Стихийность в молодой поэзии. Н. Абрамович

Среди разнообразных течений современного модернизма в последнее время настойчиво, упорно пробивается одно очень характерное, сказавшееся целым рядом лирических сборников. Основная идея этого литературного течения - стихийность мотивов творчества, поэзия - как голос живой природы, поэт - как непроизвольное эхо не узкочеловеческой, но общей, беспредельно-космической жизни. В основе своей это течение ставит любому автору общепоэтическое требование: дать непосредственно, стихийно бьющий родник творческой впечатлительности, являющейся столь же многоцветным, свежим и ярким, как мир. Но любопытна уже определившаяся у нас судьба этого течения, приведшая к тому, что непримиримо враждебно самому понятию стихийности, - к тенденциозности. "Тенденциозная стихийность" - что может быть дисгармоничнее этого?..

Задача этих строк - показать, как отразилась идея стихийности в лирике наших поэтов.

* * *

Быть Колумбом стихийного элемента в поэзии в наши дни немыслимо уже по одному тому, что от Анакреона и Гафиза - и до них - жизненным началом лирической, как и всякой другой, поэзии являлась именно стихийная непроизвольность, безыскусственность творчества, которое жизненно в меру того, насколько оно продукт не одного сухого труда, но соединенного с ним вдохновения.

Творческая поэзия есть стихийность сама по себе, потому что ведь не сноровка же, не уменье, не простая сознательность обусловили ту мощь звуков и красок, в которых вылилась яркая и нежная обнаженность чувства поэта. Не предполагает ли само понятие - талант - непроизвольность, стихийность его существования и проявления? Отсюда само собой вытекает, что истинная поэзия, раз она не "делана", а безыскусственна, - всегда стихийна, отражает ли она жизнь океана и водных чудовищ Бёклина или же является подобной звуку тревожных труб, зовущих массы к восстанию. Не только для пантеистических гимнов Шелли, но и для строф Барбье и Некрасова нужна та же беспредельная искренность передаваемых чувств, та же абсолютная сила захвата ими, та же мощная стихийность гражданского вдохновения, зажигающая сердца и безумно заражающая своей силой.

Но у нас точное понятие, обнимаемое словом стихийность, заменено другим. Стихийной поэзией называют не ту, в которой творческая выразительность достигла высшей степени, приближая мир души человеческой к самым границам всеобщности, как видим в созданиях колоссов искусства - Гёте, Шелли, Пушкина, Байрона, Лермонтова... В отличие от произведений, отражающих в узком смысле то, что Ницше называет "человеческим, слишком человеческим", условились стихийным называть творчество, чуждое общественности, замыкающееся в отражениях растительной, девственной жизни свободной природы, творчество, как бы выходящее за черту "человеческого", проникающее в цельность и ясность мира природы, чутко прислушивающееся к ее тайне и гармонии.

* * *

Физиономия поэзии Блока яснее определяется его первой книгой "Стихи о Прекрасной Даме". Мистический эротизм Вл. Соловьева и религиозный пантеизм картин художника Нестерова сливает Ал. Блок. Бескровная, бледная лирика умиленного аскета, сгорающего небесной страстью к Прекрасной Даме, чувствующего отблеск ее сияния в тихой красоте вод, и полей, и неба. Ал. Блок, взяв замысел средневековья, совершенно отошел от его психологических черт, стремясь уловить облик не средневековой западной Мадонны, а русской, созданной тихой народной религиозностью, Девы Марии, какой она схвачена на полотне у Нестерова. Как и последний, Ал. Блок сливает мистическое чувство народной Богоматери с живым ощущением северной природы, на фоне которой, среди узорчатых зеленых елок и полей клевера, жужжащего пчелами, только и может явиться взору нежный облик Девы Марии. Мистическая влюбленность, которой дышат строки Блока, проникнута этим веянием неземного, близкого, близкого к земле. Вся жизнь проходит ввиду открытой вечности неба, и нежное сияние мистицизма проникло все земное: и сказки пчел, и шепот клевера; земля и небо соединяются воротами смерти, сквозь которые проходишь, руководимый яркой страстью и томлением по Прекрасной Даме:

Только здесь и дышать у подножья могил,

Где когда-то я нежные песни сложил

О свиданьи, быть может, с тобой...

Где впервые в мои восковые черты

Отдаленною жизнью повеяла Ты,

Пробиваясь могильной травой.

Мотивы любви, смерти и чувства таинства жизни в природе сливаются, обнаруживая одну доминирующую ноту: горячего томленья, неукротимой жажды по жизни, воплощающей светлую грезу "Великой Жены". И чем острей чувство природы, поэтическая влюбленность в ее жизнь, в ее зеленые покровы, тем болезненней и страстнее эти мистические грезы о слиянии земного с той гармонией небесного, которая воплотит смутные ожидания, рожденные красотой земли. Создается пантеистическая религия, где Богоматерь неотделима от трав, лучей солнца и лилий. И песнь мистической любви становится песней мистического чувства природы:

...Робко пламя церковной свечи

У заутрени бледной зажгу.

...Колыхнусь восковым огоньком,

Дам почуять знакомую дрожь.

Над тобою - как свеча - я тиха,

Пред тобою - как цветок - я нежна.

Жду тебя, моего жениха,

Все невеста - и вечно жена.

Осененная религиозной поэзией смерть, - так же ярко, как и жизнь, - говорит о той же действительности мистических грез:

...Ты покоишься в белом гробу.

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу,

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой.

Не что другое, как именно поэзия религиозности, интимной, внутренней и свежей, вышедшей из недр народной души, слитой с родной природой и с укладом народной психики и отраженной во всех этих живых чертах красивым дарованием Нестерова, чувствуется в стихах Блока. Мотив им заимствован, и у Блока - гораздо больше от Нестерова, чем от Вл. Соловьева. Все приведенные отрывки веют настроением полотен художника, точно так же, как и "Подражание" ("...Мой саван плотен.Смертный венчик вкруг чела. - На снегу моих полотен - Ты лампадный свет зажгла. - Опусти прозрачный полог - Отходящего царя. На вершинах колких елок - Занимается заря"), "Брожу в стенах монастыря", "У берега зеленого на малой могиле"... И из "Нечаянной Радости" - "Белый конь чуть ступает усталой ногой", "Я живу в отдаленном скиту", "Евгению Иванову"... В последнем - икона по Нестерову.

Вот он Христос - в цепях и розах...

...В простом окладе синего неба

Его икона смотрит в окно.

Убогий художник создал небо,

Но лик и синее небо - одно.

Единый Светлый - немного грустный -

За ним восходит хлебный злак,

На пригорке лежит огород капустный,

И березки, и елки бегут в овраг.

Но в отделах "Магическое", "Перстень-Страданье" и "Детское" книги "Нечаянная Радость" находим у Блока десятки стихотворений иного рода. Определить их творческий лейтмотив - задача невозможная, тем более невозможная, что большинство из них написаны слишком туманно.

Это действительно нечто "магическое", но поэзия и искренность здесь скрыты туманной и порой чисто внешней символистикой. Избегая скучных выписок, укажем на пример подобных произведений: "Al'ombre", "Фиолетовый запад гнетет", "Я живу в глубоком покое" (где поэт называет себя "последним мускулом земли"), "Ты оденешь меня в серебро", "Потеха. Рокочет труба"... и пр. и пр.

Но если не стихийность в полном смысле слова, то, во всяком случае, свежее веянье природы, оригинально воспринятое, чувствуется в стихотворениях отдела "Весеннее". Перелетный ветерок долетел в терем, пробудил жажду весны в юной душе, вызвал на крыльцо красавицу и увел

...В синеватую даль,

Где дымилась весенняя таль,

Где кружилась над лесом печаль,

где, как живой дух леса, "в березовом дальнем кругу" встретил ее лесной старикашка, сгибавший дуги. Или же он рисует болотное царство весной, "весеннюю проталинку", где над кочкою виднеется "болотный попик", молящийся в очарованьи "вечерней прелести, увившей вокруг него свои тонкие руки", предзакатных звуков и легких шелестов. На проталины важной поступью выходят "купальницы" с "золотистыми лицами"

В лесные душистые скважины.

Все эти рисунки напоминают вещицы Клингера, его наброски пером. В этих вещах некоторое право Блока на громкое слово - стихийность поэзии.

Впервые опубликовано: Образование. 1907. No 11. С. 2-39.

Николай Яковлевич Абрамович (псевд. Н. Кадмин; 1881 - 1922) - литературный критик, прозаик, поэт, публицист.