуют себя угнетенно: прекращают жвачку, пускают слюну, задыхаются, страдают от желудочно-кишечных расстройств. К счастью, подобные отравления редки, поскольку скот обычно не трогает льнянку, ведь она отпугивает и запахом, и вкусом. Ядовитость травы обусловлена наличием специфических гликозидов (линарина и пектолинарина), отщепляющих синильную кислоту. Полагают, что у льнянки ядовиты и листья и стебель, особенно в фазе зацветания.

Всего ботаники насчитывают на земле до 150 видов льнянок. Распространены они главным образом в умеренном поясе Евразии. В пределах нашей страны попадается 34 вида, обитающих преимущественно на Кавказе. Только обыкновенная льнянка одинаково бодро чувствует себя на юге и на севере, мелькая желтым огоньком в продолжение целого лета. Невзыскательная травка эта везде не редкость.

Информация отсюда: http://zhuravlov.ru/index.php/2011-11-19-13-31-44

Прикрепленное изображение (вес файла 159.5 Кб)

САРАНА

Лилия кудреватая (Lilium martogon)

Умерла у одного купца жена. Недолго он горевал и решил заслать сватов к соседке — молодой богатой вдовушке. Со смехом та отклонила сватовство: «Ты стар, ты лыс, какой из тебя муж?» Получив такой ответ, купец призадумался. И решил обратиться за помощью к колдунье. Выслушала та его и сказала: «Молодым тебя сделать мне не под силу, а вот кудри на темечке вырастут, если сделаешь все, как скажу». Дала колдунья купцу склянку с волшебным зельем и велела в полночь отправиться в лес и окропить зельем голову. Еле дождался купец ночи, прихватил склянку и в лес направился. Темно, страшно в лесу было: луна спряталась за кронами высоких деревьев. Стал купец ждать, когда же закричит лесная птица, но кругом стояла мертвая тишина. Время шло, и постепенно стал купца страх одолевать. Он уже и не рад был своей затее. А тут еще, с перепуга, начало ему мерещиться, будто ветви деревьев шевелятся в темноте и тянутся к нему, точно черные руки. Когда же в зловещей тишине прокричала лесная птица, бросил купец склянку с волшебным зельем и бросился прочь из леса. Дома, отдышавшись, он решил, что не стоит женитьба таких переживаний, и выкинул из головы мысли о прекрасной вдовушке. А в лесу с той поры появились цветы, лепесточки которых завиваются, точно волшебные кудри — пролилось на них колдовское зелье из склянки, потерянной тем незадачливым купцом.

Взято отсюда: http://proflowers.ru/

Петр Комаров.

Сарана

(1943)

Прикрепленное изображение (вес файла 251.8 Кб)

ЖИВУЧКА ПОЛЗУЧАЯ

После сброса талых вод солнце наскоро подбирает лишнюю влагу. На буграх уже обсохла почва, прогрелась заметно. Теперь и в редколесье станет посуше. А как шибче дохнут теплые вешние ветры, со дня на день проглянут первые цветочки. Трогательно видеть их до зеленого полога листвы. Среди этих трав немудрено отыскать живучку ползучую (Ajupa rcptans), ютящуюся подле комлей стволов, по кустарникам, на склонах да увалах. Если в начале мая пройтись лугом, то и там на гривах повстречается непритязательная травка. Оттого и живучка, что после снега живая. И к тому же цветет наперекор жестким утренникам.

Долго виднеются лазоревые венчики живучки. Уже и пологом зеленым накроются деревья, и листва загрузнет, заматереет, а эта стойкая, живучая травка все не прекращает цвести. С мая по середину июля держится украшенной. Опылители — пчелы и шмели. Для шестиногих лакомок у нее и медок припасен: живучка — медонос. Если погода простаивает ненастная, опыление произойдет без помощи насекомых, в закрытых цветках.

Живучка принадлежит к губоцветным, и, естественно, она обладает многими характерными признаками семейства. Так, верхняя губа ее венчика короткая, неразвитая, зато нижняя трехлопастная, большая, выделяется весьма заметно. Даже беглый взгляд уловит, что средняя лопасть крупнее боковых. Рассматривая под увеличением трубку венчика, можно заметить внутри ее волосистое кольцо. Цветки бывают окрашены по-разному; лазоревые, голубые, синие, пурпуровые, розовые, желтые и даже белые. Цветки собраны в ложные мутовки, которые и составляют достаточно густое колосовидное соцветие. Прицвстные листья синеватые.

Их назначение зазывать насекомых и защищать от непогоды далеко выступающие тычинки. Поскольку верхней губы у венчика практически нет, тычинки оказываются неприкрытыми, и если б не верхние листочки, они намокли б в дождь. Прицветные листья живучки цельные, по контуру напоминают яйцо, могут быть слегка городчатые.

Прикорневые листья с грубыми зубчиками, лопатчатые, располагаются крестом. Черешки их длинные. Стеблевые листья овальные, черешки у них короткие. Стебель живучки (или, как ее еще называли ботаники, дубровки, молодила) простой, высота его всего 15 — 35 сантиметров. Опушен стебель по двум сторонам. За способность побегов стелиться и укореняться живучка эта и названа ползучей. Она как бы расползается, захватывая все новые и новые места. На концах побегов возникают укореняющиеся розетки листьев, они-то и дают на другой год самостоятельные растения. Это не значит, что дубровка не может размножаться семенами. Их у нее достаточно много, и представляют они собой орешки, покрытые сеточкой морщинок. Растаскиваются орешки муравьями. Часть семян муравьи поедают, часть теряется и пропадает.

Хозяйственная польза от живучки ползучей невелика. Скотом эта травка почти не поедается, как худо поедаются и остальные наши тринадцать видов живучек. И хотя представители семейства губоцветных по питательным веществам превосходят злаки, но из-за содержания эфирных масел, гликозидов, алкалоидов, сапонинов и дубителей они в разряд кормовых трав не попадают. Зеленые части этих растений бедны витамином С, а в живучке ползучей его и вовсе нет. Если на пастбище присмотреться к выпасаемым стадам, то можно заметить, что губоцветными не брезгают разве что козы, а, скажем, коровы, не говоря уж о лошадях, совсем не щиплют мяту, живучку, будру, чистец или шалфей, представляющие там это семейство. Правда, охотоведы утверждают, что дикие копытные — маралы, пятнистые олени, косули — не гнушаются такими травами. Но их меню несравненно богаче - по видовому составу трав, чем оно бывает для домашнего скота.

И все же примесь губоцветных в сене в ограниченных дозах желательна, как вкусовая и пряная добавка к корму. По-иному оценивается роль балластных растений пасечниками. Они на опыте усвоили: губоцветные — важнейшие медоносы. В США их даже специально разводят около пасек — пчелиные пастбища. Интересно отметить, что живучка ползучая в молодом возрасте съедобна в супах и салатах. В народных говорах живучка ползучая запечатлена под разными прозвищами. Воронежцы называли ее залес-травой, киевляне — починочками и полевой мятой, калужане — шандрой. Еще известна была она под именами: дубница меньшая, солодкий крапивник, суховершки и синецвет.

Пробовали ее использовать в народной медицине. Если верить старинным лекарям, она обладает кровесвертывающим действием. Применяли ее при туберкулезе легких, а в ветеринарной практике — от «кружения» овец.

В старинных ботанических руководствах можно отыскать помету: «Употреблялась в народной медицине для замаривания волосатика, для рощения волос, от грудной боли, на ванну от сухотки».

В роли лекарственного средства более известна другая живучка — хиосская (A. chia). Растет она по сухим степным склонам в Причерноморье и на Кавказе, а также по берегам Днестра. Эта живучка — серая от опушения жесткими волокнами, стебли ее красноватые. По селам и деревням раньше слыла, как богородичное зелье, кадило, перелет и параличная трава. Считалась сильным мочегонным и «проносным» средством.

В лесостепях Украины и Северного Кавказа произрастает живучка Лаксмана (A. laxmannli). Этот травянистый многолетник имеет ветвистое корневище и приподнимающиеся стебли до 30 см высотой. Листья длинные, супротивные, серовато-зеленые. Цветки крупные с желтыми венчиками, расположены по два цветка в пазухах листьев. Для лекарственных целей берут верхушки травы с цветками и листьями, частично с плодами. «Применяется в народе как противораковое средство и при малярии»— читаем о Живучке Лаксмана в книге А. Ф. Гаммерман и др. «Лекарственные растения научной медицины СССР, не включенные в фармакопею» (Ашхабад, 1970 г.).

Живучек на земном шаре много, ботаниками найдено и описано около 50 видов. Среди них есть однолетние и многолетние травы и даже полукустарники.

По материалам журнала «Наука и жизнь» №04 за 1981 год

Прикрепленное изображение (вес файла 215.7 Кб)

БОРОВИК

(Из книги В. А. Солоухина " Третья охота ", 1967)

Эти заметки – не стихи, не поэма, не даже рассказ. Здесь надо бы говорить о грибах так: «Белый гриб – общеизвестный вид дикорастущих шляпочных грибов, плодовые тела которых представляют ценнейший продукт питания, используемый во многих странах мира и особенно в Советском Союзе», как и пишет о них ученый человек Б. П. Васильков в своей книге «Белый гриб. Опыт монографии одного вида». Или вот еще категоричнее: «Белый гриб – самый ценный из всех съедобных грибов».

В другой книге читаем про белый гриб почти то же самое: «На взгляд настоящего грибника мы вели себя как невежды, потому что, не дрогнув, обходили разные сыроежки: красные, как ягоды брусники, желтые, белые, голубоватые, дымчатые и даже зеленые, а также лисички, волнушки, скрипицы, дарьины губы, грузди, не говоря уж о валуях.

Рыжики и маслята (по сути, одни из лучших грибов) невежественно и вульгарно пренебрегались нами. Березовики и подосиновики не удостаивались попасть в число избранных.

Мы охотились исключительно за белыми, да и у тех отрезали одни шляпки. При этом жалко было не столько бросать плотный, тяжелый, как бы из свиного сала корень, сколько разрушать красоту одного из шедевров природы.

Здесь, как и во всем. Пока смотришь отдельно на рыжик, кажется, не может быть гриба красивее его. Эта ядреность, эти темные кольцевые полосы по огненно-рыжему фону, эта хрустальная лужица в середине гриба. А попадается молоденький подосиновичек, разворошивший своей головенкой пепельную плотную листву, и померкнут все рыжики. Белый корешок, полненький, словно бутуз мальчонка, и шапочка, сделанная из красного бархата.

Смотришь на все эти грибы и думаешь: чего это зовут белый гриб – «царем грибов»? Окраска простая, даже скромная, нет никакого вида. Разве что за вкус, за качество. Но когда еще издали увидишь его – забудешь все, Все будет, как если бы вместо разных духовых инструментов или гармоний заиграла вдруг скрипка. И просто и ни с чем не сравнимо! Да, это царь грибов. Это маленький шедевр природы!»

Немного совестно выписывать столь длинную цитату из книги, написанной тобой же, но, по-моему, лучше честно повторить сказанное ранее, чем стараться сказать то же самое, только другими словами. Насчет шедевров, может быть, не совсем так, потому что у природы не бывает более талантливых и менее талантливых произведений. Все, что природа создала, независимо то того, слон это или муравей, вполне совершенно в своем роде. Конечно, с точки зрения пчеловода, муравей бездарен, но, с точки зрения производства муравьиного спирта, бездарна, напротив, пчела, муравьишка же, самый плохонький, справляется с этой задачей идеально, так что я серьезно говорю, что нет у природы более талантливых и менее талантливых произведений. Делить на те и другие их можно только с нашей, человеческой точки зрения. Мы считаем, что береза лучше осины, морковь лучше горького лопуха или крапивы, подосиновик лучше мухомора. Хотя эта точка зрения не выдерживает никакой критики.

Конечно, морковь кладут в суп или едят так, ибо в ней много витамина «А». Но ценнейшее репейное масло получают все-таки из растения, называемого нами горьким лопухом. Но хватит, хватит. Остановимся на том, что, с нашей точки зрения, существуют более удачные и менее удачные творения природы. Может быть, комар весьма совершенное существо, но для меня он никогда не станет ценнее, благороднее, талантливее пчелы.

Итак, с нашей человеческой точки зрения, можно говорить о грибах-талантах, о грибах-шедеврах и, напротив, о грибах-посредственностях и даже бездарностях. Все это я веду к тому, что в лесу у каждого гриба-таланта, гриба-шедевра есть подражатели, имитаторы, приспособленцы, которые так и называются – ложными. Ложный опенок, ложная лисичка, ложный шампиньон, ложный валуй… Впрочем, валуй и сам, хотя и не считается ложным белым, обладает чудовищной способностью казаться издали превосходным белым грибом. В связи с этим мне и хотелось бы сказать подмеченные мною замечательные особенности благородного «царя грибов».

Да, сколько раз я бросался в сторону сквозь кусты, увидев буроватую округлую шляпку белого гриба. Еще в трех шагах иногда сомневаешься: не может быть, чтобы валуи был так похож, так подделал себя под белый гриб, и, только наклонившись и взяв уже в руки, убеждаешься, что в руках подделка, фальшивка: вместо глубокого таинственного мерцания бриллианта – дешевенькое зеркальное блестенье стеклышка, вместо ровного горения золота – досадное ощущение позолоты, вместо солидной, уверенной тяжести серебряного кубка – бездарная легкость алюминия… С досады и огорчения отбросишь подальше сорванный валуй и пойдешь, размышляя о том, что и в жизни и в искусстве, например, очень часто бездарность подделывается под талант и еще более ловко, так что не отбрасываешь в сторону, а принимаешь за чистую монету.

Но я, много раз принимавший издали валуи за белые грибы, хочу сказать, что ни разу еще, увидев настоящий белый гриб, я не принял его за валуй. У Глазкова есть четверостишье о необратимости сравнения. Там говорится о том, что свистящий на плите чайник напоминает сирену, но настоящая сирена не напоминает свистящий чайник. Так и здесь.

Чем еще бесценен белый гриб для охотника-грибника? Тем, что каждый раз, когда находишь его, сердце екает дважды. Первый раз оно екает, когда увидишь прекрасный белый гриб и уже понимаешь, что теперь он никуда не денется. Теперь можно обойти его вокруг, полюбоваться им с разных сторон, поглядеть, как он, так сказать, вписывается в лесное окружение, как он сочетается с той еловой веточкой, прикрывающей его от глаз прохожего. С тем узловатым еловым корнем, у которого он растет, с той муравьиной тропой, по которой ползают взад и вперед, как по бойкой автостраде, лесные труженики – муравьи. Да мало ли с чем может сочетаться, образуя микроландшафт, микро пейзаж, красавец белый гриб. И былинка, и клочок мха, и слипшиеся иглы подстилки, развороченные тем же грибом во время роста, и другие грибы соседи: мухомор, мокруха, валуй.

Любуешься своей находкой, а на душе неспокойно. Красив-то он красив, но ведь может

быть съеден червяком. Срежешь, а внутри труха или если не труха, то все в бесчисленных дырочках и крохотные беленькие червячки. Будешь в последней надежде отрезать от корня белые колесики: может, ближе к шляпке нет червяков. Вот уже и последний срез, вплотную к шляпке, но и тут дырочки червоточины. Остается разрезать саму шляпку. Разрезаешь и бросаешь на землю. Добыча, оказывается, не твоя. Еще раньше тебя нашли тот гриб противные лесные мухи и сделали его своей добычей, отложили яички, из которых и развелись теперь еще более противные лесные черви.

Но зато, когда срежешь гриб у самой земли и увидишь, что мясо корня так же бело и чисто, как сметана или свиное сало, тогда второй раз екнет сердце. И получается, что один гриб ты нашел как бы дважды, испытал от него двойную охотничью радость.

(Во всех популярных книгах и статьях о грибах проклинаются грибники-варвары, которые не срезают грибы, а срывают их целиком, с корнем. Мне приходилось прислушиваться к тому, что говорят умные люди, и мотать на ус, чтобы не слыть варваром, хотя я-то прекрасно знал, что одно удовольствие – срезать белый гриб, а совсем другое удовольствие – сначала слегка раскачать его в земле, пока, хрустнув, он не отделится от грибницы, а потом осторожно извлечь из глубокого земляного гнезда. В это время наглядно видишь, что если бы срезал гриб – значит, добрую половину его (по массе) оставил бы истлевать в земле.

Но вот наш крупный миколог, ученый, посвятивший всю жизнь грибам, человек, написавший о белом грибе книгу, Б. П. Васильков утверждает, что срезать белый гриб вовсе не обязательно и что если срывать его, то грибница все равно не страдает. Обрываются какие-то там тяжики, соединяющие ножку гриба с грибницей. Василькову следует верить и, значит, не следует ругать грибников, которые сначала срывают белый гриб, а потом уж очищают его ножом.

Разумеется, есть грибы, которые срезать даже приятнее, чем срывать. Например, рыжики, маслята, опенки, да и сами грузди. Срезая же белый гриб, теряешь половину удовольствия.)

Когда срываешь масленок, или сыроежку, или даже рыжик, не приходит в голову понюхать его, втянуть в себя острый и тонкий аромат гриба, бог весть где найденный им в земле и собранный на хранение. И зря, что не приходит в голову, ибо очень душист масленок, прекрасно пахнет рыжик, благоухает опенок, поражает запахом шампиньон. Но все эти грибы растут стаями, вереницами, и было бы смешно нюхать каждый гриб. Разве что понюхаешь, даже и разломив, самый первый, найденный в этом году.

Напротив, найдя белый гриб и бережно сорвав его и держа в ладонях это крепкое, прохладное, тяжелое, бархатистое образование, первым делом хочется поднести к лицу и медленно, прочувствованно втянуть воздух, чтобы к свежему ощущению утреннего леса присоединилось еще и это новое ощущение, – запах гриба. Но тут-то и ждет разочарование. Дело в том, что белый гриб в отличие от своих менее благородных сородичей, разных там маслят, совершенно лишен какого бы то ни было аромата и запаха. Свежий белый гриб и не пахнет ничем. Разве что отдает немного прохладой и свежестью.

Тем удивительнее, что, будучи высушенным, белый гриб приобретает вдруг крепчайший, самый, что ни на есть грибной аромат, тот самый аромат, который мы и называем грибным и который в других грибах присутствует уже как бы в разбавленном виде.

Запах сушеных белых грибов не сравним ни с чем: ни с запахом других грибов, ни вообще с какими-то ни было запахами. Естественно поэтому, что все блюда, в которых участвуют сушеные белые грибы, необыкновенно ароматичны и вкусны. Еще естественнее, значит, что любое другое приготовление белых грибов, помимо сушки, представляется мне порчей бесценного уникального продукта, дарованного землей.

Нет слов, жаркое из белого гриба очень вкусно. Но, говоря правду, если дегустировать, как дегустируют на конкурсах вина, не зная сорта, то, что называется «в темную», то окажется, что в жареном виде белые грибы ничуть не вкуснее маслят, подосиновиков, подберезовиков, лисичек, не говоря уж о шампиньонах.

Конечно, маринованные белые грибы очень хороши и красивы. Их бурые шляпки делаются в маринаде светлее, до нежно-желтых, ножки остаются белыми. И вот они выглядят в банке и на тарелке, как будто сейчас из леса Они выглядят в банке гораздо аппетитнее маринованных же маслят, лисичек, подберезовиков. Но положа руку на сердце, я не могу сказать, что у маринованного белого гриба был какой-нибудь особенный вкус по сравнению с другими грибами, который выделял бы его из ряда всех остальных грибов, а тем более ставил выше.

Что касается соления, то белые грибы практически не солят.

Это утверждение, конечно, условно. Каждый гриб в его употреблении может стать универсальным. Можно жарить сыроежки, рыжики, грузди и, наоборот, солить маслята и подосиновики. Можно сушить шампиньоны, дождевики, лисички и мариновать строчки и сморчки. Короче говоря, можно с каждым съедобным грибом производить все четыре операции: жарение, сушка, соление и маринование.

В Болгарии я пробовал варенье из моркови и зеленых помидоров. Оказывается, возможно и это. Но все же каждый согласится, что лучше морковь положить в суп, а варенье сварить из земляники.

Так и здесь. Можно, конечно, груздь и белый поменять местами, то есть груздь высушить, а белый гриб засолить. Однако речь идет о наилучшем, о наиболее целесообразном, как говорится, об оптимальном использовании того или иного вида гриба.

И вот остается – сушка. Как известно, белые грибы сушат по особенному. Не на железных листах, не на противнях, но нанизанными на нитку. Раньше их нанизывали на тонкие лучинки, а лучинки эти нижними концами опускали в горшок, наподобие того, как цветы ставят в вазу. Таким образом из горшка торчали пучком лучинки с нанизанными грибами. Грибы, конечно, цельные, нерезаные, подобранные один к одному. Все это приспособление ставили в печь, в которой уже не очень жарко, но и не холодно. Хозяйка знала, когда поставить.

Сушеные белые грибы так и продают нитками или снизками. На каждом рынке можно увидеть торговок с сушеными белыми грибами. Нитка поменьше – один рубль, побольше – два с полтиной, еще побольше – пятерка. Если перевести на вес, то сушеные белые грибы окажутся во много раз дороже и мяса, и рыбы, и самых редких фруктов, и меда, и орехов, и всего съестного, пожалуй, даже дороже черной икры, несмотря на то что она теперь у нас неестественно дорога.

Да и стоит. Не только потому, что бульон из белых грибов в семь, не то в девять раз калорийнее мясного, не потому, что, говорят, систематическое употребление белых грибов служит профилактикой от ужасной болезни – рака, но и просто потому, что сначала сушеные, а потом соответствующим образом вареные белые грибы вкуснее всего на свете. То есть не то что сами грибы, но тот вкус, который они придают всякому из них приготавливаемому блюду, чаще всего таким блюдом является суп из сушеных белых грибов.

Про все другие грибы можно сказать, что их любят собирать молодыми. Молодой масленок, подосиновик, подберезовик, рыжик с трехкопеечную монету, молоденький валуек… И только найдя большой белый гриб, радуются больше, чем когда найдут молоденький и маленький, лишь бы этот гриб не был червивым. В самом деле, не так уж много радости, когда попадется пусть крепенький белый грибочек, величиной ну хоть с грецкий орех. Приятно, конечно, но даже как-то жалко срывать, славно оставить бы его, чтобы подрос, раздался и ввысь и вширь, а главное, чтобы налился весом, отяжелел, чтобы рука, держа его, чувствовала уверенную драгоценную тяжесть. Белый гриб с чайную чашку радует сильнее. Кладешь в корзину и видишь, что положил нечто. Если же с чайное блюдце, но с округлой еще шляпкой и с ножкой, которую теперь в свою очередь можно сравнить с чайной чашкой, перевернутой кверху дном, и если не червив и если не успела еще пожелтеть исподняя сторона шляпки, но все еще она бела и плотна, то вот и настоящая удача, настоящая радость грибника.

С возрастом нижняя трубчатая часть шляпки действительно желтеет, не только желтеет, но как бы редеет, становится рыхлой. Начинают различаться трубочка от трубочки. Гриб снизу делается ноздреватым вместо прежней, ровной, несколько матовой, плотной белизны.

Ножка гриба с возрастом тоже меняет цвет. Из похожей на перевернутую чайную чашку она делается похожей на стакан. Потом шляпка перерастает ее и она уж кажется довольно тонкой, вернее, не очень толстой по сравнению со шляпкой. Но, конечно, никогда, ни в каком возрасте белый гриб нельзя назвать тонконогим.

Вообще же, что касается размеров белого гриба, то автор монографии о нем Б. П. Васильков пишет так: «Чаще крупные экземпляры белого гриба произрастают в средней, умеренной полосе СССР при средних условиях увлажнения почвы и воздуха. Самый крупный экземпляр его, который пришлось мне вообще видеть, был собран в начале сентября в Ленинградской области в смешанном сосново-елово-березовом лесу. Он имел шляпку 21Х27 в диаметре и 9 см толщины, ножку 14 см длины и 9 см толщины, вес всего гриба был 1,5 кг, при этом он выглядел еще молодым, совершенно свежим и крепким, с клубневидной, не вытянувшейся ножкой и, вероятно, мог бы расти еще. По устному сообщению Г. Р. Ибрагимова, однажды им был встречен на Кавказе, на высоте 1600 м над уровнем моря, в грабовом лесу экземпляр белого гриба с диаметром шляпки 33 см и диаметром ножки 14 см. По сообщению „Юманите“ от 20.Х.1961 года, во Франции найден белый гриб весом в 3 кг 200 г со шляпкой, имевшей в окружности 105 см, – следовательно, с диаметром шляпки 33,4 см. Но рекордный по размерам белый гриб был найден в Белорусской ССР, под Минском, с диаметром шляпки в 58 и ножки в 15 см, о чем было передано по Московскому радио 20.Х.1961 года. Надо, однако, заметить, что плодовые тела таких размеров встречаются исключительно редко».

Вот видите, даже пишет «Юманите» и сообщает Московское радио. Вот что такое белый гриб, какое событие, когда попадаются необыкновенные экземпляры. Но Б. П. Васильков не прав, говоря, что белорусский гриб – рекордный. Странно, что ученый человек, специально занимающийся изучением белого гриба, прозевал сообщение газеты «Советская Россия». Я теперь не помню, в котором году это было, но сдается, что тоже не в шестьдесят ли первом, то есть одновременно с французской и белорусской находками. «Советская Россия» извещала, что под Владимиром, в нескольких километрах от города, а именно в загородном парке, в сосновом лесу, мальчиком был найден белый гриб следующих размеров: диаметр шляпки – 46см, высота гриба – 40 см, диаметр ножки – 26 см. Весил гриб более шести килограммов. Он был крепок, свеж и, может быть, действительно мог бы расти еще. Вот это действительно рекорд! Конечно, от нас, владимирцев, не зависело, чтобы именно под Владимиром вырос такой гриб, но все же чем-то приятно, что вырос именно у нас, а не под Рязанью или Смоленском.

(Вот что пишут читатели об урожае белых грибов в других местах.

«Выехали мы из Братска на катере и через три с половиной часа были на месте, в Большеокинском заливе Братского моря. Когда мы сошли на берег (было нас человек 10 – 12) и пошли по береговой линии, то я был поражен. Примерно на километровой полосе, шириной до 300 м, были сплошным покровом одни белые грибы разных размеров с редкими вкраплениями рыжиков. Грибов было невероятно много (слово „невероятно“ в письме подчеркнуто).

Мы все, кто только приехал, набрали столько, сколько было тары. Я, например, набрал 6 ведер. Надо добавить, что брали мы только небольшие грибы со шляпкой 3 – 5 см и с таким же корнем. Основная масса грибов, более крупных, нами вообще не брались. Надо также сказать, что очень большое количество грибов было тронуто червем.

Мой тесть, который тоже был со мной и который прожил всю жизнь под Горьким (г. Богородск), был так удивлен этим обилием белых грибов, что долгое время никак не мог прийти в себя и все время говорил, что если приеду домой и буду рассказывать, то никто не поверит. Так оно и было. Я в этом году заезжал к нему, и он подтвердил мне это: никто не верит его рассказам.

В общей сложности на этом месте побывали за грибами человек не менее ста. Каждый из них увез с собой не менее 5 ведер. А сколько осталось нетронутых из-за размера и червивости?!

Удивительно то, что грибы, можно сказать, росли на глазах. Если присядешь и внимательно будешь наблюдать минут 5 – 10 за одним местом, то можно увидеть, как начинают шевелиться иголки и листья. Подойдешь к этому бугорку, раскроешь иголки и обязательно увидишь рождающийся гриб со шляпкой в 2 – 3 см. Было это обилие грибов в 1966 году».

«Есть такое понятие – „ленточный бор“. Между Иртышом и Обью прямо поперек их современному направлению тянутся полосы хорошего соснового бора. Таких полос-лент 4 или 5. Это – реликты древних (времен мамонтов) рек. Тогда реки текли с юго-запада на северо-восток, а потом на планете многое перестроилось, и в частности иначе потекли современные Иртыш и Обь. Так вот, на лентах речных песков – дюн и выросли эти боры. В один из таких боров, под самый город Камень-на-Оби я и поехал и субботу. По спидометру это 190 км (от Новосибирска). Бор чудный, моховой. Подлесок сосновый (карандашник), увалы, бугры затянуты белым мхом. Во впадинах (заросшие древние озера) смешанный лес.

Лес тихий, торжественный, чистый, почти сказочный. Ничего подобного в жизни я раньше не видел ни западнее Урала, ни на Урале, ни восточное, ни южнее его. Эта необычность создается сочетанием могучего соснового бора, подлеска, ниже роста человека, серебристо-белых моховых бугров (без подлеска), торжественной тишины и каких-то фантастических полчищ молчаливых неподвижных ратей грибов, по преимуществу тоже необычных, могучих.

Количество их невероятно велико. На охватываемом взором пространстве 100 – 200 м в глубь бора вы видите не десятки, а сотни грибов. Огромные яркие мухоморы. Полосы, цепочки, пятна и кружевные дорожки моховиков, маслят. Яркие гнезда рыжиков. Бугры вздыбленной хвои с белоснежными закраинами выглядывающих из-под нее груздей. Огромные, с большую опрокинутую миску, купола подберезовиков и красноватые купола подосиновиков. Какие-то неведомые мне громадные грибы, образующие целые полосы. Но самое-то главное, что вызывает изумление, даже потрясает вначале, – это вид белых грибов среди этих грибных разноплеменных полчищ. Они стоят в одиночку и большими группами, по 10 – 20 штук и более, темно-коричневые и светлые, с мощными распрямленными куполами, окруженные серебристым мхом и бурой хвоей со стежками белого мха.

Вокруг этих великанов из-под хвои, мха, вздыбливая их и приподнимая случайные сосновые сучья, проглядывает «молодежь», крепкие литые «кулачки».

Потом я узнал, что все виденное мною не какая-то грибная вспышка. Это обычная, во всяком случае, частая картина в этом бору, в этом его районе (про другие районы огромного ленточного бора не могу определенно сказать эго же самое).

Один из шоферов нашего института уверял меня, что в этот бор он ездит регулярно, начиная с 1959 года, и каждый год видит там великое обилье всякого гриба, в том числе белого и груздей. Он заверял меня, что так бывает каждый год до октября месяца».

Мне остается добавить только от себя, что в том, 1967 году у нас во владимирских местах уродилось очень много белых грибов. Сначала я ходил по перелескам вокруг Алепина и приносил по 125 – 150 отличных белых. Потом я решил съездить в легендарную Дуброву – в лес, который начинается в 8 км от нас и тянется на 10 верст до Петушков и дальше к Москве. Не нужно, оказывается, ни Братского моря, ни ленточного бора между Иртышом и Обью. Грибов было столько, что мы в конце концов убежали из леса, зажмурившись, иначе уйти было невозможно. На каждом шагу попадались россыпи белых, притом молоденьких, только еще пробивающихся из земли.

Но здесь уже охота превращалась в промысел, и я больше не поехал в Дуброву, а предался неторопливой охоте за самым благородным грибом – за боровым рыжиком. Темно-оранжевые чайные блюдца проглядывали в этот год на сухих сосновых опушках сквозь все еще зеленую, но все же осеннюю траву).

Я начал говорить о белом грибе в связи с еловым лесом, хотя известно, что белый гриб водится в лесах почти всех основных типов, то есть сосновом, еловом, дубово-широколиственном и березовом, избегая лишь осиновых и ольховых лесов. Получается, таким образом, разновидность одного и того же гриба, отличающаяся и окраской шляпки и, что важнее, плотностью грибной мякоти. В березовых лесах водится белый гриб с более светлыми шляпками, в сосновых и еловых – они более темные, до темно-коричневых, почти черных, а подчас и темно-вишневых. Во всем остальном разница невелика. А может, и вообще нет никакой разницы. Тем не менее как ученые люди, так и заготовители склонны отдавать предпочтение еловому грибу. Какую-то из разновидностей нужно было все же узаконить как норму, чтобы все остальные разновидности считались лишь отклонением от нее. Так вот за норму в микологии принята именно еловая.

Но я-то вовсе не потому связал для себя белый гриб с еловым лесом, но лишь потому, что в наших местах, лесах и перелесках, стоящих вокруг Алепина, в пределах досягаемости грибника с кузовком, белый гриб растет главным образом под елками.

Известно, что белые грибы заводятся только в старых (старее пятидесяти лет) лесах. Нашей барской посадке, с описания которой я начал эту главку, естественно, больше пятидесяти, и в ней водятся белые грибы. Интересно, что в середине леса они встречаются редко, а вырастают по краю, шагов на пятьдесят в глубину.

Ученые установили, что вообще грибы любят водиться в лесах, где верхний моховой и почвенный покров несколько поврежден деятельностью человека. Говорят, в тайге заблудившиеся люди либо экспедиции по появлению грибов узнают о близости человеческого жилья, села, деревни, вообще человека.

Но к нашему лесу это правило не подходит, потому что все наши перелески очень невелики, они насквозь вдоль и поперек больше чем надо исхожены и человеком и скотиной, так что окраинная полоса не имеет в этом смысле никаких преимуществ перед серединой леса. И тем не менее в посадке грибы растут только по краям. Если сказать, что в середине леса темнее, чем ближе к краю, то там совсем не вырастали бы грибы, но они растут, только их гораздо меньше.

Собирать белые грибы в этом лесу одно удовольствие. Я уж говорил, что здесь нет ни подлеска, ни травы, ни даже мха: чистая, ровная, несколько пружинящая подстилка из многолетних еловых игл. Сквозь нее-то и прорастают крепкие темно-бурые красавцы. Гриб стоит не загороженный, открытый со всех сторон, посланный, вытолкнутый к нам, на свет божий из-под темной подстилки какой-то неведомой животворной силой.

Другие наши леса не ухожены. Частый осинник, березнячок, заросли орешника, тут и рябинки, тут и лесная ива, тут и калина, тут и лесная ягода. Среди этой зеленой путаницы стоят редкие дремучие ели. Каждая ель раздвинула вокруг себя зеленую путаницу и держит под собой просторный, пустой полумрак. Под ее широко раскинутые ветви входишь из лиственной частели, как в некое помещение, потому что под этими ветвями ничего уж нет – ни кустика, ни прутика, разве что старый замшелый пень. В хороший год почти под каждой такой елью обязательно растет два-три белых гриба. Вся охота состоит в том, чтобы продираться, раздвигая руками частель, от ели до ели, где переведешь дух, осмотришься и – глядишь – белый гриб!

Вообще же мы не можем похвастаться обилием белых грибов. По-настоящему за ними нужно ехать верст за двенадцать от нашего села, за Черную гору, к Неражи, в лес, называемый «Дубравой». У нас же добычу меряют на штуки. Так и говорят: тетя Анна нашла двадцать белых, Игнат насобирал девяносто. Эта цифра очень большая для наших мест, и постольку добывают очень редко. Все больше от десятка до сорока. Правда, один василевский мужик в той же еловой посадке в начале лета, когда никто еще не думал, что пошли грибы, попал в удачный момент и набрал полную корзину молоденьких белых грибов, не больше куриного яйца, которые только что дружно высыпали. Будто бы их оказалось триста сорок. Но это уж вовсе редкая удача, если не сказать – исключительный случай.

Я все удивляюсь, когда гляжу на дерево ли, на цветок ли, теперь вот на гриб.

В самом деле, растут две яблони. Если мы будем изучать физические и химические свойства их древесины, корней, листьев, лепестков, цветочной пыльцы и так далее и так далее, то, может быть, и не найдем очевидной разницы. Может быть, нет очевидной разницы и в тех веществах, которые дерево тянет из земли и берет из воздуха. Ну, там азот, кислород, всевозможные углеводы. И тем не менее на одной яблоне вызревают кислые и горькие плоды, а на другой в десяти шагах, так что, вероятно, переплетаются корни, – сладкие и душистые.

Дело в пропорциях, ответят мне. Те же органические и минеральные вещества можно смешивать в разных дозах, вот и получатся разные результаты. Но я и спрашиваю, где та чудесная, та гениальная, та непостижимая лаборатория, которая дозирует, смешивает (и знает, что брать) и смешивает из века в век, в одной и той же пропорции. Запрограммировано в семечке, скажут досужие люди. Допустим, хотя и это удивительно, чудесно и не поддается воображению, чтобы все там содержалось на века вперед: и будущий химический состав плода, и отсюда его запах, вкус, окраска, форма, а также и способность к воспроизведению себе подобного.

Да ведь и семечка-то, в котором содержалась программа, давно уж нет. Осталось дерево, которое все можно обыскать при помощи могучих микроскопов и хитроумных анализов. Дойдем до клетки. И до ядра. И все-таки не дойдем до фантастической лаборатории, способной создавать из бесформенных и беспорядочно валяющихся вокруг веществ либо антоновское яблоко, либо белый гриб.

Прикрепленное изображение (вес файла 182.4 Кб)

ЯБЛОНЯ

(Из книги Н. Ф. Золотницкого "Наши садовые цветы, овощи и плоды. Их история, роль в жизни и верованиях разных народов и родина". 1911)

...Тут первое место, конечно, будет принадлежать яблоку, которое можно рассматривать в то же время и как древнейший из плодов, которыми лакомился человек. О нём упоминается ещё в Библии (Песнь Песней, II, 3), как о наивкуснейшем плоде, и остатки его во множестве встречаются в свайных постройках, - этих первых жилищах человека. Конечно, яблоко это было не тот чудный ранет, апорт или аркат, который мы теперь кушаем, а просто-напросто лесовушка, те маленькие, кислые яблочки, которые встречаются иногда и теперь в диком виде в наших садах и лесах на яблонях, носящих название диких. Но и в таком виде оно считалось нашими праотцами уже очень вкусным, и служило им десертом.

Родиной этой дикой яблони считается вся средняя Европа, где, как мы сейчас сказали, она встречается в диком состоянии и по наши дни, а также, и Средняя Азия, до Индии.

Плод этот был любимым плодом классической древности, но особенно его культурой занимались древние римляне, которые, судя по словам Плиния, имели его уже до 20 сортов, из которых некоторые носили имена тех патрициев, которые их развели: так было манлиево яблоко — от Манлия, клавдиево — от Клавдия, аппиево — от Аппия и т. д.

Затем в XVI столетии число сортов его дошло до 46, но в XVIII столетии снова спустилось до 25, из которых при этом названия хороших сортов заслуживали не более семи. Интересно, что в числе этих сортов были уже и наши белый и серый ранет, осенний кальвиль и анисовое яблоко. С тех пор число сортов постепенно увеличивалось, и в наше время уже насчитываются их целые тысячи.

Заметим кстати, что название «ранет» происходит не от французского слова reine - королева, и не обозначает, следовательно, «королевино яблоко», как многие думают, а от латинского слова rana - лягушка, вследствие того, что имеют несколько придавленную форму и покрытую бородавочками, как у жаб, кожу.

Яблоня всегда была одним из любимейших человеком деревьев и в Германии до сих пор существует обычай при рождении ребёнка сажать яблоньку и затем тщательно ухаживать за ней, так как судьба яблоньки — судьба ребёнка. В некоторых местностях судьбу эту даже так близко связывают, что иногда раздражённый, выведенный из себя каким-нибудь позорящим семью поступком сына или дочери отец идёт в сад и срубает посаженное в день их рождения деревцо.

У нас яблоко было также одним из любимейших плодов.

В древние времена в лесах средней России была такая масса диких яблонь, что старинные путешественники называли эту часть даже «яблонным царством».

Вообще культурой яблонь в России стали заниматься очень давно. Ещё с незапамятных времён перед Московским Кремлём в Замоскворечье тянулись громадные сады и огороды, где разводились разные овощи и плодовые деревья и, в том числе, и разного сорта яблони. Местность эта и до сих пор носит название «Садовников».

Среди этих садов, самым древним был «Васильевский», основанный великим князем Василием Дмитриевичем, сыном Дмитрия Донского, т.-е. следовательно ещё в начале XVI столетия. Сад этот имел несколько вёрст в окружности. Теперь часть его занимает Воспитательный Дом.

Но особенно культурой яблонь стал заниматься царь Алексей Михайлович в своём родовом поместье — селе Измайлове, где у него был даже устроен питомник фруктовых деревьев. Отсюда деревья пересылались и в другие местности.

Затем Пётр I выписывал из Швеции яблони для посадки их в Летнем саду и, для выписки как яблонь, так и других фруктовых деревьев, им учреждена была особая «канцелярия», превратившаяся при Петре II в «садовую контору». Вообще до этого времени, по видимому, хорошие яблоки, которыми пользовались бояре и зажиточные горожане, были только привозные, что отчасти видно из случая во время страшного наводнения в Петербурге в 1777 году, когда любекское судно с яблоками прибило в лес в окрестностях Петербурга.

Из исторических заметок мы знаем ещё о яблоках, что их особенно не любила императрица Елизавета Петровна, которая не только сама никогда не ела их, но и запрещала их есть своим приближённым. Она терпеть не могла даже и яблочного запаха, узнавала по чутью кто их ел недавно и сердилась на тех, от которых пахло ими. От яблок ей делалось даже дурно и потому придворные боялись даже дотрагиваться до них перед тем, как им следовало являться ко двору.

Екатерина же Великая, наоборот, их очень любила, но только сладкие сорта. Ей привозили специально из Англии славившийся в то время «золотистый Пепин». А чтобы они не испортились, при перевозке каждое яблоко обёртывалось в серебряную бумагу.

Мочёные яблоки начали появляться в России в XVII столетии. Особенно их любил в екатерининское время известный чудак Головин, у которого они подавались ежедневно в виде десерта.

Прикрепленное изображение (вес файла 303.8 Кб)

ЧЕРНОГОЛОВКА

Владимир Шепитов

Горлянка чёрная

Горлянка, черноголовка, синеголовка, брунелька – это многолетнее растение до 60 см в высоту, редко опушенное или голое, с ползучим корневищем. Растение отнесено к семейству губоцветных. Стебель горлянки чёрной четырёхгранный, восходящий, слабоветвистый, бурый. Листья черешковые, супротивные, тупые, яйцевидные, мелкогородчатые, цельнокрайние, верхняя пара листьев разместилась прямо под соцветием.

Цветки горлянки чёрной симметричные, располагаются в пазухах яйцевидных, заострённых прицветников и образуют верхушечный ложный колос. Венчик реже жёлто-белый, в основном сине-фиолетовый с опушенной верхней губой.

Горлянка чёрная цветёт в июне - сентябре. Плод - блестящий орешек, трёхгранный или продолговато-яйцевидный, созревает в июле - октябре.

Горлянка чёрная встречается в южной и средней зонах европейской части России, на Дальнем Востоке, на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири. Растение произрастает на опушках лесов, в садах, на лугах.

В лекарственных целях собирают траву горлянки чёрной (цветки, листья, стебли), которую запасают во время цветения. Ёе сушат под навесами на улице, либо в вентилируемых помещениях или же в сушилках при 30-40°C. При сборе важно не спутать горлянку чёрную с черноголовкой крупноцветковой, которая отличается тем, что верхняя пара её листьев располагается не у основания соцветия, а сдвинута книзу, а также имеет более крупные цветки.

В надземной части горлянки чёрной обнаружены дубильные вещества, фенольные кислоты, кумарины, иридоиды, тритерпеноиды, дубильные вещества, стероидные сапонины, флавоноиды (кверцетин, кемпферол, рутин, лютеолин, изокверцитин, гиперозид), смола, эфирное масло, в состав которого входят альфафенхон, левовращающая камфора, щавелевая, яблочная, лимонная кислоты, следы фенхилового спирта и большое количество меди, бора, цинка, марганца, аскорбиновой кислоты, серебра, витамин К, каротин.

Горлянка чёрная обладает мочегонным, противовоспалительным, жаропонижающим, гипотензивным, антисептическим, болеутоляющим, кровоостанавливающим, противомикробным, противопотогонным, спазмолитическим, тонизирующим свойствами, улучшает обмен веществ.

Горлянка чёрная усиливает выделение мочи, понижает температуру при лихорадочных заболеваниях, кровяное давление, останавливает кровотечения, прекращает поносы.

Водный настой травы растения принимают при поносах, простудных заболеваниях, женских болезнях и различных кровотечениях. В китайской медицине настой цветков растения пьют в виде чая как жаропонижающее и мочегонное средство.

Настой травы используют в виде обмываний и ванн при различных воспалениях кожи и для полосканий при болезнях полости рта и горла.

Отвар травы употребляют при зобе (с тиреотоксикозом), туберкулёзе кожи, при ревматическом полиартрите, экссудативном диатезе и как мочегонное и понижающее кровяное давление (гипотензивное) средство.

Отваром травы растения горлянки чёрной моют голову при перхоти.

Припарки из травы растения делают при воспалениях кожи.

Прикрепленное изображение (вес файла 146.7 Кб)