Я жду тебя на Графской...

Графская пристань в Севастополе – одно из знаковых, узнаваемых мест. Характерная колоннада, лестница к морю, каменные львы, смотрящие в бухту, небольшая дощатая пристань… и все. При этом она отличный ориентир для местных и приезжих – колонны и навершие с цифрой «1846» видны от самой остановки, через всю площадь Нахимова. «Дойдете до Графской, а там налево» – инструктирую гостей, как им найти катер на Северную сторону Севастопольской бухты. «Колонны Графской, а перед ними повернете направо» – кому-то понадобился торговый порт или таможня в нем. «Видите колонны? За ними лестница, и вы на месте» - а это уже о самой пристани. «Возле Графки, в шесть, пока!» – подростковый сленг изуродовал и это название. И вот оно – негромкий девичий голосок произносит: «Ты где? Я жду тебя на Графской!»

С этого все и начинается…

"Я жду тебя на Графской..." - это название спектакля, который представляет Драматический театр

Черноморского флота (теперь уже) Российской Федерации им. Б. Лавренева. Казалось, основной

сюжет прост и понятен из описания: "Премьера этого спектакля состоялась в 2007 году. Режиссер-

постановщик Александр Губарев. Пьеса написана Аксиньей Норманской и объединяет шесть новелл о

любви... Перед нами проходят Екатерина Вторая, адмирал Корнилов, Анна Ахматова, адмирал Кол-

чак. Один из ярких моментов спектакля происходит на Графской пристани, когда герои 22 июня

1941 года отпускают в море "кораблики" со своими Мечтами..."

Не зря ниже названия спектакля сделана приписка "Севастопольские фантазии". Можно побыть крити-

ком и отметить массу неточностей как в тексте, так и в костюмах. Можно поставить на вид тот

факт, что эпизод с адмиралом Колчаком выписан по нашумевшему и забытому фильму "Адмиралъ". Можно

поинтересоваться, из какого источника стало известно, что Пирогов в войну оперировал деда Анны

Андреевны Ахматовой. А можно просто смотреть спектакль и прятать слезы...

Сразу замечу - мне искренне жаль тех школьников, которых привели в театр. Спектакль явно недет-

ский, хотя непристойностей в нем всего две. Не мат, не ругань - два эпизодических намека. Просто

сочувствие, сопереживание происходящему на сцене требует отнюдь не школьных знаний о городе, его

людях, о себе самом. Но вернемся к самому действу...

На сцену выходит молодой человек, держащий одну руку в кармане брюк, а второй прижимающий к уху мобильный телефон. «Я жду тебя на Графской…» – и эти образы пронизывают всю постановку. Ожидание, любовь, он и она – и Графская пристань, ее львы и колонны тому свидетели. Дощатый настил, символизирующий собственно пристань, не убирается ни в одной сцене – даже эпизод с расстрелом Александра Васильевича Колчака использует это сооружение, хотя Графская пристань к этому историческому факту отношения не имеет.

А дальше – вихрь. Вихрь действия, нежности, понимания – и Любви. И Ожидания. И Утраты. Любовь как фарс – и любовь как драма. Любовь, которая оказывается выше всего, даже смерти, хотя бы уже потому, что «Я буду ждать тебя на Графской! Я буду каждый день ждать тебя на Графской!..»

Любовь, опаленная войной, любовь, изломанная войной, любовь, порожденная войной, любовь, ставшая сильнее войны… Шесть историй любви на фоне событий, изменивших город и его жителей. Шесть? А, может, двадцать шесть? Или шесть тысяч? Или еще больше? Почти двести лет истории города – и те же почти двести лет историй любви тех, кто живет в Севастополе. Тех, кто ждет на Графской. Не беда, что в постановке использованы образы известных людей – я знаю и похожих на Екатерину Вторую, и когда-то похожих на Аню Горенко, которую больше знают, как Анну Ахматову. В каждой из шести историй есть кусочек любви каждого из нас, тех, кто пришел на спектакль. Наверное, поэтому он и получился недетским.

– Вы не скажете, который час?

– Простите, у меня нет часов.

– Как же так? Мужчины всегда носят часы!

– Я не ношу часов в Севастополе.

Вальс на Графской с Анной Андреевной. Визит в Севастополь Екатерины Великой. Любовь Катеньки и Воронцова. Эпизод с офицером флота, переодетым в турецкую гадалку, превращает обычную по тем временам историю любви в фарс. Любовное же письмо недобропорядочного графа, опекуна юной Катеньки, к своей воспитаннице и вовсе попадает в руки императрицы. Со всеми положенными в нем «томленье в чреслах» и «лобзаю ланиты и перси», оно перемещает всю историю любви в разряд исторических анекдотов. Что ничуть не умаляет самой любви. В общем, зло наказано, любовь торжествует, императрица мудра – как и положено.

И тут же – трагедия командующего Черноморским флотом адмирала Колчака. Как в фильме, все красногвардейцы выглядят полными чурбанами, только и умеющими, что играть в карты да задирать подолы. Как в фильме, являют собой образец отсутствия всякой дисциплины и службы. Как в фильме, она требует от них: «Арестуйте меня! Я его гражданская жена!» Не как в фильме – только Севастополь. Письма, дышащие севастопольской весной. Запах моря, крест Владимирского собора на центральном городском холме, улицы… Все это дано быстро, намеком, грубой кистью буквально в нескольких словах – и получился шедевр. Шедевр художника с Приморского бульвара, за минуту рисующего портрет грифелем. Шедевр, выписанный за минуту и проданный за грош – поскольку в следующий миг Александра Васильевича уводят… и вслед ему летит безнадежное: «Я буду ждать тебя на Графской, слышишь?! Я буду каждый день ждать тебя на Графской!..»

И снова Графская пристань. Судьба «гражданской жены» Колчака из библиотеки приводит нас к адмиралу Владимиру Алексеевичу Корнилову, чьи последние слова были «Отстаивайте же Севастополь!» Но до гибели адмирала мы успеваем понаблюдать за госпиталем хирурга Пирогова, где обычной медсестрой оказывается женщина высокого положения, из любви и сострадания отказавшаяся от всех благ, выбравшая войну. Прекрасная фраза, вложенная в уста тени Владимира Алексеевича – «Маша, живите! Адмиралов в России много… Ангелов-хранителей куда меньше…» заставляет и улыбаться, и плакать одновременно. Но Маша, как заклинание, повторяет: «Я буду ждать тебя на Графской…»

Первая любовь Анечки Горенко, связанная с древним Херсонесом. Уже начало двадцатого века. Несмотря на это, язык и намеки вполне современные – реплика брата Анны в адрес робкого ухажера «Эх, Вася! Ну, какой же ты… Вася!..» в переводе на русский явно не нуждается, равно как и настойчивость юной Ани.

Вообще, поражают связи новелл между собой. Шельмец-граф времен Екатерины Великой становится призраком на Херсонесе, воплощая тем самым известную севастопольскую легенду о «белом монахе». Вместе с тем, в рядах пациентов знаменитого хирурга Пирогова обозначен и Горенко – дед Анны Андреевны. А последующая встреча Анны Андреевны и Васи – уже полковника-орденоносца! – происходит во время Великой Отечественной войны, между сдачей и освобождением Севастополя, то есть в 1942-1944 годах. Тем самым перекликаются и с последними историями любви – любви молодых театралов-«лавреневцев», отмечающих десятилетний юбилей первой театральной премьеры. И, конечно же, отмечающих его около льва на Графской, двадцать первого июня сорок первого года… Четверо самых восторженных – три девушки и парень Миша – на бумажных корабликах пишут свои желания и мечты, чтобы отправить их в море, как было десять лет назад. Но летняя ночь коротка, севастопольские куранты уже давно пробили полночь, и даты на корабликах исправляются на двадцать второе. Война…

И так же, как красноармейцы обещали встретиться возле рейхстага в шесть часов вечера после войны, они обещают встретиться на следующий день после победы. В полдень. На Графской…

Миши на встрече не было. И Марина, девушка-загадка, войну назад читавшая стихи на ночной Графской пристани, разведчица, награжденная Золотой звездой Героя, принесла на встречу официальный ответ на запрос. Скупые официальные строки – «Погиб в боях под Ленинградом…» И – «Он не мог погибнуть! Бывают же ошибки! Я буду каждый день ждать его здесь, на Графской!..»

Последняя история – майская. О встрече двух ветеранов, которые на День Победы приехали в Севастополь. Которые искали друг друга всю послевоенную жизнь. О людях, нашедших друг друга… на Графской.

Спектакль заканчивается появлением письма плутоватого графа из первой истории. На сцену выходят адмиралы, императрица, ее офицеры и все те люди, за чьей жизнью, за чьей Любовью мы наблюдали полтора часа. «Это не вам?» - «Нет.» Письмо так и не находит адресата.

Финита ля… комедия?.. трагедия?.. фарс?.. драма?.. Все вместе, и ничего из этого. Это жизнь. Жизнь, где Любовь выше жизни, а смерть вообще не котируется – ведь всегда можно побродить по Графской пристани Севастополя. Побродить там, где не нужны часы. Там, где море и небо такие же, как и десятки, сотни лет назад. Побродить там, где на месте стальных махин стояли красавцы парусники, фрегаты и бриги, линейные корабли и вспомогательные суда. Вот это «Азов», а чуть дальше фрегат «Три Святителя», часы с которого связали три истории любви. Бриг «Меркурий», прославленный своим боем с двумя турецкими линейными кораблями, чей подвиг увековечен памятником с лаконичной надписью «Потомству в пример»…

Простите, что? Который час? Севастопольский, извините. Нет, не хамлю, но вот перед вами адмирал, Павел Степанович Нахимов, он, знаете ли, тоже без часов… ну, вот, все-таки обидел…

...Я стою на Графской. В мартовском воздухе пахнет намеком на весну, по бухте гуляет холодный ветер, грязная вода лениво качает мусор, львы так же смотрят мне в спину: один – с улыбкой, другой – неодобрительно. Да, еще одна легенда, ведь львы одинаковы. В холодный вечер им не на кого смотреть – на пристани я один. Ветер услужливо переворачивает картинки недавних событий, обрывков фраз, услышанных после представления. «А ты знаешь, ведь все не так было, в газете писали, Колчака не расстреляли…» А память показывает залитый красным дощатый помост – прекрасная работа осветителя. Как будто и впрямь – раздастся выстрел… Два лысеющих мужчины после осторожных радостных похлопываний по плечам: «А помнишь Борю? Да, того самого? Так ведь умер он два года назад…» А вдруг он такой же, как в последней истории, этот самый неизвестный мне Боря? Вдруг – он не успел встретить? И сколько же таких, не пришедших в полдень на Графскую? И чей-то ребенок, явно утомленный спектаклем, чей звонкий голос разносится на все фойе театра: «А конец будет? Какой конец?»

Мне кажется, наверное, что ветер теплеет, становится весенним. Я распахиваю куртку ему навстречу, улыбаюсь в море, а спиной чувствую два каменных взгляда. Один – с выражением «Так держать!», а другой – явно неодобрительный. Это смотрят львы Графской пристани. Вот так мы и живем – вроде и дни одинаковы, но один с улыбкой, другой – с ухмылкой. Вроде и плохо, но есть и свое «хорошо». А в нем, как в матрешке, прячется свое «плохо». И так – до бесконечности…

Ах, да, конец. Конец… Мальчик, я тебя расстрою. Конца не будет. Не будет до тех пор, пока в городе есть люди, которые говорят друг другу:

- Я ЖДУ ТЕБЯ НА ГРАФСКОЙ!..