Слово неброское искрами темными...

Деревянный столб, что помнит руки

В прошлое ушедших мастеров,

Покосился, треснул... Но готов

Вытерпеть своей эпохи муки -

Он не зря стоит на пятачке земли,

Держит домик синего металла.

Много в этом смысла или мало?

Человек покажется вдали

И опустит в домик жертву Богу -

Разве может быть наш мир без жертв?

Синий домик и двускатный верх,

Да еще те люди, что приходят -

Вот и все, что видит старый столб.

Вот и все, что молодой я вижу:

В ящике нет писем целый год,

Никаких "Люблю!" и "Ненавижу!"...

Человек и выбор вечен.

Но приходится решать

Чем платить, когда уж нечем,

Только тело и душа?

Вот в спасеньи человека

Камнем стала в шторм вода,

А спасатель стал калекой,

Еле выбрался тогда.

А прошел бы мимо, то есть,

Взял, другим путем пошел?

Был бы цел, вот только совесть...

Может, было б хорошо.

Эти мысли наши души

Разъедают, словно ржа -

Что важней, ценнее, лучше:

Совесть, тело иль душа?

Образ жизни и мышленья:

Где пройти, а где помочь.

Чтоб ни выбрал - сожаленье

Будет мучить день и ночь.

И по жизни я, сам знаю,

Продвигаюсь не спеша...

Ну и что, что я хромаю?

Но зато цела душа.

Спотыкаясь о гребни волн,

Из последних сил иду по воде.

Полубред, полуявь, полусон -

Полукрест и полно полудел.

Мне бы плечи свои распрямить,

Да силенки уже не те -

Оставляя кровавую нить,

Из последних сил иду по воде.

Кем бы ни был, никем не стал

В миг, когда лишь закат зардел -

Половины пути до креста

Не пройдя, я бреду по воде.

Берега уже полны городов,

Изгонять - такой у них стал удел.

Режут ноги волны, пьют мою кровь -

Из последних сил иду по воде.

Гребни пенные подобны ножу,

За спиною полутень городов -

Спотыкаясь, по чуть-чуть ухожу

В океан, туда, где нет берегов...

Из последних сил иду по воде

В океан, туда, где нет городов...

Я даже не знаю, как это назвать... Это просто голос над закатным морем... Пенные гребни - и Человек. Почему-то обычно всем важно - кто ОН? А мне показалось самым важным - почему ОН ушел? И, показалось, что знаю - куда...

Наверное, все-таки пишу лишнее...

Очередная осебетина.... Казалось, что уже выкладывал, но что-то не увидел...

Меня уже не тянет на стихи.

Я через раз - скулю и просто вою.

Возможно, время выдалось дурное,

А я гордился только лишь лихим.

Мне не найти ответов никогда,

Как белка в колесе, бегу по кругу...

И с каждым днем все дальше друг от друга

Уносит повседневности река.

Украсть бы крылья где-то далеко,

И взвиться вверх, где облака из ваты...

Но крыльев нет. И лишь железный якорь

Прицеплен чьей-то дружеской рукой...

Из очень старого... но, вроде не выкладывал.... Типа, страничка из старой тетради...

В далеком мире далекий странник.

Там небо выжег зеленый карлик,

И море вечно там цвета стали

Весь год - всю тысячу дней.

А где-то - путь, но надежды нету.

Меня тошнит здесь, но терпкий ветер

Напомнит запахи соли летом -

И нас всех потянет к Земле.

Зовет еще на закат Туманность,

Хотя, казалось, такая малость,

Что на Земле совсем не осталось

Друзей, и любви, и детей!

А я устал - захотелось дома

Залечь от чувств вековой истомы

И встретить тех же своих знакомых...

Но жаль, что их нет на Земле.

Чужой рисунок чужих созвездий

Нас не согреет в остывшей бездне,

И лишь осадком, как от болезней -

Тоска, по миру тоска!

И пусть я слышу пульсары Новых,

Я помню годы свои вне дома.

Мне стал уж шепот межзвездный стоном -

Тоска, земная тоска...

А я все верю, хоть крыть мне нечем,

Что будет вечер, и будет встреча,

Что дома сердцу все станет легче -

Что вдруг есть и дом, и семья.

И будет сын мой, как я, с балкона

Глядеть на звезды слегка влюбленно,

А после, может, как мне, со стоном

К нему в сон войдет Земля:

"Чужой рисунок чужих созвездий

Нас не согреет в остывшей бездне,

И лишь осадком, как от болезней -

Тоска, по миру тоска!

И пусть мы слышим пульсары Новых,

Мелькнули годы, и все вне дома..."

И станет шепот межзвездный стоном -

Тоска, земная тоска...

Умничка.

Ты как всегда, абсолютно права.

Глупая варежка ничуть не согреет ладонь.

Нервы-эмоции... Вчера было все трын-трава,

Сегодня опять скорлупа на душе.

Не тронь.

Но ты дочитаешь в строчках короткий роман.

И не поймешь, что происходит -

Ты сходишь с ума

Или просто что-то больное проходит?

Серый пейзаж за окном, но стекло

Не остудит ни лоб, ни неба прижатую высь...

Что-то подтаяло, тонкою струйкой стекло.

Ты выдохни резко...

...Подумай...

... и улыбнись.

Просто очень старое....

Тихий звук ночной капели,

Легкий скрип промокшей ели,

Стекла все позапотели,

Видно только фонари.

Их огни туманным светом

Говорят: "не видно лета".

Пролетело лето это

Напрочь - сколько ни гляди.

Темнота. Не то, чтоб темень,

Серый мир как мокрый кремень.

Звук капели долбит в темя,

Выбивая слово SOS.

Вновь судьбы моей причуды,

От меня уходит чудо.

Облапошенным Иудой

Я гляжу, где мой Христос.

Нет, и в бога я не верю,

Скрип души закрытой дверью -

Снова память в мокром сквере

Листья будней ворошит.

Я ведь верил! Как я верил...

А теперь готов, наверно,

Километрами измерить

Расстоянье до души.

Ночь, капель да легкий ветер

Говорят: "Не стало света".

У меня пропало лето

И погасли фонари.

Тихий звук ночной капели,

Легкий скрип промокшей ели,

Неужели в самом деле

Мы забыли о любви?

Предисловие. Зачем - не знаю, но...

Само стихотворение не новое. И, наверное, не очень удачное - в технике, в том плане, что длинные строки и слегка сбитый ритм усложняют прочтение. С другой стороны... мне оно кажется действительно морским. С порывистым ветром, с брызгами, с шумом волн и криками чаек. И одновременно - по-детски хулиганским и по-взрослому морским. Странным. Беспокойным. Тревожащим. Зовущим. Наверное, такой и должна быть настоящая

Морская душа

Столько лет холодов - как жила ты, душа нараспашку,

Под тяжелым бушлатом безденежья, воплей и лжи?

Ты, морская моя, из прорех полосилась тельняшкой,

Нас тянуло двоих не за деньги - за совесть служить.

Потерпи ты чуток - видишь, новые ветры задули.

Бескозырку достал - и ударило золото с лент.

Эх, морская душа, парус ставь, да живее под пули -

Мы пока что живые, торопись, пока новый рассвет.

Помнишь ты, как рвали с душ чужих очерственья бушлаты.

И как звонкую правду в неуверенный голос несли?

Нам прибрежное эхо отбивало салют многократно,

И наш парус надежды надежно скрывался вдали.

А потом много лет мы с тобою - увы! - не в почете,

Ни креста нам на грудь, да и нет в изголовье креста.

Скрежетали зубами за тобой арестантские роты,

Ты же внешне черствела, с трудом узнавая места.

Потому-то хотел сдернуть с душ очерственья бушлаты.

Заорать: "Оглянитесь - давно позади холода!"

Пусть другие вослед посылают бессильно проклятья -

Это слово, не пуля, от него никакого вреда.

Столько лет холодов - но прошли, понимаешь ты, слышишь?!

Снова время дороги, и морская, в полоску, душа.

Пусть туман, пусть дожди, или даже цветение вишен -

Ставим парус скорее, вон, птицы на север спешат!

Вот опять я хочу сдернуть с душ очерственья бушлаты.

Заорать: "Оглянитесь - давно позади холода!"

Чтобы парус весенний превратил меня, сделал крылатым,

И на ветер летучие ленты закусить, словно конь - удила.

Про закусывание лент бескозырки - матросы часто эти самые ленты зажимали в зубах или завязывали вокруг шеи, дабы головной убор не унесло ветром. Но завязывать дольше

Печальные реалии наших дней и моих знакомых. Так получилось, что в старом теле мозг отказал раньше тела, а наша долб...лестная медицина свалила все на плечи родных: и лекарства, и уход... а с этим - и тяжкое испытание: желать смерти телу когда-то близкого человека.

Это продолжалось почти год.

И смерть пришла.

Все-таки неожиданно.

Зеркала занавешены в доме,

Приглушен нерастраченный пыл.

Ничего не меняется, кроме

Человечьей одной судьбы.

В чем-то радость, но все-таки - горе.

С орденами костюм убран в шкаф.

Старики умирают. Не скрою.

Дней минувших не держит рука.

Все проходит для них, все проходит.

Их уже не трясет, не знобит

Даже в зимнюю злую погоду...

Кто-то умер? Не знал я... прости...

Свою память уносят с собою,

Пережитые ночи и дни,

Бой труда и тяжелый труд боя,

Миги счастья и годы любви.

И любили они, и жалели,

И давали спокойно расти,

Но молчали... И нам только вера

Остается, без знаний... прости.

Череда дней былых кинолентой

Промелькнет - только в руки возьмешь

Письма, справки, еще документы,

Фотографии... где же тут ложь?

Нет ее и не будет, я знаю,

Жили с честью, смотрели в глаза.

Только вот... старики умирают,

Не успев обо всем рассказать.

Фотография - словно икона,

Оседает на карточку пыль.

Зеркала занавешены в доме...

Вот и нет человечьей судьбы.

У этих стихов своя судьба. И свое назначение. А в итоге - каждые рифмованные строки превращаются... да и черт с ним - они же на стают от этого хуже?

Признание о любви - две версии

Я люблю твою сладость и нежность,

Обожаю и запах, и цвет.

Я в тебе вижу моря безбрежность

И степных ароматов букет.

Я люблю это странное чувство,

Что приходит с касаньем, любя...

Незаметное в сумерках тусклых,

Коим кажется день без тебя.

Я люблю тебя тайно и явно,

И, ты знаешь - довольно давно.

Утопаю в тебе безвозвратно -

Дорогое мое вино!

Я люблю Тебя. Как давно и чью?

Где украл Твоих глаз ясный свет?

Я пью жизнь - сок лимонный с горечью -

Очень тонкий и дивный букет.

Вяжет рот, боль играется скулами,

Не дает эта горечь уснуть.

Но летят мои годы пулями,

Под которыми я расту.

Я люблю Тебя. Как давно и чью?

Да и как оказался я вор?

Я пью дни - сок лимонный с горечью,

Пол-литровою водки - на спор.

И хмелею от спирта бодяжного,

Пламя рифмы кидая в закат.

Слишком нудное настоящее,

Слишком мало достойных преград!

Я люблю Тебя. Как давно и чью?

Как чужие я занял места?

Я пью жизнь - сок лимонный с горечью,

И не верю, что будет весна.

А она уже в окна мне ломится

И стучится сливовым цветком.

А я жду, и страдаю бессонницей

Оттого, что Ты так далеко.

Я люблю Тебя. Как давно и чью?

Жизнь - она очень даже не мед,

Вот и пью - сок лимонный с горечью,

Словно водку - во имя Твое!